— Ладно, смотрим, и тоже по домам.
Я тут же вперился глазами в маленький экран звукомонтажного стола и почти моментально выбросил из головы перебранку с Ильёй Николаевичем. Ибо конфликт забудется, а кино останется.
А на экране тем временем камера показала на фоне православных икон и деревянных идолов из «Калевалы» подполковника Петренко, капитана Ларина, следователя прокуратуры Абдулову и лейтенанта Волкова, который с недовольным видом делал записи в протокол допроса. И первым свидетелем по делу о краже картины предстала директриса музея товарищ Суркова. Исполнительницу этой роли Людмилу Гурченко поставили на фон иконы Богоматери и немного испортили причёску, чтобы зритель почувствовал, на каком нервном взводе находится её героиня.
— Наталья Даниловна, — произнёс Быков-Петренко, — скажите, за то время как готовилась эта экспозиция, кто покидал помещение, скажем так, в одиночестве?
— Вы думаете, что картину украл кто-то из нас? — взволнованно дыша, прошептала директриса.
— Мы пока вообще ничего не думаем. Мы просто собираем всю касающуюся этого дела информацию, — с металлом в голосе пророкотал подполковник. — Поймите, время дорого, Наталья Даниловна.
— Кто покидал? — задумчиво пробормотала Гурченко-Суркова, — два наших реставратора постоянно курсировали между этим залом и хранилищем. И вдвоём, и по одному, они переносили вот эти скульптуры.
Камера крупно наехала на деревянный лик бога громовержца Укко.
— Потом я выходила из помещения, — сказала директриса. — Мне нужно было позвонить домой, мужу.
— Дозвонились? — неожиданно спросил капитан Ларин.
— Нет, он ещё сам не вернулся с работы, — буркнула Суркова. — Не понимаю, какое это имеет отношение к делу⁈ Мой муж сотрудник НИИ! У нас дети!
— А кто ещё покидал зал? — спросила «следачка» из прокуратуры Анастасия Абдулова.
— Старший научный сотрудник, товарищ Гурьев, ходил звонить по делам, — пожала плечами директриса. — Экскурсовод, товарищ Добрынина, один раз принесла для всех пирожки и термос с кофе. Я ещё раз повторяю, вы не там ищите, мои люди не виноваты!
Затем на экране мелькнуло деревянное лицо Вяйнямейнена, который поймал щуку. И тут же встык на фоне иконы Спаса Вседержителя появился реставратор Геннадий Маслов, в исполнении Евгения Леонова.
— Если думаете, что я взял картину, то зря, — Леонов-Маслов посмотрел на сотрудников милиции исподлобья. — Я за всю свою жизнь чужой вещи не тронул! Вот этими самыми руками слесарил, плотничал, столярил, мебель старинную восстанавливал. Всю голодную послевоенную юность сестрёнок своих младших кормил! Да я бы самолично этого вора удавил, как гадину.
— Геннадий Маркович, а кто ещё из музейных работников знал, что на время работы над новой экспозицией будет отключена сигнализация? — спросил капитан Ларин.
— Да все знали, — хмыкнул реставратор Маслов. — У нас на год вперёд расписан план мероприятий. Что касается этой выставки, то её вписали в план месяц назад. И вот ещё что, никто из наших взять картину не мог. Не такой у нас коллектив. У нас несколько научных работников, пишут диссертации.
На экране после спича Леонова-Маслова мелькнула ещё одна деревянная скульптура кузнеца Сеппо Ильмаринена и на фоне иконы ветхозаветной Троицы появился реставратор Сергей Дьячков, роль которого исполнял Георгий Штиль.
— Это всё ерунда, товарищи милиционеры, — захихикал Штиль-Дьячков. — Вы хоть представляете, сколько стоит такая картина? Ха-ха.
— Интересно, сколько же? — спросил, оторвавшись от протокола, Слава Волков, в исполнении актёра Стеблова.
— Много, очень много, — посерьезнев, буркнул реставратор Дьячков. — Две кооперативные квартиры и автомобиль «Волга» в придачу, это минимуму. Вот, допустим, какой-то идиот украл эту картину…
— Что значит, допустим? — опешил подполковник Петренко.
— А ну да, — почесал затылок Штиль-Дьячков. — Всё равно её продать некому, товарищи милиционеры. Вот, допустим, приобретёт её по дурости какой-нибудь известный композитор или дирижёр, так его свои же потом и сдадут за милую душу, ха-ха. Такую вещь в нашей стране не продать.
