Но раз уж я оказалась в этом углу, лучше не пытаться выкручиваться враньем и усугублять ситуацию. В конце концов, наше сотрудничество только выиграет, если мы заранее, на берегу, расставим все точки над «i».

— Марина Рогожкина, — говорю только это.

Вполне достаточно, чтобы понять.

И Вадим, судя по тому, как его лицо снова становится непроницаемым, прекрасно понимает.

— Ясно, — коротко говорит он. — Откуда ты знаешь? И что именно знаешь?

— Это длинная история. Она не имеет никакого отношения к тому, ради чего мы тут встретились, поэтому не вижу смысла выкапывать старых покойников. Скажу только, что если бы я знала, о тебе и Марине, то ничего не было бы. Но случилось так, как случилось. Больше не повторится.

— И все же, я настаиваю, чтобы ты объяснила, что именно ты знаешь. Потому что у меня есть некоторые сомнения на счет того…

— А вот у меня нет никаких сомнений в том, что я не хочу обсуждать эту тему. И если ты будешь настаивать — я буду вынуждена уйти, даже если это будет сулить мне потерей надежного союзника.

Вадим только слегка поджимает губы, но этого достаточно, чтобы я почти физически почувствовала исходящее от него раздражение. И чтобы хоть как-то скрыть это, он снова откидывается на спинку дивана, где тень частично «смазывает» черты его лица. Нужно что-то сказать, но я почему-то не рискую снова первой открывать рот. Как будто вот здесь уже наметилась окончательная черта, после которой каждое необдуманное слово будет стоить мне буквально валить в известном направлении. Конечно, Вадим не скажет это буквально — за все время нашего короткого знакомства, я вообще ни разу не слышала от него матерных слов и такое на моей памяти впервые! — но определенно хватит и обычного словарного запаса, чтобы быстро и навсегда от меня избавиться.

— Как давно ты знаешь Марину, Лори?

— Какое отношение это имеет к теме нашей сегодняшней встречи?

— Ты можешь хотя раз в жизни перестать быть такой упрямой и не отвечать вопросом на вопрос?

А вот это уже звучит как последнее китайское предупреждение.

Но какого черта? Почему я должна говорить на тему, которая категорически мне неприятна?

— Вадим, я не хочу обсуждать ваши с Мариной отношения.

— Она мне не жена, Лори, черт подери! — Он все-таки выходит из себя. Хотя продолжает сидеть в абсолютно расслабленной позе. — И судя по тому, как ты любишь делать слишком быстрые выводы, и о том, какие это выводы, я тоже позволю сделать предположение, что ты ничего не знаешь о жизни Марины!

— Мне это и не нужно — для этого у нее есть ты.

Будь оно все проклято.

Только произнеся эти слова я вдруг максимально остро ощущаю ревность. Настолько душащую, что хочется плюнуть на все и расстегнуть так опрометчиво наглухо застегнутую толстовку, потому что мне буквально не хватает кислорода.

Я не хочу обсуждать их с Мариной отношения, потому что это как будто снова вернуться в детство и смотреть фильм с любимым актером, где он целует какую-то другую женщину. Мозгом ты понимаешь, что эта любовь — просто детский сад, и что события на экране — просто игра, и все, что происходит между «влюбленными» — не реально, но твоя ревность и злость почему-то все равно настоящие.

А я однажды уже поклялась себе, что никто и никогда больше не причинит мне боль. Даже самый офигенный мужик, которого только можно было загадать под елку на Новый год.

Я встаю, несмотря на слабость в коленях и желание остаться рядом с ним еще немного.

Допиваю апероль, чтобы хоть как-то избавиться от сухости во рту. Как будто все мои органы разом сговорились и устроили саботаж.

— Я пришла сюда разговаривать о деле, Авдеев. Твоя личная жизнь не интересовала меня раньше и не интересует теперь. Надеюсь, ты найдешь способ правильно воспользоваться информацией. Всего доброго.

Последние два слова проносятся чрез мое горло скороговоркой, потому что я с ужасом понимаю — где-то здесь у меня сдают тормоза, и все, что случится потом, я уже никак не смогу контролировать.

Нужно было бежать сразу же, как стало понятно, что Вадим и Авдеев — одно лицо.

