— Это должна была быть стандартная проверка, тупая ты овца! — выкрикивает Завольский и я, пользуясь тем, что меня никто не видит, отодвигаю трубку от уха. Дышать сразу становится легче, и плевать, что это абсолютное плацебо. — Делать мне больше нечего — натравливать на себя же этих шакалов?! Кто вообще эти суки? Имена, фамилии!

Нет, определенно, Андрюша сын своего отца и теперь у меня есть одно, но железобетонное доказательство. Когда их яйца попадают в тиски — визжат эти свины абсолютно одинаково.

Продолжая отыгрывать роль послушной марионетки, сдаю пароли и явки — никакой секретной информации тут нет, все их документы, я уверена, служба безопасности «ТехноФинанс» проверила вдоль и поперек. Как уверена и в том, что Завольский увидел их самое большее через час после начала «облавы». То, что он задет эти вопросы мне — банальная проверка. Думает, что начну отнекиваться, сделаю вид, что ничего не знаю, не видела и не слышала. Именно так, по мнению этой жирно твари, ведут себя слабаки, когда их прижимают к стенке. Именно так, скорее всего, вела себя Регина, за что и поплатилась жизнью.

— Их уже проверили! Кто еще?!

— Еще?

— Не прикидывайся дурой, Валерия! Я прекрасно знаю, какая ты хитрая тварь!

— Юрий Степанович, я отвечу на все ваши вопросы, если вы будете задавать их прямо и четко. Я действительно тупая овца, но я не понимаю, что вы хотите услышать на вопрос: «Кто еще?»

— Думаешь, я совсем из ума выжил?! — Он уже натурально заходится. Бьет посуду, судя по фоновому шуму. А вот этот громкий треск — наверное, от удара хрустального графина о стену. — Думаешь, я не понял, зачем они тебя забрали? Кто вышел с тобой на связь? Имя, фамилия, должность! Какие выдвинули условия?! Я хочу знать, кто под меня копает!

— Больше никого не было. — Правду всегда легко говорить, потому что правда звучит одинаково и не дребезжит от парочки разбитых тарелок, пусть даже баснословно дорогих. — Никаких дополнительных условий. Я подписала документы от лица представителя «ТехноФинанс» о том, что документ, изъятые из офиса, были получены в первоначальном виде и что осведомлена о начавшейся проверке по статье…

Странно, но Завольский не пытается вставить свои пять копеек, пока я, чуть не зевая, перечисляю длинный список открытых против его финансовой империи дел. И только в конце (нарочно оставила на «сладкое» две самых забористых, грозящих не просто крупными штрафами, а криминальной ответственностью и конфискацией имущества) слышу от него короткое и приятно дрожащее: «Пиздец, сука, блять…»

А ведь он испугался.

Я больше года знаю эту тварь «в лицо» и видела его в разных ипостасях, но это впервые, когда он реально заикается.

— Это все? — Он очень старается держать голос, но дрожь я слышу особенно хорошо. Может потому, что последние шесть лет жила с мыслью однажды ее услышать.

— Да, больше ничего.

— Какое, блять, ничего?! — взрывается во второй раз за наш короткий разговор. — Что тебе сказали передать лично мне?

Я понимаю, что он хочет услышать условия, на которых «ТехноФинанс» и его изнеженную вседозволенностью жирную тушу оставят в покое. Ждет, что я озвучу понятные ему условия игры — кому и сколько нужно отстегнуть, чтобы снова сытно есть и сладко спать.

— Юрий Степанович, это все.

Я знаю, что мой ответ ему не понравится еще до того, как Завольский снова начинает истошно вопить в трубку и поливать меня отборной грязью. Если бы этот разговор был глаза в глаза, в этой комнате, жирный боров уже набросился бы на меня с кулаками. И даже мое беременное состояние его бы не остановило. Потому что сейчас он отчаянно, впервые за очень долго время (а может вообще впервые в жизни) испытывает ужас — как так, никто не хочет взять го грязные деньги? А что же тогда от него хотят?

«Когда человек говорит, что ему ничего не нужно, это значит, что он хочет все».

