Гильом прищурился. Его губы дрогнули и скривились.

— То есть, ты со мной возишься только по заданию?

— Конечно. Зачем бы иначе я стала возиться с дохлым конём? Я не из тех, кто постоянно перебирает мёртвый карбюратор. И не из тех, кто помогает тому, кто сам отказался от борьбы.

— Уходи, — процедил шахматист.

— Как скажешь. Если тебе нравится просто сидеть и жалеть себя до опупения: «ах, я, такой молодой и красивый, и без ног! Ах боже, боже!», то это не ко мне. Я не умею жалеть.

— У-хо-ди!

Я подошла к колодцу, нагнулась и крикнула:

— Эй! Если тебе можно заказывать истории, и если ты там не только про белоснежек и золушек знаешь, расскажи товарищу «Повесть о настоящем человеке» Бориса Полевого.

Это была любимая книжка моего папы. Он мне читал её на ночь вместо сказок.

— Я не хочу… — начал было упрямый ботаник, но я пожала плечами:

— Да мне пофиг.

Развернулась и ушла. Феечка что-то запищала мне на ухо.

— Эх… мне б ещё понимать тебя, подруга, — прошептала я.

И вдруг остановилась. Ну конечно! А почему нет-то? Насколько я понимаю, весь вопрос в размере. Меня Эль понимает, а, значит, сможет и говорить так, чтобы я её понимала. И мы двинулись по направлению к сараю. Я не сильна в физике, но уж усилитель-то звука изобрести способна, полагаю. Вот только… какой? Мегафон тут явно не подойдёт: фея вряд ли будет способна его удержать.

Я задумалась. Гм. Но, едва мы вошли в сарай-мастерскую, тотчас поняла: надо усиливать не рот феи, а мои уши! Ну конечно! Антинаушники, или наушники наоборот. Жаль, конечно, что тут нет электричества, но и без него справимся…

Бумажных стаканчиков я не нашла. Пришлось мастерить самой. Зато обнаружила проволоку для скрепляющей дуги.

— Интересно, — услышала я писклявый голосок, едва только надела на уши забавную конструкцию. — Псевдоуши?

— Можно и так сказать, — бодро отозвалась я. — Меня зовут Дрэз. Как зовут тебя, я уже знаю: Эль. Ну что, поработаем? Придумаем нытику тормоз на платформу?

— Рычаг! Нам нужна система рычагов. И что-то вроде стола без столешницы, чтобы он мог передвигаться…

— Ходунки, да. Спасибо, Эль. Ты — гений.

— Гений, да. Но не Эль. Моё имя — Мари.

Я извинилась. Должно быть обитатели Холодного замка просто не знали, как зовут их фею. Ну и назвали, как смогли.

— С чего начнём? — бодро пропищала мелкая.

— С обеда. И нытика тоже нужно покормить.

— Безмолвные слуги действуют только внутри, — пояснила Мари-Эль, или Эль-Мари. — Нужно вернуться в замок и произнести, чего хочется.

— Мотоцикл? — весело поинтересовалась я.

— Если они знают, что это такое, и если хозяин не запрещал, то могут и принести. Но вряд ли. Если уж я не знаю, что ты имеешь ввиду…

— Ясно. А как зовут хозяина?

— Фаэрт, Чертополох, Утруписташ, Тихогром… у него много имён.

— И какое из них — настоящее?

— Ни одно из тех, которые я произнесла. Его истинное имя ты здесь не сможешь назвать. Звуки не сложатся в слово.

Я задумалась. Ничего себе! Зачем так сложно-то? Но радовало, что Мари подтвердила: Фаэрт — имя не настоящее. Почему-то я так и предполагала.

— Рагу из телятины в сливочном соусе, — распорядилась я, едва мы вновь оказались в зале. — Борщ со сметаной, салат с авокадо, помидорами и огурцами и… м-м… креманку со смородиновым мороженным. Пожалуйста. Ах, да! Всё это в двух экземплярах. И отдельно прибор для феи.

На столе появилось два подноса с перечисленным. Я подняла руки ладонями вверх:

— Поставьте сюда, пожалуйста. Мари, ты давно знакома с тем-кого-нельзя-называть?

— Спасибо! Тут нет времени, — пояснила фея, аккуратно присаживаясь на край подноса. — Хозяин замка волен запускать его в любую сторону или останавливать.

Интересненько.

Гильома мы застали всё там же. Он сидел и смотрел куда-то вдаль. Небо потемнело, сгустились тучи, то и дело прорывающиеся дождинкой-другой.

