Постарался осторожно выпытать у парня о его работе в комсомоле. Ничего для меня нового. Та же синекура. Ходи, пузо почесывай да обрастай полезными связями, и лишь иногда выполняй поручения вышестоящих товарищей. Примелькавшись в стадии «мальчиков-на-побегушках» можно укорениться в чьей-нибудь команде и начать карьеру с малых руководящих должностей. А дальше скользишь без проблем по заранее заданной колее, будто смазанный вазелином поршень. Главное вовремя и без вопросов выполнять полученные сверху указания.

— А кто ещё состоит в нашем секторе, кроме меня и тебя? — естественно заинтересовался я.

— Пока никого. К следующему заседанию Лейсан может ещё кого-нибудь подкинуть, — откликнулся из-за баранки Ярик.

— А как так получилось, что я возглавляю этот сектор, но не в курсе того, кто включается в него?

— А ты что, не хочешь меня? — обеспокоился вдруг парень.

Смелое заявление. Мне определенно поплохело, даже икота какая-то навалилась.

— Ну, это… Пока не знаю… — промямлил я, сдерживая позывы к иканию.

— Плохо, что ты во мне сомневаешься. Прошу не рубить с плеча и дать мне шанс себя проявить. Я многое умею, — глухо продолжил Сангушко, не глядя в мою сторону.

Представляю себе эту комсомольскую квалификацию. За окнами томительно проносился темнеющий лес. В висках стучало. На лбу выступила испарина. И еще эта проклятущая икота никак не собиралась заканчиваться.

— Яр, ты сейчас с кем живешь? — заинтересованно проикал я.

— С парнями я живу в общаге при заводе «Серп и молот». Нас четверо в комнате, — охотно пояснил он, — Нередко у разных друзей зависаю, если появляется такая возможность. Могу и у тебя перекантоваться, если не против.

Прямо как в сказке — чем дальше, тем страшней. Я благоразумно изобразил страдания от икоты.

— Чуть не забыл. Я еще умею делать расслабляющий массаж, — сделал контрольный выстрел мне в голову Ярик.

Заикалось ещё сильней, и только вблизи просторских построек немного отпустило. Сангушко был дружелюбно встречен и покормлен Степановной и затем благополучно выпровожден восвояси. Пришлось ему дать бабулькин номер телефона. Взамен получил телефон его общаги с надёжной дежурной, которая всегда передаст ему то, что я соизволю сообщить.

На кухне обнаружились следы роскошного пиршества в виде выставленного из холодильника ополовиненного ликёра «Бейлис», шикарного, но сильно покоцанного торта «Прага» и обильного фруктового букета из яблок, груш, слив, персиков и винограда. Бабулька доложилась, что приезжал навестить её тот самый давно ожидаемый фронтовой товарищ с верхов. Только что уехал. Обеспеченный у неё приятель.

— Поздно уже наказывать капитана Селезнёва. Об этом позаботился народ, — горестно вздохнул я, вспомнив замученного Серёгу.

— Вот он и приехал разбираться с тем, что произошло в Балабино, — пояснила Таисия.

Я прошёл в спальню, которую с полным основанием мог считать своей и разгрузился там нахомяченными призами. Денег у меня уже накопилось больше шести стольников. С некоторых пор я опасался оставлять в своей квартире ценные вещи. Степановне я доверял на двести процентов.

— А что известно об Авдотье? — поинтересовался я, вернувшись к чаепитию на кухне.

— Не волнуйся. Дома она уже давно.

Я даже подскочил с куском торта в руках.

— Слава небесам! Я пойду к ней, проведаю?

— Поешь нормально. Завтра сходишь к ней. Ишь, как встрепенулся. Никуда твоя хромоногая кралечка не денется, — обсмеяла меня Степановна.

Понятное дело, куда клонит старушка. С загробным миром хочет пообщаться. Пришлось удовлетворить её желание. Семёныч поиздевался всласть над высокопоставленным кавалером, младше её на целый десяток лет:

— Совсем старая ополоумела, вздумала приваживать к себе этого рыжего генерала. Не бросит он свою семью даже ради такой красавицы, как ты.

— Ох, и дурак же ты, Лёша. Витя мне только для дела был нужен. И свидеться со старым фронтовым товарищем тоже не грех.

