— Я запер внешнюю дверь, Лори. Хватит дергаться. Послушай меня.

— Не о чем разговаривать! — пытаюсь отодвинуть его локоть и прошмыгнуть в просвет, но он как каменная глыба — даже не шевелится. — Неужели ты не понимаешь, что мы уже и так под колпаком?!

— Понимаю, что не оставлю тебя на заклание Завольскому.

— Ты должен, если не хочешь потерять дело всей жизни!

Уже очень давно я не была настолько близка к истерике, как в эту минуту.

Потому что до этого дня почти все, что происходило в моей жизни, было так или иначе мной же и спланировано, и легкие отклонения от задуманного заставляли вносить коррективы, но не сбивали с курса.

Был такой старый фильм, про пятнадцатилетнего мальчика, которому пришлось стать капитаном целого корабля. Он прекрасно со всем справлялся, и уверенно вел судно про проложенному курсу, пока вдруг не оказалось, что все это время он плыл в противоположном направлении, потому что Главный злодей испортил компас. Но наивный парень узнал об этом только в ту минуту, когда корабль едва не налетел на рифы.

Вот так же я, но с оговоркой, что на рифы я все-таки залетела.

— Лори, смотри на меня. Спокойно. Тихо. Смотри на меня.

Я с трудом, но фиксирую взгляд на бесконечно синих глазах Вадима, почему-то именно сейчас таких ярких, будто он пришелец из кибернетического будущего.

— Мне срать на Завольского. — Он как будто даже улыбается. — Этот старый гандон — та еще скользкая змея, но ему точно не удастся развалить мой бизнес. Вообще без вариантов. Вдолби уже это в свою светлую голову.

Вадим слегка постукивает по моему лбу указательным пальцем.

— Хер ему, а не «MoneyFlow», — еще одна спокойная улыбка.

— Мне бы твою уверенность, — ворчу себе под нос, снова пытаюсь вывернуться и снова безрезультатно.

— Эту проблему я решу, Лори. Бывали в моей жизни задницы и поглубже — ничего, выплыл, еще и натолкал потом, кому следует. Это большой бизнес, детка — тут не хер даже ловить, если страшно ловить пиранью голыми руками.

— Господи, избавь меня от своих мотивирующих цитат, — закатываю глаза, хотя скорее для вида, потому что от моего раздражения не осталось и следа. — И так тошно.

— А вот тут мы подходим к вопросу, который действительно меня беспокоит — что с тобой?

— Мигрень.

— Уже слышал. Это точно? Может, к врачу?

— Ага, к тому, который избавляет от болезни путем отрубывания головы.

— Я серьезно. — Вадим даже не реагирует на мой черный юмор. — Я хочу убедиться, что с тобой все в порядке.

— У меня жизнь покатилась к черту под хвост, даже странно, что болит только голова, а не отвалилась печень. Так что знаешь, я в порядке хотя бы потому, что до сих пор не развалилась на части. И хватит об этом, Авдеев, раздражаешь.

Он прищуривается, медлит еще несколько секунд, но потом все-таки отступает и дает мне спрыгнуть на пол. Терпеливо ждет, пока приведу себя в порядок, а я стараюсь не отвлекаться на его отражение в зеркале.

В зал заседаний мы возвращаемся в гробовой тишине, не сказав друг другу ни слова.

Копытин, к моему огромному удивлению, сидит за столом в той же позе, в которой я его здесь и оставила. Как будто даже не шевелился и не дышал. Хотя, это никак не отменяет того факта, что пока мы отсутствовали, он легко мог настрочить своему хозяину десяток сообщений. Ну или только одно, с каким-то кодовым словом, если так у них было условлено.

К слову, если все часы мира не сговорились против нас, то мы с Вадимом отсутствовали всего шесть минут, хотя я была уверена, что нас уже начали разыскивать с собаками.

— Валерия Дмитриевна, все в порядке? — бесцветным тоном интересуется Копытин.

— Да. — Разворачиваюсь к остальным, цепляю на лицо официальную вежливую улыбку. — Прошу прощения за эту задержку, господа. Не все устрицы одинаково полезны, как оказалось, и даже элитный ресторан — не гарантия против пищевого отравления. Ни у кого случайно нет контактов санитарного инспектора?

