— Можешь не переживать. Я уже перепихнулся с утреца, — горделиво сообщил ему.

— Что же ты только о себе думаешь, а о своих друзьях-пионерах забываешь? Нехорошо-с! — продолжал подкалывать Кутиков.

— Комсомольцев… — вежливо поправил рокера Жека.

— Санёк, кончай моих марксистов с правильного пути сбивать, — шутканул я, состроив соответствующую морду.

— Сам ты марксист! — внезапно рассвирепел Змей под озадаченными взглядами Машинистов.

Пока мы препирались, звукоинженер потихоньку наладил установку, и музыканты отвлеклись на подстройку инструментов. Мне было велено находиться неподалеку. Незаметно зал заполнился до отказа, подкралось время начала. На подиум забрался очкарик, который представил участников группы. Действо началось с ранних и знаменитых композиций: «Все очень просто», «Солдат» и «Битва с дураками». Зал с энтузиазмом подпевал молодыми глотками, радостно поблескивая глазами. Потом Макаревич, подустав, объявил меня как приглашенного музыканта и пригласил на свое место, передав электрогитару. Сам же он с удовлетворенной улыбкой спустился в зал.

А дальше был гул недовольных голосов. Свистеть открыто, правда, не осмелились, но и этого оказалось достаточным, чтобы я почувствовал позывы в нижних секциях живота и предательское дрожание в коленках. Серёга с Саней вступили первыми, вопреки обычному рисунку песни «Ну и что…». По слаженной их игре я понял, что к этой композиции все неплохо подготовились. В любом случае очень замечалось отсутствие клавишных. Восприятие не такое музыкальное, как хотелось бы. Однако, для неискушенной публики исполнение этого произведения произвело эффект разорвавшейся бомбы. Особенно впечатлили гитарные пассажи и мой вокал перепуганным голосом. Представляю себе свою перекошенную рожу. Слава всем святым, что никто не догадался съемки кинокамерой устроить. Он бы тогда стал моим злейшим врагом.

Нигде ещё я не слышал таких завываний от восторга. Публика не стеснялась выражать свои эмоции криками, воплями, даже плачем. Самым приятным бонусом оказались взгляды фанатствующих девчонок. Многообещающие взгляды вечно голодному коняшке. Вот он — мой рай! С гуриями, как положено.

Очень вымотала эта песня. Попытался передать гитару лидеру группы, но Андрей попросил сыграть ту мелодию без слов, услышанную им в рощинском ресторане. Исполнить его просьбу помешали менты с озабоченными мордами, ворвавшиеся в зальчик в сопровождении молодых людей в пиджаках. Один из них заученными движениями обесточил установку. Менты же подскочили к нам и стали крутить руки. Серёга только успел сделать жест Макаревичу, чтобы не отсвечивал. Потом нашу троицу под обожающие взгляды фанатов повели на выход и погрузили в «козлик». Лёха с Жекой и Вовкой смотрели перепуганными кроликами, но сообразили не лезть ко мне.

— Не в первый раз такое с нами, — ободряюще подмигнул Кава, когда мы расположились в зарешетчатом отсеке машины.

— Не ссы, Паха, прорвемся, — добавил улыбающийся Саня, — Жаль, что мимо бухла и девок пролетаем.

У него была такая странная улыбка, что я невольно заподозрил, что он под кайфом.

— Думаю, что перепихон мне теперь точно не грозит. Или грозит, но другого качества, — развеселился я тоже.

— По крайней мере, мозги дрючить эти орёлики умеют, — согласился со мной Кава.

Идёт мент, — начал я анекдот, — Видит, мальчик что то лепит. Мент спрашивает:

— Чё лепишь?

— Милиционера.

— Из чего?

— Из говна.

Мент надавал мальчугану по шеям. Идет на следующий день, та же картина. Мент спрашивает:

— Чё лепишь?

— Пожарного.

— Из чего?

— Из глины.

— А почему не из говна?

— Тогда милиционер получится…

Парни разразились отчаянным ржачем. С переднего сиденья недовольно начали оборачиваться менты. Я вдохновился успехом и принялся дальше глумиться:

— Сотрудник милиции, заблудившийся в подмосковном лесу, воспользовавшись помощью сознательных и благожелательных граждан, уже через какой-то год с небольшим выбрался из чащи под Владивостоком.

Ржач последовал ещё сильней. Продолжаем бесчинства:

— Как одним словом назвать проводы милиционера на пенсию?

