— Так король и есть закон. Кто оспорит его решения?

— Крипово как-то…

Мальчик оказался не таким, каким хотелось королю. Слишком плаксивым. Сначала Адриан решил, что на него дурно влияет мать, и велел бросить любовницу в темницу. Но Марион не вразумился и продолжил плакать и капризничать.

— А сколько ему было лет тогда?

— Ну… от груди уже отняли… Вроде даже уже ходил. Плохо правда, потому что Адриан решил научить сына быстро бегать, раз тот не умеет ходить…

А с этой целью натравил на него собак… Логично. Собаки принца не тронули.

— Жесть, — выдохнула я. — Конечно, тут кукухой поедешь…

Затем родился второй сын от жены (то есть третий, если в общем счёте), и королю Марион наскучил. И Адриан отдал нытика на воспитание одной из любовниц.

— Не матери?

— Так та ж умерла уже.

— Ясно.

От вина гудело в голове. Я закрыла лицо ладонями и молча слушала весёленький средневековый рассказ. Вспомнил король о сыне-бастарде, когда тому исполнилось лет девять. Потому что наследник был тяжело ранен, и Адриан побоялся, что Родопсия останется без короля. И твёрдо принялся за воспитание узаконенного отпрыска…

Под воспитанием, конечно, подразумевалась муштра. Охота. Война. Фехтование. И снова муштра…

— То есть, Марион ещё норм? — нервно хихикнула я. — Ну, относительно воспитания…

В первый раз из дома принц сбежал из дома в шестнадцать. И махнул в соседнюю Эрталию.

— Почему туда?

— А у него там друг. Тоже принц-шалопай, Бертран.

— Ясно. Ну, с другом веселей дорога, конечно. А потом?

— Потом принц Бертран куда-то исчез, король Анри погиб, и королевой стала Белоснежка. Ну и Марион вернулся домой.

— И как отец воспринял возвращение блудного сына?

— В темницу бросил, конечно. Но потом, понимаешь, война… А Марион, хоть и бездельник легкомысленный, но на войне умудрился хорошо себя проявить.

— Ясно, — тяжело прошептала я, уронила голову на руки и уснула.

И всю ночь (а вернее до полудня) мне снился большой рыжий кот, который тёрся об меня и мурлыкал, пружиня хвостом и словно пытаясь разбудить. Бред какой-то.

Кара сдержала слово: когда я проснулась, мне вручили второй мальчишеский комплект одежды и две пары обуви. А ещё у неё дома оказался душ, что меня ужасно обрадовало. Это, конечно, был не тот душ, к которому я привыкла (или который я придумала), а просто бак с кранами. Слуги наполняли бак холодной водой, подогревали, и пожалуйста: мойся — не хочу. И всё же это был душ.

— Можно к тебе приходить купаться? — шутливо спросила я, ероша полотенцем волосы.

— Приходи, — рассмеялась Кара.

— А сестру можно привести?

Фея пожала плечами:

— Если она такая же приятная, как ты, то приводи.

«Куда как приятней», — подумала я. Может, если Золушку познакомить с настоящей феей, то всё и наладится? И дальше пойдёт как в сказке? Хотя сегодня королевская семейка мне не нравилась уже полным составом.

Домой меня докатили в экипаже. Кара дала торжественное слово, что не расскажет Мариону ни обо мне, ни о Золушке, ни о том, где мы живём.

Когда я уже выходила из кареты, внезапно услышала громкие вопли, доносящиеся из дому. Мужские вопли. А вернее — крики и ругань пьяного в стельку мужчины. И это явно был не принц Марион. Я бегом взбежала по ступенькам и распахнула дверь настежь.

Не помня себя, я ворвалась в холл, затем пробежала коридор и очутилась в матушкином кабинете. Маменька, вся трясясь, вжималась в стену, а над ней нависало нечто огромное, встрёпанное, криво-косо одетое и размахивало ручищами.

— Это почему ещё у нас нет пива? — вопило оно. — Бель, какого дьявола⁈

— Гастон, тише. Девочек напугаешь…

— И пусть, раз эти клуши не могут позаботиться об отце! Пусть просыпаются и живо сгоняют за пивком. Разве я много прошу?

— Никто не продаст им пива для тебя!

Он аж замер. Я тоже застыла в дверях, пытаясь осмыслить увиденное.

— Это ещё почему? — спросил верзила недоверчиво.

— Потому что никто им больше не поверит в долг, — прошипела маменька и двинулась на нахала, растопырив пальчики-сардельки. — Потому что ты, дорогой муженёк, спустил на выпивку и кости все деньги и теперь мы должны всему городу.