— Ты тупая ёбаная овца!!! — как резаный орет Завольский, беря в точности те же высокие ноты, что и его сынуля несколько минут назад. — Ни хуя сделать не можешь! Только жрешь и срешь!

Его прорывает как старую канализацию, и наружу исторгается такой поток гнили, вони и фекалий, что хочется продать душу дьяволу за акваланг и баллон с кислородом. Но я слушаю, не перебивая. Есть в этом какая-то толика и моего личного удовольствия — в конце концов, это ведь только начало, а чудовище уже скулит от боли.

— Звони этим гандонам, спрашивай, что им нужно, кто дал отмашку меня кошмарить! Или, на хуй, будешь землю жрать!

Вот тебе и большой злой крутой дядечка — как только запахло жаренным, так сразу и в кусты, и прикрываться беззащитной девчонкой. Как будто от того, как сильно я буду испугана, ситуация для него кардинально изменится.

— Юрий Степанович, я думаю, вам нужно уладить этот вопрос самостоятельно. Я же просто…

— Ты, сука мелкая, подписала ебучие бумажки! Я ни хрена не знаю об этой истории!

Интересно, что он думает, я должна на это ответить? «Конечно, Юрий Степанович, я сейчас же поеду в прокуратуру. Напишу явку с повинной на то, о чем понятия не имею, поплачу и попрошу дать мне пожизненно, ради вашего спокойствия»? Что я в принципе могу сделать кроме того, что уже и так сделала?

— Копытин с тобой свяжется! Делай все, как он скажет, сука, или очень сильно пожалеешь!

Но перед тем, как бросить трубку, еще разок «шлифует» меня трехэтажными матами.

Если честно — вообще все равно.

После спокойного разговора с Авдеевым, я чувствовала себя гораздо более грязной и использованной.

Глава сорок вторая: Лори

Настоящее

На следующий день Копытин связывается со мной еще до восьми утра. В свойственное себе совершенно безэмоциональной манере говорит, что я должна приехать в офис к девяти, где он будет ждать меня к девяти для того, чтобы мы выработали и утвердили «единую стратегию поведения». Голову даю на отсечение, что их единственная стратегия — сделать меня козлом отпущения. И если бы за всем этим не стоял Авдеев, у меня было бы жирный повод крепко нервничать и задумываться о своей дальнейшей судьбе. Но по крайней мере на сегодняшний день Вадим не давал повода думать, что спать не может — как мечтает меня закопать. Хотя и ему я тоже больше не верю, поэтому на всякий случай не выпускаю из головы мысль о том, что на случай побега у меня есть чистенький, нигде не засвеченный паспорт и деньги, до которых лапа Завольского никак не сможет дотянуться.

Но это даже не план, а скорее — вариант, при котором события начнут развиваться по самому худшему сценарию.

Перед тем, как заехать в офис «ТехноФинанс», останавливаюсь в своей любимой кондитерской, которая расположена всего в квартале от офиса, но каким-то чудесным образом в ней еще можно купить обычные слойки из самого обычного теста и сахара, и на удивление вкусный кофе.

Но где-то на полпути к стойке, возле которой сегодня, как назло, образовалась длинная очередь, меня окрикивает знакомый мужской голос.

Наратов.

Как говорится — этого гада я узнаю из тысячи, даже спиной, даже просто по тому, с какой интонацией он произносит мое имя. Сегодня с таким восторгом, будто встретил старого должника в разгар собственного финансового краха. Я малодушно хочу сделать вид, что не слышу и не вижу, и быстро сбежать, но потом вспоминаю что в последнее время за всеми своими проблемами непозволительно надолго упустила его из виду. А ведь мне есть о чем с ним поговорить.

— Сергей Сергеевич Наратов, — произношу его имя нарочно с громким уважением, прекрасно помня, как сильно это чешет его чувство собственного величия. — И в таком совершенно приземленном месте.

Сергей сегодня в белом поло от известного бренда, свободных белых штанах и бежевых туфлях. Выглядит как модница перед сиестой, хотя по расписанию у него вроде как сегодня полноценный рабочий день.

— Валерия Ван дер Виндт, — как будто передразнивает меня Сергей, подступая так близко, что между нами почти не остается свободного пространства. — Отлично выглядишь. Сначала даже не узнал тебя.