Чёрный мир и чёрный человек передо мной.

Я попятилась. Схватилась рукой за стену. И вздрогнула — такой ледяной она была. На мои плечи легли тяжёлые руки, останавливая.

— Так тебе больше нравится, девочка? — шепнул мне на ухо колдун. — Всё ещё уверена, что это стоит того, чтобы не видеть меня?

Надо было бы гордо ответить: «да», но меня трясло от страха. Беспросветная тьма, холодный мир.

— Вы — чудовище, — прошептала я, стуча зубами.

— Верно, — согласился он.

Моих глаз коснулось что-то мягкое и тёплое. Сначала правого, затем левого. И тьма начала рассеиваться. Я всхлипнула, ощущая полное бессилие. Постояла, вглядываясь в преображающийся мир. Снова уютный золотистый свет, словно настольная лампа. Снова внизу вишнёвый ковёр. Снова поблёскивает полированным деревом старинный клавесин…

— И чем же мне придётся заплатить за то, что я ослушалась? — я невольно отвернулась и обхватила себя руками, стараясь унять дрожь мимолётного ужаса.

— Ответь на мой вопрос. Только ответь правду.

— Это и будет плата?

— Да.

Я обернулась и уставилась на него. Лжёт? Впрочем, вряд ли. Зачем ему? Пожала плечами:

— Это была моя брошка. Я отдала… ну что бы… Я ж не могла из тыквы сделать карету. Хотела помочь сказке начаться. И помочь Синди.

Чертополох отвернулся и принялся спускаться вниз.

— У тебя получилось, — глухо отозвался он. — Сказка запустилась. А у тебя эта брошка откуда?

— Не знаю. Не помню. Нашла под подушкой. Я не хочу выходить замуж за Гильома. Я его не люблю.

— Без сердца любить затруднительно, — сыронизировал колдун.

Гад!

— Вы вернёте мне сердце? Ну, чтобы я могла полюбить Гильома?

Да, глупо. Но попытка — не пытка.

— Нет. Любовь к мужу не обязательна.

Фаэрт снова вернулся к клавесину. Сел на стульчик. Коснулся клавиши. Фа нижней октавы. Обернулся ко мне.

— Подойди.

Я послушалась. Мне несложно. Он пристально посмотрел на меня. Вгляделся в лицо, словно видел впервые.

— Почему у тебя волосы тёмные?

Неожиданный вопрос. Да что это вообще с ним?

— Такая уродилась, — я пожала плечами, мечтая оказаться где-нибудь подальше отсюда.

— Ты темноволосая от рождения?

— Зачем это вам?

— Просто отвечай.

Я перевела взгляд с лилового на чёрный глаз. Понять его выражение было сложно. Но оно не было злым, скорее усталым. И я немного приободрилась.

— Нет. На детских фотках я была светленькой. Они потом потемнели.

— Фотках?

— Ах да, вы же не знаете…

— Кто ты, Дрэз?

— Дрезилла, сестра Синдереллы, дочь Бель, падчерица Гастона…

По его лицу прошла мимолётная судорога. Колдун поднял руку, коснулся пальцами лба, ладонью скрыв глаза.

— Иди.

— И вы меня не накажете?

— Нет.

Я развернулась и…

— А где здесь выход?

— Там же, где вход.

— У вас есть нож? — мне пришлось снова обернуться к нему. — Вход ведь открывается кровью, а от вашей магии у меня все раны моментально зажили.

— Ты открыла проход в башню своей кровью? — уточнил он, не двигаясь.

— А какие ещё есть варианты?

Вместо ответа Фаэрт поднял руку, и я увидела косые струи ливня в растаявшем проёме. Всё-таки гроза. Новая вспышка озарила колючие кусты.

— А я плащ не взяла, — вырвалось у меня невольный шёпот.

Ливень был совсем не такой, как дома. Я никогда раньше не видела таких: сплошная стена воды, словно река рухнула с неба. Чертополох подошёл и встал рядом. А затем скинул с себя плащ и набросил на меня. Я вздрогнула, обернулась к нему.

— Иди, — холодно велел он.

Но…

— Вы не такой злой, каким хотите казаться, — я снова заглянула в бесстрастное лицо. — Да? Ведь верно? Может быть, вы даже когда-то были хорошим человеком?

Это была очень странная мысль, но… тот плащ с подогревом… И вот сейчас… Или всё дело лишь в том, что рачительный хозяин заботится о своих игрушках?

