— Помещение занято, — зачем-то высказался Бурков и пояснил мне, — Эти ребята озвучивали исполнение песен главными персонажами. Никитин Серега пел за Андрея, а Аллочка Пугачева за Барбару.

— А, Жора. Ты хочешь нас отсюда выгнать? — засмеялся Никитин.

— Одного талантливого мальца хотим послушать, если не возражаешь, — ответил Бурков.

— Я, только за, а то подустал уже, — улыбнулся Никитин и, подмигнув мне, протянул гитару.

Хорошая такая гитара, семиструнная. И настроена отлично. Я пробежался пальцами по ладам, которые ответили насыщенным звучанием. Что бы им такое дать? Не хотелось бы ломать очарование предыдущей песни. Что-нибудь похожее, никитинское. В голове всплыли «Смысловые галлюцинации». Начальный проигрыш классный, пусть и не на электрогитаре.

— Что бы не делала ты… Под пристальным взглядом. В сердце твоей пустоты мысленный волк где-то рядом.

Звучит песня тепло, по-бардовски. Женская часть аудитории уже почти завоевана, взгляды дарятся обожающие. Припев подпевали хором почти все присутствующие.

— Мощь! — высказался Никитин.

— Малопонятно, но красиво! — выразился Куравлёв.

— Чудесно! Так хорошо, что хочется заплакать! — выдохнула Алла и попросила с умоляющим взглядом, — Еще раз, пожалуйста, исполни.

Желание женщины — закон, особенно такой.

— Где-то я тебя видела… Совсем склероз замучил. А почему исполнителя не представили широкой публике? — поинтересовалась Алла, когда затихли последние аккорды.

Смешно подкрался с боку габаритный Ширвиндт и заговорщецки спросил:

— Прости, приятель, подзабыл твоё фио!

Знал бы он, сколько я уже заимел в этой жизни имён, фамилий и прочих обозначений. Чекалин Паша, он же Миша, он же Чика, он же Клещ, он же Козлов Сергей, он же Игорь Матвиенко… Каким же назваться?

— Токарев Виктор.

— Надо же какая встреча! — изменился вдруг в лице Ширвиндт, — Я только вчера драл уши своему оболтусу за то, что тот слушал по магнитофону твои вирши. А тут вот оно — собственной персоной!

Моментально вернув себе хорошее расположение духа, продолжил:

— Значит, не только блатняк умеешь исполнять, но и приличные композиции?

— Вспомнила! Я тебя на конкурсе в Берёзовой Роще видела. Ты там со своим ансамблем первое место занял. Моих обогнал, — обрадовалась Алла и почему-то показала кулачок, — Только там тебя Игорем прозывали, кажется.

— А в фильмах он снимается? — поинтересовался пожилой мужчина, — Внешность фактурная, красавец. Я бы взял его в свою картину.

— Вы всё хотите первым вылезть, Владимир Абрамович. У меня тоже ожидается фильм с молодёжной тематикой, и он очень подойдет для моих ролей, — с обидой в голосе высказалась женщина с восточными чертами лица.

— Потом доспорите, друзья. Давайте ещё послушаем замечательные песни Вити, — примирительно сказал Меньшов.

Исполнил им ещё песню Виктора Шевчука «Метель»:

— Коронована луной, как начало — высока, как победа — не со мной, как надежда — нелегка.

На этот раз без повтора. Сама стилистика песен своей необычностью мощно захватывала внимание. Спасибо вам, мои бывшие потомки.

Никитин вдруг уставил на меня свой указательный палец и изрёк:

— Точно Токарев!

Голосовые модуляции с надрывом меня выдали.

— Песни просто восхитительны. В чём-то даже гениальны, — продолжил Никитин, — Будто горным воздухом подышал. Надеюсь, ты позволишь мне их тоже исполнять?

— Вне сомнения, Сергей Яковлевич, — смущенно пробормотал я и попросил передышки, предложив спеть Алле Борисовне.

— Ты видел мои концерты? — зарделась будущая звезда.

— Конечно, вы же в «Весёлых ребятах» выступали, и раньше тоже. Классно поёте, — проблеял я дифирамбы.

— А давай-ка ты, Аллочка, песни из будущего фильма для нашего юного друга исполнишь? Надеюсь, что Эльдар с Микаэлом на нас из-за этого сильно ругаться не будут, — заявил Никитин и взял гитару.

