— Нет.
— Вы лжёте, — выдохнула я и почти вплотную шагнула к нему, запрокинула лицо, всматриваясь под его капюшон. — Если бы вам не было одиноко, вы бы не «купили» меня. И Гильома тоже… Не знаю, как вы купили его, или у кого, он вам что-то проспорил, или его родители, или вы просто захватили его в плен… А почему нет? Жизнь же несправедлива. Признайтесь, что вам банально скучно! И это ведь несмотря на то, что вы периодически бываете во дворце и…
— Ты кричишь, — заметил он холодно.
— Кричу. Потому что я — человек. А вы? Человек ли вы? Некоторые в этом сомневаются. И я — тоже. Может, тысячелетний эльф, или полубог, или…
— Человек.
Я запнулась. Ливень словно смыл ярость. Страх тоже исчез. Остались лишь обида и усталость. Я отвернулась и произнесла вполголоса — догадывалась, что он меня услышит:
— Если Гильом простудится, думаю, вам будет несложно его исцелить. А вот чёрную болезнь, меланхолию, так просто не вылечишь. Гильому нужно двигаться. И общаться. Ему нужны новые впечатления и занятия. Не только книги. Но вам этого не понять. Вам же плевать на других людей, на их чувства…
И замолчала, осознав, насколько глупо об этом говорить чудовищу.
Принц Фаэрт прошёл вперёд и нагнулся над платформой, с которой уже свалилось кресло. В процессе падения она перевернулась и сейчас торчала колёсами вверх, привалившись к кусту. Колдун задумчиво покрутил колесо. Я тоже подошла и встала рядом.
— Тормоз бы, — прошептала с грустью. — Но я не понимаю, как его сделать… И руль, чтобы Гильом сам управлял. А по-хорошему бы…
И замолчала, всё больше осознавая, как глупо это всё. Однако мне становилось всё теплее и теплее, словно у меня был плащ с подогревом. Он был длинным, от макушки почти до самых пят, и я запахнулась поплотнее.
— Впредь такие изобретения согласуй со мной, — Фаэрт вдруг наклонился и подобрал с земли антинаушники. — Что это?
— Моё украшение.
— Гм.
Он оглянулся. В темноте выражение его лица не было понятно.
— А теперь иди спать.
— Но…
Однако мои возражения, конечно, никто не стал слушать! Ещё бы! Кто я такая! Я зарычала и ударила ногой по стулу. Стул отлетел в стену и сломался. Ну хоть какое-то удовлетворение. Я скинула плащ, рухнула на постель, закрыла глаза.
Игрушка! Электрическая кукла! Надоела — выключили и отправили спать.
И вдруг поняла, что мне не холодно. Пощупала одежду — сухая. А ведь я помню, что вымокла до трусов включительно. Кстати, трусы я сшила себе сама, в этом мире их не было. Дико и странно. Я схватилась за волосы. Сухие. Чертополох успел как-то меня просушить? Или… Я осторожно потянулась и взяла плащ. Обычная шерсть. Коснулась подкладки… Тёплая!
Я резко села и снова набросила его на себя. Реально плащ с подогревом! Ну ничего себе!
Стало как-то… радостнее, что ли.
Итак, что мы имеем: колдун, хозяин замка Вечности, имя — неизвестно. Гильом, страдающий от неизлечимого или излечимого паралича ног. Мари — фея, неплохо шарящая в физике. И я — бессердечная девица, пленница Холодного замка. Мне надо как-то выбраться отсюда, но вот только — как? Я ведь заключила сделку с монстром.
Я задумалась. Снова легла, завернувшись в тёплый плащик. Вариант один: новая сделка. Старая ведь не предполагала конечности завершения. Ну а тогда… Что я могу предложить Фаэрту? Ничего. Значит, мне нужно что-то, что я смогу предложить Фаэрту. Например, какую-то его тайну. Может быть, мне узнать его имя? Ну и как-нибудь шантажировать его? Не понятно. Но точно стоит узнать о нём побольше. И желательно того, чего не знает никто.
Вот с этого завтра и начну. И на таком позитиве я и уснула.
Глава 18
Черная башня
«Она так прекрасна! Так восхитительна! Такое чудо! Вот что значит — истинная любовь!».
— Сволочь! — Марион резко открыл глаза и сел.
Потряс головой, но голоса не унимались. Они разными эти невыносимые голоса: властные, нежные, мягкие, жёсткие… Тише, громче, пронзительно, гугниво…
— Я схожу с ума, — прошептал принц и схватился за голову.