— Знаю, какой он тебе товарищ. Ухлёстывал за тобой на фронте, как петушок за курочкой, — отпарировал призрак.

— Ну, что ему объяснять? Бесполезно, — вплеснула руками Таисия, — Встречусь я с твоим учителем истории. Встречусь. Только уймись, наконец, старый хрыч. Сил больше нет слушать.

— Старая хрычовка, — тут же отреагировал дедок.

— А что за рыжий генерал к вам приезжал? — не сдержал я любопытства.

— Ты его всё разно не знаешь, даже если скажу, — виновато проговорила Таисия.

— Как там его бишь, дьявол его нюхай… Чебуреков, кажись, заместитель самого Андропова, — растолковал призрак, — Ишь, наведывается. Отбил я её тогда у него, в грозовые года.

Я невольно произнёс вслух забавную фамилию.

— Трепанул всё-таки языком, старый мухомор! — разозлилась на бывшего мужа бабуля и поправила, — Чебриков.

Этот кренделёк был мне известен. Будет одним из следующих после Андропова председателей конторы глубокого бурения. Такой человек просто так из своего осиного гнезда задницу не вытаскивает. Перепугалась контора балабинского бунта. Степановна подтвердила мои мысли:

— Рассказала я Витюше о Сергее и о тебе тоже. Наверняка тебя позовут и расспросят о случившемся в Балабине.

Мда, бабулька, насмотревшись фильмов о мужественных штирлицах и прочих иоганнов вайсов, безоглядно доверяла работникам плаща и яда. Заметив мою недовольную морду, поспешно добавила:

— Прости меня, Миша. Но, надо это для дела, понимаешь, надо.

Для какого, интересно бы знать, дела надо? Чтобы обрушиться с репрессиями на восставших против беспредела ментов жителей посёлка? Пусть даже и не мечтают, чтобы я им чего-то такое свидетельствовал. С другой стороны, пристегнуть к этому делу Панка с его бандой не помешало бы.

— Хотят допросить меня, пусть разговаривают где-нибудь на дому, а не в учреждении. Как говорится — без протокола. Иначе танца не получится, — мявкнул я словами одного персонажа героического фильма.

— Какого танца? — опешила Степановна.

— Приватного, — хмыкнул я и засобирался на улицу.

По дороге на выселки заскочил в магазин. Купил колбаски и сухарей ванильных к чаю. Бывшая бабулька, а теперь молодая и очень даже аппетитная женщина Авдотья, ковыляла по своим немудрящим делам возле курятника. Завидев меня, остановилась.

— А вот и любовничек мой прибыл, наконец-то. Только почему-то без цветов, — подколола она меня.

— Колбаса лучше цветов, полезнее, — подхватил её тон, — Слава всем богам, что вас отпустили.

— Меня и не арестовывали вовсе, — улыбнулась целительница задорно, — Немного поругали и запретили заниматься незаконной деятельностью на дому. А ты — язычник, что ли? Богов во множестве славишь.

— Они мне все до одного труднодостижимого места. Выражение просто такое есть, народное. Куда же тогда вас увезли из дома на моих глазах целая свора милицейских и кегебешников?

— Пошли в избу. Чего на холоде стоять? Поедим, что есть в печи и поговорим обо всём спокойно, — решила Авдотья.

В доме было непривычно тихо без пациентов и постояльцев, испугавшихся милицейских разборок с целительницей. На кухне весело потрескивали дрова в печи, ласково гудело пламя. Было тепло и очень уютно. Мы пили пахучий чай из самовара, заваренный по-особому способу травами, и прикусывали сухариками.

— Что будете делать, когда страждущие перестанут к вам ходить? — невольно возник вопрос.

— А что ещё делать? Жить буду, как все другие живут. На пенсию мне уже не стоит рассчитывать. Документы придётся новые выправлять. Устроюсь на какую-нибудь работу. Тунеядцев нынче у нас не привечают, — обрисовала перспективы Авдотья.

— У вас же нога сломана. Инвалидность должны дать.

— Дадут, не откажусь. А не дадут, то тоже не пропаду. Руки то целы.

— А чего они от вас хотели? — перешёл к основной теме.

— Ты, наверно, сам догадался. Мать больного мальчика Кости написала на меня заявление в милицию. Вернее, на старую бабу-ягу. Но, я то, слава Богу, в красну девицу обратилась. Назвалась внучкой, а преступница сбежала.