Юристы Завольского так и сидят с каменными рожами, а помощники Вадима поддерживают шутку и втроем мы немного разряжаем обстановку. Пока Вадим не перебивает нас предложением вернуться к сделке.

Я, стараясь не привлекать внимания, внимательно слежу за реакцией Копытина, и на мгновение он выдает себя легкой ухмылкой.

Поверить не могу, что Вам даст им себя поиметь.

Но он даже бровью не ведет, подписывая все три экземпляра.

А у меня, как нарочно, перестает работать ручка. Это, блин, тоже знак? Или я просто цепляюсь за последний шанс уберечь Вадима от дерьма, под которым он добровольно подписался?

— Валерия Дмитриевна, прошу. — Копытин сует свою ручку — какой-то пафосный «Паркер», настолько громоздкий, что его тяжело удержать в пальцах.

Бросаю последний взгляд на Вадима.

Он спокоен как удав. Уже что-то скролит в телефоне, как будто все происходящее для него давно зафиналилось.

Подписываю все документы.

Мы обмениваемся рукопожатиями, и в тот момент, когда пальцы Вадима сжимают мою ладонь, я чувствую тупую боль внизу живота.

Черт.

Если бы я не была травоядным трицератопсом, всего этого могло бы и не случиться.

Глава двадцать четвертая: Данте

Прошлое

— Так как, ты говоришь, тебя зовут? — Пытаюсь всмотреться в лицо моей собеседницы, которое странно переливается в свете клубных огней, становясь то кислотно-желтым, то темно-синим, словно у призрака.

— Что?! — Она, стараясь перекричать грохот музыки, наклоняется ко мне через весь стол, даже не замечая, что ее рыжие патлы угодили прямиком в закуски из морепродуктов, выложенные на огромном блюде в виде перламутровой ракушки.

Ну и хрен с ним, я все равно не собирался жрать эту дрянь, только оплатил заказ этой тёлки — самое меньшее, что нужно сделать, чтобы обеспечить себе халявный минет.

— Имя! — кричу ей в ухо.

— Гела! Мама говорила, что это в честь героини какой-то книги, но я не запомнила, какой!

«Мастер и Маргарита», — мысленно отмечаю я, но вслух говорю, что это героиня точно не была такой красивой, как она. Тёлки почему-то всегда клюют на подобную банальщину. Ну серьезно — на моей памяти не было ни одной, кто врезала бы мне по роже за попытку склеить ее фразочками из типового набора пикапера. Я знаю только одну девушку, которая может с легкостью сопротивляться моим попыткам манипулировать ее эго, но после той совместной вылазки в супермаркет мы больше ни разу не сталкивались нос к носу. Хотя прошла уже почти неделя и через два дня нам пора паковать чемоданы домой. Но я никак не предполагал, что отпуск, на который я сначала воообще не возлагал никах надежд, а потом посчитал его чуть ли не манной небесной, в итоге превратиться в еще один повод для бегства от прошлого.

— Красивое имя! — вспоминаю о своей спутнице только потому, что она делает не слишком удачную попытку меня поцеловать. Здесь такое сплошь и рядом, как будто каждая приехавшая на тропические острова женщина, заодно решила осуществить и парочку сексуальных фантазий.

— Ты тоже ничего, — уже заметно заплетающимся языком говорит она и снова обнимает меня за шею.

На этот раз не сопротивляюсь, терплю, пока она впихнет свой пьяный язык мне в рот и начнет елозить по зубам, как будто проверят, все ли на месте. Потом морщится, когда понимает, что что-то не так. Отодвигается, пальцами, словно я какая-то экзотическая игрушка, разжимает мне челюсти.

— Скобки? Серьезно? — У нее такое выражение лица, как будто она нашла у меня во рту змеиный язык. — Ты, блять, носишь скобки? Сколько тебе лет?

— Хочешь прижать меня к своей трепетной груди, мамочка? — издевательски спрашиваю я, одновременно наклоняясь вперед, чтобы еще раз заглянуть в ее почти ничего не скрывающее декольте.

Точнее, это какой-то топ, хотя даже на этот предмет женского гардероба лоскуток на ее рвущихся в бой сиськах тянет с натяжкой. С таким же успехом прости_господи_Гела могла бы нацепить на себя носовой платок — вряд ли он открыл бы больше, чем несуразный огрызок в разноцветных пайетках.