— И как? — заинтриговался Кава.

— Мусоропровод.

Опять парни умерли от смеха, а на переднем сидении недовольно завозились.

— Маленький мальчик подходит милиционеру и спрашивает:

— Дядя милиционер, а зачем у вас хлястик на фуражке сделан?

Тот принимает гордую осанку и говорит:

— А это, мальчик, если вдруг погоня, бандиты, я еду в машине, высовываюсь из окна, чтобы стрелять из пистолета, а ветер дует и может сдуть фуражку, а так я хлястик опущу на подбородок, и фуражка останется у меня на голове.

— А папа мне говорил, это чтобы хлебальник не треснул!

Музыкальные парни стонали, держась за живот.

— Ты заткнешься, или помочь? — разозлился кто-то спереди.

— Щас заткнусь, — дружелюбно согласился я, только ещё один анекдот дорасскажу:

— Мужчина и женщина в машине занимаются любовью. Вдруг в стекло стук. Мужик смотрит, а там мент стоит. Мужик опустил стекло, мент спрашивает:

— Чего это ты тут делаешь?

Мужик отвечает:

— Не видишь что ль, бабу е*бу!

Мент снова говорит:

— Я следующий!

Мужик, почесывая репу, высказался:

— Мдя…, никогда еще ментов не ё*б…

— Ну, говнюк! Дождешься у меня! — многообещающе сообщили спереди.

— Бить будете? — радостно поинтересовался я и доверительно сообщил, — Я очень сильно несовершеннолетний, между прочим. Меня не то, что трогать, в пузико целовать можно только генсекам и каким-нибудь озабоченным президентам. Короче, замучаетесь потом объяснительные карябать.

Отбрехавшись, продолжил козление, заметив попутно, что нападающий на меня мент имел чин прапорщика:

— Товарищ прапорщик, а если не было милиции, вы бы чем занимались?

— В армии служил бы.

— А если и армии не было?

— Тогда пожарником.

— А если б и пожарников не было?

— Hе знаю, но все равно бы не работал!

Щас ты допи*дишься, гнида мелкая! — взвился прапор на переднем сидении под реактивный взрыв хохота.

Второй мент за баранкой в звании сержанта тоже злился, но молчал. Так и подъехали к отделению под истерический хохот. Представляю, что думали случайные прохожие. Я даже начал волноваться, что нас в какую-нибудь психушку увезут. У Кавы условный рефлекс вдруг сформировался. При взгляде на ментов у него начинался приступ отчаянного смеха с завываниями. Мы с Саней поневоле подключались бэк-вокалом, зараженные этим хохотом, под постные мины сопровождающих нас милиционеров.

В самом отделение милиции мы ещё долго отхрюкивались реликтовым смехом. Нас там обыскали, выгрузили из карманов мелкие вещи и развели по кабинетам. В моих карманах оказалось столько визиток, что я сам офигел. Меня допрашивал пожилой капитан.

— Фамилия, имя, отчество, где проживаешь? — строго спросил он.

— Чекалин Михаил… Товарищ капитан! Поскольку я возрастом не дозрел до совершеннолетия, прошу предупредить моих домашних. Вот телефон. Там вам все расскажут.

Мент хмыкнул и высказался:

— А порочить советскую милицию мерзкими анекдотами уже значит созрел?

— Одно слово — малолетка. Порют мало, — сочувственно вздохнув, согласился с ним.

Мент снова хмыкнул и стал набирать дядин номер на диске служебного телефона. Он вежливо представился в трубку и кратко обрисовал ситуацию. По ходу разговора, который больше приобретал характер монолога с той стороны, мент наливался краской. Положив трубку, шумно выдохнул и разочарованно сказал:

— Ничего не попишешь. Свободен. Сейчас какая-нибудь машина освободится, и тебя отвезут в твой Правдинск. Вырастили себе смену на радость врагам.

Зло взглянув на меня, он махнул рукой, чтобы я вышел ждать в коридор. Послонялся немного по коридору, изучая дебильные плакаты на стенах и нагло заглядывая в кабинеты. Было интересно узнать дальнейшую судьбу своих музыкальных друзей. Больше чем уверен, что менты, злясь на себя и на подставлявших их молодежных функционеров, абсолютно формально разбирались с рокерами. «Авангард молодежи» преисполнен лютой ревностью к любым неформальным течениям. Вместо того, чтобы искать что-то новое, привлекательное для молодежи, тупо прибегали к недостойным методам подавления конкурентов.