— Зачем мы вам? Мы — это я, Гильом… Зачем мы здесь?

— Не испытывай моё терпение, девочка.

Чертополох смотрел мимо меня на дождь, и лицо его было похоже на застывшую холодную маску. Но… Я привстала на цыпочки, положила ему руки на плечи и чмокнула в щёку. Ту, которая с правой стороны.

— Спасибо за плащ.

И бросилась в дождь.

Фаэрт — странный, очень странный и совершенно непонятный человек. Зло во плоти, но… Его поступки сбивают с толку. Ведь ссадины на ладони не представляют угрозы для жизни и здоровья, только причиняют неприятность. Но колдун без всякой просьбы с моей заживил исцелил их. И вот эти плащи… И тогда, в карете, он исцелил ногу Синдереллы. А ведь мог и не… И всё же он был ужасен.

Я терялась и не знала, что обо всём этом думать.

А ещё вот эти слова: «у тебя нет своей сказки, а, значит, я могу делать с тобой, что пожелаю». Что-то такое мне говорил и Гильом в день нашей первой встречи. «У тебя нет своей сказки». Что это значит?

Я вбежала в знакомый зал, озаряемый вспышками молний.

— Гильом!

Мой «жених» сидел за шахматным столиком и переставлял фигуры. На мой крик он оторвал взгляд от клеток, посмотрел на меня потрясённым взглядом:

— Я проиграл, — прошептал растерянно. — Я впервые в жизни проиграл… Сейчас вот восстанавливаю ход игры и…

— Гильом, что значит «нет своей сказки»?

Гильом погладил пальцами лёгкую щетину на подбородке. Этот жест всегда служил признаком задумчивости.

— А тебя не интересует, на ком Фаэрт потребовал жениться?

— Это я уже знаю. На мне.

— И тебе это безразлично? Знаешь… я мог бы предположить, что ты устроила наш поединок специально для вот такого, но… Полагаю, это не так.

— Не так.

— Потому что ты не знаешь, кто я. В этом я уверен. И потому что… невозможно ж было предсказать, кто победит.

Мне стало стыдно перед другом. Ведь я совсем не удивилась победе колдуна. И всё же…

— То есть, ты думаешь, что если бы я знала, кто ты, и знала бы, кто победит, то могла бы устроить такую подлянку?

Мужчина снова задумался. Я рассмеялась:

— Не парься. Гильом, так что значит «у тебя нет своей сказки»?

— Есть несколько, не так уж и много, жизненных сюжетов, — пояснил собрат по несчастью. — И, если ты — один из главных героев сказки, то в твоей жизни вступает в силу закон сюжета. Если ты, например, Красная Шапочка, то непременно встретишься с Волком, и он тебя сожрёт. Если ты…

— … Золушка…

— … то встретишь своего принца, потеряешь туфлю, но всё завершится свадьбой. Сюжет истории преодолеть невозможно. Чтобы ты ни делал, он всё равно вывернет в ту же колею.

— А если у тебя нет своей сказки?

— То и сюжета нет. Это, с одной стороны, хорошо. Нет ничего, что подчиняет себе твою жизнь. Ведь Золушка всё равно выйдет замуж за принца, даже если он ей не симпатичен. А Красную Шапочку сожрут. А с другой стороны — плохо. Золушку, или, скажем так, Красную Шапочку, невозможно убить, пока сюжет не дошёл до финала. А тебя — легко. С тобой вообще может произойти всё, что угодно.

— Но если ты, например, Злая королева в «Белоснежке»…

— Да. Страшная смерть и всё такое.

Я оседлала стул, положила ладони на его спинку, упёрлась в них подбородком. Задумчиво посмотрела на шахматиста, снова вернувшегося к проигранной партии.

— В моём мире намного лучше, — буркнула мрачно. — Мы живём так, как хотим. И нет заранее прописанного сюжета.

Гильом покосился на меня:

— Уверена?

Я задумалась. А что, если я ошибаюсь? Как узнать, есть ли у твоей жизни автор?

— А что случается с теми, кто пошёл вопреки сюжету? — уточнила я после длительного молчания.

— Что-нибудь страшное, — пропищала Мари, опустившись на чёрного ферзя. — Например, он превращается в фею. В маленькую фею, которую никто не слышит.

Она сложила свои крохотные крылышки и стала похожа на муху. Или, лучше сказать, на муравьиную царицу, так как толстой Мари не была.