«Ты — счастливчик! — возразил ему жизнерадостный голос. — Мало кто в жизни находит своё счастье».
— Задрал! — рявкнул Марион и поднялся. Пошатнулся, схватился за столбик кровати.
Новый рой причудливых голосов обрушился на него. «Она так прекрасна!… езло… истин…». Мир кружился, наплывал, валил с ног, словно излишне дружелюбная собака. Принц облизнул губы.
— Чувства красотки ветренней ветра, — прошептал хрипло и, пошатываясь, вышел в коридор.
Здесь пол снова выскользнул из-под ног, Марион ухватился за стену. «Что со мной? — забилась испуганная мысль в хоре восторженных голосов. — Я же не пил…». «Ты пьян любовью», — тотчас прозвучал ответ.
— Она…
— Она…
— … она…
— … Золушка…
— У меня сейчас лопнет голова.
«Отлично! Это так прекрасно!». «Вдруг это её рассмешит? Может, она улыбнётся?».
И счастье назойливым щенком толкнулось в рёбра. Марион укусил себя за губу посильнее.
— Я тебя ненавижу, — выдохнул хрипло.
«О, это любовь», «это — любовь», «любовь!» — рассмеялись и зашушукались вокруг. Принц, словно пьяный, двинулся вдоль стены, а затем рывком перебросил тело к лестнице.
«Мы должны пойти к ней, к ней! — ликовало внутри. — Мы скажем ей, что хотим прямо сейчас отдай ей свою жизнь. Или всё, что она попросит!» — «С ума сошёл⁈ Нет, нет! Нельзя её будить. Нельзя! Мы просто ляжем у двери и будем её ждать». — «Какое счастье! Какое счастье!».
Марион не спорил. Их всё равно не переспорить — он столько раз уже пробовал. Он падал со ступеньки на ступеньку, пытаясь удержаться за перила.
— Ваше высочество? — в его глаза заглянуло усатое лицо. — С вами всё в порядке?
— Нет.
Он никак не мог вспомнить, кто это такой. Лицо было знакомым, даже очень, но тысячи мыслей, хороводящих в голове, сбивали, не давая понять.
— Я могу чем-то вам помочь? — тепло спросил густой голос сквозь пелену какафонии.
Мужчине больше сорока точно. Марион вдруг понял и обрадовался тому, что хоть что-то понял. Новый рёв голосов.
— Коня. Мне нужен конь.
— Приказать вам его запрячь?
— Да.
— Может, не стоит? Лекаря бы вам…
«Что он понимает?», «Она, боже, боже…», «У неё такие крохотные пальчики… такие нежные…».
— Заткнитесь! — заорал Марион, схватившись за виски.
Усатое лицо отодвинулось. Сочувствие сменилось отчуждённостью.
— Простите, Ваше высочество. Куда велите подавать?
Принцу захотелось извиниться, но он не знал — как. А ещё хотелось обнажить шпагу и вызвать все эти голоса на бой.
— Доведите меня до ближайшего выхода в парк. И подайте туда.
Стражник поклонился.
«Как же она останется одна? Без нас⁈» — голоса завопили синхронно и истошно. Мариону до безумия захотелось отшвырнуть бедного стражника и броситься обратно. А вдруг что-то с ней случилось? Но, обливаясь потом от напряжения, принц вцепился в крепкое плечо знакомого незнакомца.
— Ведите.
— Вам бы лекаря…
Видимо, это был очень жалостливый человек, если дерзнул на повторное сочувствие.
— К нему и еду.
Лгал Марион легко. В этом деле он, как говорится, собаку съел. Это не было чем-то удивительным: кто не лжёт при дворе? Принц никогда не гордился этим мастерством. А вот талантом различать чужую ложь — гордился. Враньё он делил на три категории: опасное, вредное и забавное. Когда дама лжёт, что влюблена в тебя высокой и чистой любовью, или что на её перстне драгоценный бриллиант из сокровищ султана — это забавно. Когда кавалер, подкручивая ус, клянётся, что не будь Марион принцем, то отбил бы прекрасную даму с оружием в руках — это забавно. И не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы это видеть и понимать. А вот когда король улыбается тебе и называет «любимым сыном», то тут сложнее. Вообще, опасную ложь от вредной отличать не так просто, как обе — от забавной.
— Я чуть не убил ради неё Дезирэ, — прошептал Марион, лёжа на лестнице и чувствуя, как ливень охлаждает пылающий лоб. И щёки. И шею.