— Ваша еда, мой король, — весело сообщила я. — Проголодался? Или снова скажешь: «уйди, постылая»?

— Не скажу.

Гильом обернулся ко мне:

— Почему ты так меня назвала?

— Забей. Кушай лучше. Это вкусно. Я затупила, надо было креветок заказать. Ну да ладно, в следующий раз. Ты не боишься попасть под дождь?

Он слабо улыбнулся и покачал головой.

— Прости, — выдохнул, взяв вилку, — я был несправедлив к тебе.

— Забей. Я к тебе тоже несправедлива. Даже боюсь представить, чтобы со мной было, если бы я на несколько лет угодила в инвалидное кресло… А, кстати, ты давно в нём?

— Не знаю.

— Точно! Здесь же нет времени. Сколько тебе было лет, когда ты… Ну…

— Двенадцать. Давай не будем об этом?

Я задумалась. Лет пятнадцать-двадцать в кресле… М-да.

— Не хочу, чтобы ты меня жалела, — резко нахмурился Гильом.

— Расслабься. У меня нет сердца, я не способна никого жалеть.

Мы помолчали. Оба были голодны. А разговоры… Ну, подождут разговоры. Первой насытилась Мари. Она тяжело взлетала и опустилась на моё плечо.

— Тебе действительно приказали со мной подружиться? — тихо уточнил мужчина, без аппетита ковырявшийся в тарелке.

— А то. При этом я как бы без выбора, чтобы ты понимал.

Я запрокинула лицо, и на меня упали сразу три капли.

— Кажется, дождь начинается. Поехали!

Оставив подносы с недоеденными блюдами прямо там, рядом с колодцем, мы помчались домой. Платформа мелко тряслась из-за камушков, и я подумала, что надо бы придумать рессоры и вообще… Но оказалось, что главной проблемой был подъём. Уже во всю шёл дождь, доски пандуса стали мокрыми и скользкими, к тому же наклон, как я поняла, был слишком крутым. Надо будет переделать…

Бух.

Конечно, мы снова упали. На этот раз ботаник упад на меня.

— Прости… — начал было он.

Но я лишь расхохоталась, выбралась из-под него, подставила лицо дождю, жадно вдыхая воздух. Когда-то я очень любила дождь, и ветер в лицо. Сейчас мне тоже было приятно, но… Не то. И смех прозвучал фальшиво. Я резко замолчала.

— Давай руку.

Он покачал головой:

— Сам доползу. Я слишком тяжёлый для тебя.

— Не кочевряжься! Давай руку. Сейчас появится Фаэрт и выдаст нам с тобой обоим на орехи.

— Отчего ж обоим? — раздалось за нами ледяное.

Я резко обернулась. Чертополох стоял в трёх шагах и смотрел на нас. Лиловый глаз его неприятно светился, жутковато озаряя бледное лицо. По чёрному капюшону стекала вода. Хлынул ливень.

— Здрассьте, — прошептала я, чувствуя, как от страха застучало сердце.

Или не сердце? Что там у меня вместо него?

Фаэрт поднял руку, щёлкнул пальцами. Бесшумно, так как мешала влага. И рука Гильома в моей руке вдруг ослабла и выскользнула из пальцев. Я содрогнулась, только сейчас почувствовав, как холодная вода течёт за мой шиворот. Вот так же легко колдун тогда усыпил Мариона…

Чертополох поднял руку ладонью к двери, и двери в зал распахнулись. А затем он чуть махнул ей. Гильом медленно поднялся над землёй и поплыл вперёд, домой. Я проводила его взглядом. Обернулась.

— Если вы такой могущественный, то почему не можете вылечить какую-то там… безногость? Или паралич? Что вот это?

— Магия не всесильна.

Да неужели!

— На вас глядя, и не поверишь.

— Если Гильом заболеет, девочка, тебе придётся отвечать передо мной.

— Он уже заболел, если вы не заметили.

Было ли мне страшно? О да. Но уже не так, как тогда, когда я бросилась бежать. Видимо, вернувшиеся чувства в тот миг очень сильно ударили по мне.

Чертополох снова щёлкнул пальцами, и на мне вдруг оказался плащ.

— Спасибо, но поздновато, — нервно рассмеялась я. — Я уже насквозь мокрая. А насчёт вашего узника… Вы, наверное, никогда такое не слышали, но есть такая болезнь — депрессия. Ей обычно страдают все узники всех на свете тюрем. Даже самых красивых и удобных. Я не знаю, что произошло с Гильомом, и как давно он у вас в плену, но… Очевидно же, что ему не хватает элементарного общения. Вам-то самому не бывает тоскливо без людей?