— Я сделала, что ты хотел, — холодно заметила она скале.

И из тьмы выступила мужская фигура в плаще.

— Умница, — донеслось весёлое из-под капюшона. — Ты свободна, душа моя. Дальше я сам. Хотя, на твоём месте я бы воспользовался случаем расправиться с собственными врагами. Сейчас пойдёт такая заварушка, в которой любая смерть останется незамеченной.

— Это с тобой что ли?

— Ну что ты, крошка. Против меня у тебя кишка тонка. Да и мы же союзники, не забыла?

Мужчина привлёк рыжеволосую и властно поцеловал. Та поддалась.

— Так себе союз, — призналась, когда поцелуй закончился. — Сотрудничество с тем, кто может в любой миг с тобой расправиться…

— … придаёт жизни особенно волнующий вкус, разве нет? Острый и пряный. А сейчас иди и делай, что твоя душа пожелает.

Она развернулась и пошла. Лёгкий плащ за её спиной развевался.

— Кара, — позвал мужчина.

Женщина обернулась.

— А твой план с Золушкой и приворотом был неплох. Весьма. Если бы не одно «но». Ну, ты понимаешь.

И, рассмеявшись, союзник неторопливо направился вслед за толпой.

Они ворвались в сад, ломая ветви деревьев и поджигая кустарник. Топча цветы и заливая парк пьяным огненно-красным светом.

— Где ты, колдун⁈ Выходи! Мы тебе волосёнки-то подпалим!

— Сучий сын…

— Выкидыш феи…

Парк молчал. И замок тоже молчал. И толпа всё более и более наглела. Кто-то уже мочился в фонтан, кто-то ожесточённо давил белоснежные пионы, кто-то побежал по лестнице в замок, торопясь первым нагрести золота.

Но внутри золота не было.

Высокие стены, своды, чей вековечный мрак не мог разогнать свет тысяч факелов, гулкое эхо, длинные безлюдные коридоры. Постепенно пьяные крики начали стихать, превращаясь в напряжённое молчание.

— Выходи, гад! Выходи, выкормыш ведьм! — орал Гастон, но даже его яростный голос, искажённый каменными пространствами, казался писклявым.

— Что-то тут не так, — первым не выдержал белобрысый брадобрей.

Толпа замерла.

— И золота нет…

— Как-то всё тут…

Гастон обернулся к ним:

— Трусы! — закричал пронзительно. — И он такой же трус! Чертополох просто сбежал. Тут же нет никого! Запалим жилище колдуна!

— Пойдёмте отсюда, — возразил кто-то боязливо.

И все попятились. Вышли в сад. И вдруг увидели старинный колодец, а перед ним на скамейке — печального гнома. Он посмотрел на них и угрюмо проворчал:

— А нельзя ли потише? Я слушаю.

— Он… он прозрачный! — взвизгнул кто-то.

— Чудовище! Монстр!

Гастон зарычал, подобрал камень и швырнул в призрака. Камень пролетел сквозь приземистую фигуру.

— Жил-был мельник, и у него была дочка… — заговорило что-то.

Толпа завопила и отпрянула от колодца.

— Зассали? — прохрипел Гастон яростно. — Испугались призрака? Смельчаки, ничего не скажешь!

Он подошёл и смачно плюнул прямо в студёные воды, а затем приблизился к гному и помахал сквозь него рукой.

— Что вам может сделать бесплотный дух? — захохотал злобно.

— Обидно, между прочим, — пробубнил призрак несчастным голосом. — И неприятно.

— И вода? А? Что вам сделает воздух и тухлая водичка? Вы, может, ещё травки и кустиков испугаетесь? А?

Гастон распалялся всё сильнее и сильнее, и совершенно не заметил, как лица спутников исказил ужас. Внезапно что-то пронзило его, разрывая плоть, и мужчина, опустив голову, увидел, как из его живота вырвалась плеть колючего тёрна. Вторая плеть пронзила плечо. Он завопил.

— Ходят тут, только мусорят, — проворчал призрак гнома. — А потом убирайся за ними…

Вояки побросали факелы и с громкими криками бросились обратно, туда, где в лучах рассвета уже начал таять стеклянный мост.

Тернии протянули ветви и потушили огонь факелов, утащили труп осквернителя и принялись оплетать коридоры замка и сад.

— Мне было неприятно, — уныло повторил гном. — Я сказал ему, а он всё равно…

Фаэрт прошёл и опустился рядом с ним на скамейку, вытянул ноги и посмотрел на замок, стены которого стремительно зарастали тернием.