Полились переборы неизвестной пока здесь песни на стихи Беллы Ахмадулиной. Какой все-таки красивый голос у великой певицы. Не зря Таривердиев ругался потом, когда она стала исполнять песни в более экспрессивной манере. Последовали ещё две песни на стихи Цветаевой: «У зеркала» и «Мне кажется, что вы больны не мной…».

— Аллочка отмечает ещё одно знаменательное событие. Её утвердили представителем от нашей страны на конкурс «Золотой Орфей» в Болгарии, — заметил Никитин.

— А песню уже подобрали? — поинтересовался я.

— Нет ещё. Слободкин Паша этим занимается. Хочешь что-то своё предложить? — ответила певица.

Её большие глаза насмешливо прищурились.

— Не-а! — засмеялся я, — Просто совет хочу дать. Возьмите что-нибудь из болгарской эстрады. Слова перепишите на русский язык. Болгарам такое понравится.

— Думаешь? — произнесла Алла.

Сидит такая мышка-скромница. Какой сильный контраст с её вулканирующим образом будет буквально через годик-другой. И, что самое главное, очень даже она в моем вкусе. Надо с ней как-нибудь тоже перекинуться словечком об индийской философии.

— Маэстро, не желаете ли снова дать публике возможность насладиться вашим талантом. Желательно что-нибудь позабористей, что-нибудь хулиганское, — выспренно произнес Никитин и протянул мне гитару, подмигнув. Он все ещё колет меня на Токарева, но кроме блатняка есть же и обычные городские песни, например у Гарика Сукачева. Вжарил им «Моя бабушка курит трубку…», подскочив к роялю и рокэнролльно колотя по клавишам, стоя и вихляясь, рыча под Луи Амстронга. По-моему, сбежалась вся студия, потому что моя бешенная экспрессия перекрыла все другие источники звуков. Окончено исполнение, наступила абсолютная тишина, нарушенная голосом Рязанова:

— Думал, что сейчас от рояля ничего не останется.

Оглянулся, никто не остался равнодушным. Кто-то смотрел с обожанием, а кто-то с изумлением. Привыкайте граждане, скоро начнутся восьмидесятые роковые с мощными гитарными строями. Пугачёва, по крайней мере, смотрела в нужной тональности. Зато пришедший с Рязановым Таривердиев выпучил глаза. Не в жилу ему, знать, оказалась задорная песенка.

— Хулиган, что поделать! — развел руками режиссер, словно оправдывая меня в глазах композитора.

— Жаль, что нашей молодёжи нравится такое…, всякий панк и прочая гадость. Но, осуждать никого не хочу, да и не имею права. Каждому — своё! — высказался композитор.

Отдал гитару Никитину. Она так и висела на шее, пока я лупил по клавишам «Бабушку». Прилежным мальчиком-одуванчиком присел за рояль, и из-под моих пальцев полились звуки мелодий, сыгранных при расставании с Лейсан. Я будто погрузился в те переживания, когда играл эти композиции для неё в полупустом зале ресторана.

— Невероятная красота, — на этот раз выдохнул композитор, — Просто немыслимо! Как несочетаемые стили могут уживаться вместе в одной голове?

Обитатели студии, не скупясь, дарили мне свой восторг. Кто хотел заиметь со мной знакомство, дарили визитки, или листочки с записанными телефонами и с пожеланиями в скором времени встретиться. Никитин с женой официально пригласили меня в гости в любое удобное время. Алла на этот раз решилась мне накарябать свой домашний телефон на тетрадном листочке.

Насладило выражение лица Мини Пятницы. Какое-то потерянное, ошеломлённое. Образ крутого дельца, обременённого многочисленными связями со знаменитостями, стремительно сдулся. После спада ажиотажа, Рязанов подвел ко мне мужчину в роговых очках.

— Знакомься, Павел. Это Гена Торчинский, очень деятельный малый. Будет продвигать твою музыку в массы. А с Гараняном я сам договорюсь.

— Да! Оркестровать необходимо. В Минкульте хотят выпустить диск-гигант с инструментальной музыкой, как у оркестра Поля Мориа. Меня пригласили, Рыбникова, Зацепина, кажется. Думаю, не лишними окажутся и твои поделки, — предложил Таривердиев.

— Сначала зарегистрировать надо, — заявил Рязанов.

— Ерунда! Сам напишешь партитуры, или помочь? — поинтересовался у меня композитор.

— Не откажусь от помощи.