Гастон опомнился, схватил жену за горло и прорычал:

— Ты живёшь в моём доме на всём готовом и не можешь проследить за такой мелочью? Куда девались деньги, Бель, а⁈ Ты всё потратила на своих дочурок? Тварь!

Он отшвырнул её, и маменька ударилась спиной о стену. Обожгла его ненавидящим взглядом.

— Мои дочери живут не за твой счёт, Гастон. У них есть наследство от их отца. И у меня было наследство. Но ты всё спустил!

— Имею право! — заорал пьянчуга и швырнул в неё пресс-папье. Маменька увернулась. — Ты — моя жена! Всё, что принадлежит тебе — моё. Где деньги, Бель⁈ Я что на тебе ради твоих глазок женился⁈

— Поищи в кабаке. Может найдёшь.

— Мне плевать где ты их достанешь. Я хочу пива!

— Заработай.

— Вот ты иди и заработай. Я муж, я — глава. А ты должна меня с-слушаться!

Маменька выдохлась. Посмотрела на недомужа усталым, потухшим взглядом.

— И как я тебе их заработаю? Велишь пойти подёнщицей? Или может вместо тебя по лесу ходить и нарушителей в темницу таскать? Так я не справлюсь! Женщина я, если ты не заметил…

— Мне плевать как. Хоть на улицах торгуй собой. Я пива хочу!

— Капец, — выдохнула я. — Ты, удило, ты знаешь на что ты собственную дочь обрёк? Я так понимаю, её приданое ты благополучно пропил, чмо?

Он медленно обернулся ко мне. Мигнул, не узнавая.

— Красо-о-отка, — протянул, тошнотворно улыбаясь, — откуда здесь такая краля? За пивом сгоняешь?

— Ага. Шнурки поглажу и сразу побегу.

— Ты до ручки допился? — возмутилась маменька. — Свою падчерицу не узнал? Дрэз, уйди.

— Дрэ-эз, — протянул мой… получается, отчим? Вот же сюрприз! — А была совсем малышкой… Утю-тю… сгоняй за пивом, будь хорошей девочкой!

«Марион, видимо, превратится со временем в такого же упыря», — вдруг подумала я. Упёрла руки в боки и выразительно приподняла бровь.

— Деньги дай, папаня, сгоняю. Прям мухой метнусь.

— Бель, деньги дай, — Гастон чуть повернул голову в сторону матери.

И, пользуясь тем, что он отвлёкся, я напала первой. Потому что весовое преимущество было не на моей стороне. Подпрыгнула и ударила лбом в переносицу. Нырнула под руку. Мужик взвыл и ринулся туда, где секунду назад видел меня. Я, как учил папа, придала ему ускорение, а затем приложила по затылку чем-то тяжёлым, что под руку попалось. Оно разбилось. Мужик рухнул.

— Дрэз, — шокированно прошептала маменька, подошла и встала рядом, — ты убила его эрталийской вазой?

— Извини.

— Ничего… она мне всё равно никогда не нравилась. Но это был подарок на свадьбу, выкинуть вроде жалко…

Маменька присела рядом с мужем, положила руку ему на шею, там, где должен был биться пульс. Волосы на затылке Гастона потемнели от выступившей крови.

— Лопату нести? — деловито уточнила я.

Она обернулась. И я вдруг подумала, что если согнать весь этот жир, то под ним обнаружится красивая, в общем-то, женщина.

— Он жив, слава Богу. Надо лекаря позвать.

— Может, добить?

Маменька нервно хихикнула. Потом нахмурилась:

— Что за глупости, Дрэз? Скажи Золушке, пусть сбегает к мэтру Хансу. Не хватает только в руки палача попасть из-за этого пьянчужки.

— Сама сбегаю. Только я забыла куда.

— Ты и не можешь помнить. Ты у лекаря никогда не была. Твоя правда: Золушке лучше об этом не знать. Жёлтый дом на Каштановой улице.

— А Каштановая улица?..

— Третья от нашего дома по дороге к ратуше.

— Мам, зачем ты вообще за него замуж выходила?

Маменька устало поднялась. Пожала жирными плечами.

— Ну… он казался порядочным. Добрым. Весёлым. А после смерти твоего отца я была… Ну, знаешь… Девчонкой же совсем. Страшно было одной оставаться. Да ещё и с двумя малышками на руках. Казалось, что вдвоём будет легче. Я тогда как думала: ну и ничего что бедный. Ничего, что простой лесник. Будем жить мирно и ладно. Он вдовец, я — вдова, у меня две девчонки, у него — тоже сиротинка. А детям, знаешь, и отец нужен, и мать. Ну и…