— Это невежливо, когда вот так. И говоришь ему: неприятно, а он…

— Сочувствую, — процедил Чертополох.

Затем щёлкнул пальцами. Гном окаменел. Фаэрт закрыл глаза.

— Уже уходишь? — раздалось за ним насмешливое. — Даже не попрощавшись?

— Прощай.

Чертополох не стал оборачиваться.

— И всё? Вот — просто «прощай»? А как же… ну там чёрные вихри из кончиков пальцев? Красные молнии? Гигантские пауки? Неужели даже единорожков злобных не будет? Хочу взбесившихся единорожков, братик. Очень.

Фаэрт всё же чуть повернул голову и посмотрел на Дезирэ, замершего в десяти шагах от него. Ветер ерошил светлый хохолок на затылке принца.

— Да-да, — насмешливо подтвердил младший сын покойного Андриана. — Я вспомнил. Всё, братишка. Совсем всё. Не спрашивай, кто мне помог. И, судя по тому, что ты всего лишь наложил на меня чары, а не отправил к псам бездны, ты — слабак. Какая ирония судьбы! Ты умрёшь в собственном доме от руки собственного брата, которого, к тому же, помиловал ты сам. Обхохочешься, верно?

— Зачем ты послал их на бессмысленную смерть? — поинтересовался Фаэрт.

Дезирэ пожал плечами:

— Мне хотелось посмотреть, как ты их убьёшь. А ты не смог даже этого! Кроме одного, верно? Одного-то Вечный замок убил. Кстати, а кем он был, этот несчастный?

Занимался новый день, и жёлтое небо начало смущённо наливаться восходом. Солнце ещё не показывалось, укрытое горным одеялом, но его лучи уже щекотали золотистым светом лёгкие облака.

— Молчишь? Ну хорошо. Я сам догадаюсь. Ты ведь вытащил свою женщину из мира зеркал, верно? Обманул всех и вытащил? Не мог оставить там, это было бы непохоже на тебя. А, значит, на неё тоже наложил чары забвения, верно? И она, конечно, тебя забыла. Но ты-то её — нет. А это, знаешь, что значит? То, что я её найду, братик. Уверен, она как-то связана с тем мужичком. А ты меня знаешь, я вычислю, и кто он, и кто она. И это будет презабавно увидеть Илиану беспомощной. Без своей магии, даже без памяти о магии, не понимающей, кто стоит перед ней.

Дезирэ рассмеялся. Вскинул руку, и в его ладони замерцал свет.

— Ну давай же. Выходи на бой. Давай снова сразился. Я скучал по нашим потасовкам. Хочу заморозить тебя. А ещё лучше превратить в собаку. Хочу, чтобы бы ты видел, как я начну игру с твоей женщиной. Давай! Доставь мне удовольствие напоследок.

— Ты никогда не думал, — вдруг задумчиво прошептал Фаэрт, несводя глаз с побуревших из-за тёрна стен, — что на рассвете любовь особенно хрупка?

— Нет, не думал.

— Ты был совсем маленьким, когда наша мать погибла. Ты помнишь её? Хотя бы немного?

Младший принц расхохотался:

— Ты хочешь посентиментальничать? Неожиданно. Грозный Чертополох вспоминает мамочку и пускает слезу!

— Так ты помнишь её?

— Нет.

— Я так и думал.

Фаэрт обернулся, поднялся со скамьи.

— Дезирэ, — сказал мягко, — наша мать называла тебя щеглом. Когда ты был карапузом, ты часто смеялся. Звонко и заливисто, словно птичка. И мать начинала улыбаться тебе в ответ.

— И?

— Ничего. Просто вспомнил. Ты хочешь драться?

— А ты, конечно, нет? — Дезирэ прищурился. — Думаешь снова уйти через башню Смерти, верно? Вот только не получится. Они прислали меня сказать тебе, что ты больше не хранитель. В последнее время ты слишком часто злоупотреблял своей властью. И вот это, — он коснулся левой половины своего лица, имея ввиду лицо Чертополоха, — тому доказательство.

— И когда же они тебя послали?

Принц рассмеялся, встряхнул головой:

— Я не смог тебе в прошлый раз сказать… Кстати, как там твой сынишка? Скучает, наверное…

Но договорить не успел. Тёрн, бесшумно подкравшийся к нему, вдруг набросил петлю на тело охотника, словно тощая анаконда.

— Скучает, — кивнул Фаэрт. — Но тебе этого не понять.