— Какая-то особенная заинтересованность?

Мы оба держим паузу, давая понять, что первый, кто ответит, будет считаться слабаком.

И Константин отступает, сводя все к шутке о том, что офисные сотрудники — оставшийся от рабства атавизм.

— А все мы находимся в кабале у жесткого и кровавого монстра по имени «Деньги», — делаю вид, что мне интересен этот диалог, хотя на самом деле готова буквально прямым текстом послать его куда подальше. — И приносить ему в жертву нужно самое ценное — время.

— И молодость. — Угорич снова беззастенчиво лапает меня взглядом.

Я делаю вид, что у меня в ладони зеркало, куда смотрюсь и оцениваю свой внешний вид. Потом поправляю волосы и беззаботно пожимаю плечами.

— Думаю, у меня есть еще примерно час, прежде чем связанные с работой возрастные изменения станут необратимы.

— Если бы моя жена думала так же, не не пришлось бы пахать как проклятому.

— Разве это не задача настоящего мужчины — заботиться о своей семье и приносить жене и детям самый жирный кусок мамонта?

Он запрокидывает голову и произносит три издевательских каркающих «ха».

В эту минуту ненависть к нему настолько велика, что приходится нервно засунуть ладони в карманы толстовки, чтобы он не видел, как от непреодолимого желания выцарапать ему глаза, корчатся мои пальцы.

Когда-нибудь — или уже очень скоро — я смогу это сделать. Пусть и фигурально, но от этого не менее болезненно.

— Откуда это берется в вашей непонятной бабской логике? — Он подходит ближе, но, слава богу, между наим еще есть пара метров свободного пространства. — Вот эта чушь про мамонта и добытчика. Ты хоть представляешь себе, что мамонтов на всех не хватает?

— Говорят, они вымерли миллионы лет назад, — выдерживаю спокойный тон, хотя так и подмывает высмеять его жалкую попытку оправдать собственную расточительность.

Теперь, когда я в курсе, что эта тварь сидит в глубокой финансовой яме, я чувствую себя немного более уверенно. Как человек, который однажды пострадал от нападения бандитов и вдруг нашел исправный пистолет. Просто факт тяжести оружия в кармане уже добавляет спокойствия.

А мое «оружие» гораздо более смертоносное, чем десять грамм свинца.

— Вымерли, ага, — морщится Угорич, — потому что жадные бабы хотели самый жирный кусок мяса, даже не представляя, как эта тварь выглядит.

— Звучит как оправдание охотника на зайцев.

Черт. Блин. Я же обещала себе держать язык за зубами.

Лицо Константина стремительно мрачнеет, и он делает еще один вкрадчивый шаг вперед, теперь как никогда сильно напоминая голодного ощерившегося шакала. Я продолжаю сидеть на месте, воображая, что вместо позвоночника у меня долбаная земная ось, которая проходит через все мое тело и не дает пошевелиться или расслабиться.

— Ты как будто только что хотела меня обидеть, нет?

— Мы разве не говорили об охоте?

— Не увиливай, девочка, я знаю, что ты мастерски научилась это делать.

На мгновение меня прошибает дрожь, потому что все это звучит так, будто Константин знает, кто я на самом деле. Знает с первой «новой» встречи, но держит язык за зубами ради своих скрытых целей.

— Мне хорошо знаком такой тип женщин, — продолжает свое откровение Угорич. — Вы отлично умеете приспосабливаться. Заканчиваете какие-то курсы по раскрытию матки или назубок разучиваете технику глубокого минета, находите лоха, который проглатывает наживку — и лихо седлаете его шею.

Я мысленно выдыхаю.

Ах вот он о чем.

Наверное, пора уже переставать трястись и искать скрытый смысл в каждом его слове, потому что эта тварь, какой бы зубастой и кровожадной она ни была, на самом деле примитивна до безобразия. Если бы он мог без последствий на меня наброситься — то уже сделал бы это миллионом разных гнусных способов, каждый из которых я буквально читаю в его мыслях. Но он боится последствий, и поэтому довольствуется лишь противным потявкиванием. Абсолютно безопасным для меня, к счастью.

Но то сказал, что я не могу огрызаться в ответ?

— А где учат этой технике глубокого минета, Константин? Я бы прокачала навык.

Он презрительно дергает верхней губой.

— Он тебе не пригодится.