Почему все мои системы безопасности выходят из строя, когда рядом — этот мужик?

Я знаю ответ на этот вопрос, и поэтому, не дожидаясь его реакции, бросаюсь к выходу.

— Лори, стой! — громко рычит Вадим. — Не смей снова убегать!

Я одергиваю полог, закрывающий вход в приватную комнату, и д спасительного побега остается каких-нибудь пару шагов, но проклятые ноги просто врастают в пол. Не пошевелиться. Что я хочу услышать? Что надеюсь услышать? «У меня есть брат-близнец»?

— У нас с Мариной общий ребенок.

— Капитан Очевидность, блин.

— Но между нами ничего нет. — Нужно отдать ему должное — он хорошо держит себя в руках и игнорирует мой явно нарывающийся тон.

Разворачиваюсь на пятках.

Все, это состояние я называю «отказали тормоза».

В последний раз это случалось со мной так давно, что я абсолютно не понимаю, как себя контролировать.

Поэтому, пусть все катится в Бездну!

— Ну конечно, ведь именно так и получаются дети — из задушевных бесед! — вырывается из моего рта. Настолько едкое, что я чувствую непреодолимое желание вымыть рот с мылом. — Знаешь, что общего у мадаков и хороших мужчин? Вы все одинаково нелепо врете! Придумываете нелепые отмазки, в надежде что какая-то дура это схавает. «Нет, дорогая, тебе просто показалось, что от меня воняет женским духами!» «Зачем ты истеришь, если мы просто друзья, ну и что, что я пишу ей в два часа ночи!» «Мы с бывшей просто друзья, и я по-дружески остаюсь у нее ночевать!» Господи, Вадим, зачем ты все испортил? Почему нельзя было просто оставить все как есть и позволить мне думать, что хотя бы раз в моей жизни…

Я задыхаюсь, как всегда, когда мой рот говорит правду, которую голова еще отказывается осознавать.

Вадим встает, быстро сокращает расстояние между нами — с его-то ростом ему для этого требуется всего пара шагов — и за руку затаскивает обратно внутрь. Я пытаюсь вырваться, но он буквально как куклу усаживает меня на стол и тут же ставит руки по обе стороны моего тела, как будто заключая в клетку.

Это слишком близко.

Его запах кожи, лаванды и нотка какой-то горечи, непозволительно сильно кружат мне голову.

— Просто для справки, — Вадим, несмотря на то, что между нами уже почти нет свободного пространства, все равно как будто старается держаться на расстоянии. — Обычно я не хватаю женщин, не распускаю руки и не позволяю себе ничего такого, что сделал только что. Но в ввиду некоторых обстоятельств, а так же чтобы сохранить твое драгоценное инкогнито, над которым ты так дрожишь, сделал то, что сделал. Прошу за это прощения.

— Прощаю. А теперь отвали.

Я подаюсь вперед, пытаясь выскользнуть, но в итоге мы оказываемся буквально но с к носу. И пока в моей голове по этому поводу нет ни единой приличной мысли, левый уголок его губ как бы невзначай дергается вверх.

— Напомнить, чем закончилась твоя прошлая попытка заставить меня отвалить? — Он наклоняется ниже, и его рваная челка щекочет кончик моего носа.

— Скажи спасибо своей шикарной заднице, — огрызаюсь в ответ.

— Я уже кажется говорил, что не разговариваю со своим членом, Лори. Так вот — других частей тела это тоже касается.

Разговаривать с ним чертовски тяжело, потому что в этом мужике просто отсутствуют любые не правильные реакции. Он как будто тоже заранее готовился к встрече, досконально продумал каждый ответ на любую фразу и теперь ситуация идет четко по его сценарию. Я никогда не была поклонником теории заговора, но все выглядит так, будто из нас двоих только я шла в «никуда» и на «авось».

— Хорошо, ладно. — Сдаюсь. Похоже, все мои попытки отделаться от разговора, только приблизили его неизбежность. — У тебя есть твои пять минут возле микрофона. Но прежде чем ты начнешь, просто имей ввиду — мое отношение ко всему этому никак не изменится. Что бы ты ни сказал — это не имело значения уже вчера.