В этот момент камера мгновенно перенеслась в другой музейный зал. Около огромной и величественной картины Карла Брюллова с распятием Христа на секунду застыл старший лейтенант Володя Казанцев, в исполнении Олега Видова. И вдруг он заметил, что кто-то из посетителей музея пытается проникнуть за заградительную ленточку.
— Товарищи сюда нельзя! — рявкнул Казанова.
— А что такое? Мы, между прочим, билеты купили! — начал скандалить и возмущаться какой-то потешный мужик в нелепой шляпе.
— Зал закрыт на переучёт народных ценностей! — Казанцев прикрыл своим телом вход в зал.
— Каких ценностей? Я билет купил! — попёр напролом настырный товарищ. — Я картины смотреть хочу!
— Стоять! — гаркнул Казанова. — Давеча один такой же живописец, как ты, нехорошее слово на статуе Аполлона нацарапал. Вот мы и проверяем. Кстати, предъявите паспорт с пропиской.
— Так бы сразу и сказали, что нельзя, — заулыбался нервный посетитель и моментально растворился в толпе.
— Может, дверь закрыть, — предложила смотрительница музея, пожилая женщина интеллигентного вида.
— Лучше закройте картину тканью и напишите объявление, что холст временно отправлен на реставрацию, — хитро улыбнулся капитан Казанцев, после чего он подошёл к криминалисту Ольге Ушаковой и попытался её обнять.
— Отстань, Казанова, — недовольно рыкнула Ушакова, в исполнении актрисы Ирины Губановой, которая тут же сделала несколько фотографий, разрезанного холста картины.
— Кхе, я просто интересуюсь, есть что-то подозрительное по первым следам? — буркнул Видов-Казанцев.
— Кое-что имеется, — совершенно серьезно ответила Ольга Ушакова. — Наш преступник разрезал холст обычным кухонным ножом, причём не очень острым. Ты только представь, что вор, готовясь к дерзкому и опасному преступлению, не захватил с собой ни скальпеля, ни бритвы? Мне кажется, это странно.
— Неделю назад к нам в квартиру пришёл сантехник, без ключей и отвёртки, так что бывает, — захохотал Володя Казанцев. — Преступники, Ольга Матвеевна, они ведь тоже родом из народа. Гражданочка, скажите, а у вас выход на пожарную лестницу далеко? — обратился он к смотрительнице музея.
— Здесь, рядом, я покажу, — тяжело вздохнула бабушка интеллигентного вида. — Но мы им очень редко пользуемся.
— Вот мы его заодно и проверим на предмет пожарной безопасности, — сказал Казанова, подмигнув Ольге Ушаковой.
После этой короткой сценки на экране монитора вновь появился зал с православными иконами и деревянными языческими идолами. Камера медленно скользнула по хозяйке леса Миэликки, у которой вместо волос росло птичье гнездо, и дальше в кадр попала научная сотрудница Маргарита Фомичёва. Кстати, причёска у Фомичевой, в исполнении Анастасии Вертинской, мало чем отличилась от птичьего гнезда. С помощью гримёров мы начесали такой «взрыв на макаронной фабрике», что на этом фоне птичье гнездо выглядело детской шалостью. Лично я, к этому эпизоду вспомнил про женские аэродинамические причёски из конца 80-х годов.
— Даже не знаю, чем вам помочь, — пожала плечами Вертинская-Фомичёва. — Я сейчас работаю над кандидатской диссертацией и у меня голова не тем занята.
— Вы же всего второй год, как пришли в музей, правильно? Значит вы, наверное, до сих пор ещё встречаетесь со своими бывшими однокурсниками? — спросила следователь прокуратуры Анастасия Романова.
— Конечно, бывает, собираемся, обсуждаем искусство, музыку и кино, — хмыкнула Фомичёва. — Какое это имеет отношение к делу?
— А вы рассказывали своим друзьям про открытие этой экспозиции? — задал вопрос подполковник Петренко, догадавшись о ходе мысли его подчинённой.
— Не помню, может быть, — капризно протянула Вертинская-Фомичёва.
— Тогда я вас попрошу, продиктовать мне фамилии и имена ваших друзей и кто, чем сейчас занимается, — сказал капитан Ларин, в исполнении актёра Пороховщикова.