— Ну, не такая уж я бесталанная, чтобы всю жизнь заниматься скучным перекладыванием бумажек.

— Ты прекрасно знаешь, о чем я. — Еще одно пренебрежение, на этот раз выраженной гадкой улыбочкой.

— Откуда мне знать — я же блондинка.

— Но ты не дура, девочка, и прекрасно знаешь, о чем я говорю.

— Нет, не знаю. Откройте мне правду, Константин, и возможно она меня освободит!

Он так сильно хочет ответит, что даже открывает рот.

Будет просто идеально, если он прямо сейчас ляпнет то, что я смогу сунуть под нос и Андрею, и Завольскому-старшему. Одному сказать, что за его спиной говорят его обожаемые друзя, а другому намекнуть, что в окружении Андрея есть люди, распускающие эти мерзкие слухи о его сыне. Старому борову ничего не будет стоить раздавить Угорича. Особенно теперь, когда Константин и так в финансовой черной дыре.

Но все-таки Угоричу хватает ума вовремя заткнуться.

— Что-то не так? — пытаюсь спровоцировать еще раз, но чутье подсказывает, что шанс на это теперь почти стремится к нулю.

— Нет, я просто хотел еще раз сказать, что Андрею повезло с супругой.

Он шутовски откланивается «в пол» и поднимается наверх.

Но даже несмотря на отсутствие результата, я чувствую на языке первый вкус его крови.

Глава пятнадцатая: Лори

Настоящее

Домой мы с Андреем возвращаемся почти в одиннадцать ночи воскресенья.

Я чувствую себя уставшей, потому что Андрей все-таки умудрился выпить и мне пришлось сесть за руль и пытаться корчить покорителя Марса, потому что снег так и не прекратился и дорога, несмотря на снегоуборочную технику, местами все равно напоминала сплошную полосу препятствий.

Но несмотря на это, все равно долго не могу уснуть.

Сижу в гостиной, которая уже начала приобретать очертания пригодного для жизни жилища, и пытаюсь поймать за хвост одну из множества мыслей, которые хаотично снуют у меня в голове.

Как там Марина? Они с Вадимом уже занялись сексом и спят в обнимку? Или только готовятся?

Нет, это определенна не та мысль, на которой нужно сконцентрироваться, но она как-то незаметно расталкивает все остальные, хоть и они куда важнее требуют моего внимания гораздо больше. Но я все равно зачем-то лезу на страницу к подруге и проверяю все ее сторис. Там никогда нет ничего такого, она даже дочь редко показывает, да и то суеверно скрывает ее лицо за «сердечком» или только со спины. Вадима там вообще никогда нет, ни в каком виде — ни со спины, на боком, ни хотя бы голосом. Максимум, что может указывать на присутствие в ее жизни мужчины — как будто случайные «мы» когда речь идет о дочери. «Мы возили Стасю в зоопарк», «мы решили, что у Стаси — папины глаза».

У нее действительно глаза Вадима.

Сейчас даже странно, почему я сразу не поняла, чья она дочь, хотя ее невероятный синий цвет глаз буквально сразу напомнил что-то до боли знакомое. Но откуда мне было знать, что Вадим и Марина…

Господи.

Чтобы хоть как-то отвлечься, пишу Данте, что у меня есть кое-что на Завольского-старшего, и вкратце рассказываю, что удалось выяснить о его планах по уничтожению Авдеева и «MoneyFlow». И делаю приписку в конце: «У тебя сейчас какое время суток?»

Зачем?

Мне просто больше не с кем поговорить. Даже о долбаной погоде или виде из окна.

Данте: И что ты собираешься со всем этим делать?

Данте: У меня почти полночь.

Он присылает фотографию с видом Эйфелевой башни из окна. А неделю назад бултыхался в каком-то северном море.

Действительно, а что я теперь буду делать? Позволю старому борову сожрать Авдеева, а потом сделаю так, чтобы он им же и подавился? Или…

«MoneyFlow» — один из тех «гладиаторов» на финансовой арене, который умеет дать сдачи. Это не просто какая-то мелкая сошка, которая болтается под ногами и может только мелко пакостить. Будь это так, Завольский-старший придумал бы что-то попроще. С двумя предыдущими жертвами он пошел долгим незаметным путем как раз потому что боялся преждевременного разоблачения и получить сдачи до того, как жертва ослабнет и уже не сможет встать на ноги.