— Товарищ режиссёр, скажите, в конце-то концов, кто в нашем детективе преступник? — почти хором заголосили актёры, когда я вошёл в кабинет. — Где заключительный 25-ый эпизод?

— Молодцы! — гаркнул я. — Молодцы, что прочитали весь сценарий, а не только свои эпизоды. Рассаживайтесь кто где может, сейчас не это самое главное, — сказал я и, уступив кресло Нонне, присел на подоконник. — Если я скажу, кто преступник, то вы мне подсознательно испортите кино. Ибо настоящий детектив — это ребус, который интересно разгадывать. И загадка должна открываться в самом финале, как в романе Агаты Кристи «Десять негритят».

— Интересно, а где этот роман можно почитать? — заинтересовался Евгений Леонов.

— Не знаю, я читал, когда служил в Германии, — соврал я, так как моего армейского друга в кабинете не было, в эти минуты Генка спустился во второй павильон, где должны были сегодня смонтировать стены киношного отделения милиции. — Товарищи, хватит шуметь! — прикрикнул я, из-за начавшегося шума и гама. — Давайте знакомиться с вашими персонажами. Леонид Фёдорович, вы — начальник уголовного розыска, с вас и начнём.

«Не кино, а россыпь звёзд», — улыбнулся я про себя, когда Леонид Быков, громко кашлянул и начал читать первую страницу сценария:

— Всем здравствуйте. Я — начальник уголовного розыска подполковник Юрий Александрович Петренко, подчинённые между собой называют Саныч. Бывший фронтовик, служил во фронтовой разведке, имею боевые награды. После войны несколько лет занимался автогонками, играю на гитаре. Женат, двое детей.

— Маловато настругал! — выкрикнул актёр Станислав Чекан.

— Мне хватает, — под хохот собравшихся артистов буркнул Леонид Фёдорович.

«Вот и отлично, первый шаг к фильму „В бой идут одни старики“ сделан, — подумал я. — Иначе после череды комичных персонажей играть роль капитана Титаренко долго не разрешат. Помнится, как-то Петра Алейникова сняли в роли Александра Пушкина. Так народ в зале, видя великого русского поэта на экране, сразу же начинал хохотать. Я помню чудное мгновенье, ха-ха-ха».

— Товарищи, давайте потом разберёмся с проблемами демографии! — прикрикнул я на актёров, которые стали предлагать добавить подполковнику Петренко ещё парочку детей. — Дальше у нас на очереди капитан Ларин. Поехали.

Высокий и фактурный Александр Пороховщиков, который ещё секунду назад выглядел уверенным плейбоем, вдруг среди окружающих его звёзд кино заметно задёргался и разволновался. «Ну, ё-моё, соберись тряпка! — мысленно гаркнул я на актёра. — Сейчас снимешься, и новые роли хлынут как из рога изобилия».

— Здравствуйте, — после пятисекундной паузы выдавил Пороховщиков, — я — капитан милиции, старший оперуполномоченный Андрей Васильевич Ларин. Кандидат в мастера спорта по боксу и самбо. В данный момент холост, разведён, детей не имею.

— Хорошо, — кивнул я. — Почему развёлся, какие у твоего героя недостатки?

— Так тут не написано, — буркнул Александр Пороховщиков, чем вызвал гром хохота.

— Чудак человек, — похлопал его по плечу Евгений Леонов, — так в этом и заключается работа актёра — придумать своего героя. Кто он? Что он? О чём мечтает? Чего боится? Какое у него было детство, где учился? Используй собственный опыт, и тогда каждый человек в кинозале поверит, что твой капитан Ларин — это не выдумка сценариста.

— Всё нормально, пусть Александр подумает ещё, — улыбнулся я и вспомнил, что Нонна меня предупреждала, что Пороховщиков может зажаться и не вытащить роль.

«Ничего, ничего, расшевелим. Не за красивые же глаза Александр Шалвович стал народным артистом России?» — подумал я и тут в кабинет буквально ворвался Генка Петров и, протиснувшись к окну, на подоконнике которого я сидел, сделав большие и испуганные глаза, зашептал:

— Тебя срочно вызывает Илья Николаевич. В общем, «копает под тебя» кто-то из наших великих режиссёров.

— Разберёмся, — проворчал я. — Что у нас происходит в павильоне?

— Сегодня рабочие закончат сборку, но требуют ящик коньяка за старательность.

— Не проблема, скажи дяде Йосе, пусть купит, — буркнул я и, встав с подоконника, обратился ко всем актёрам. — Товарищи звёзды советского кино, меня вызывает директор киностудии, поэтому за старшего остаётся Леонид Фёдорович Быков. Следующие у нас по списку идут: старший лейтенант милиции, оперуполномоченный Володя Казанцев — актёр Олег Видов. Лейтенант милиции Слава Волков — актёр Евгений Стеблов. Криминалист Ольга Ушакова — актриса Ирина Губанова. И следователь прокуратуры Настя Абдулова — актриса Нонна Новосядлова. Продолжайте пока без меня.

— Что у тебя там происходит? — пренебрежительно произнёс Илья Киселёв, не предложив мне ни присесть, не выпить ни кофе и ни какао с чаем, когда я появился на пороге директорского кабинета.

— Идёт нормальный рабочий процесс, — ответил я и сам уселся за стол директора «Ленфильма».

— Где кинопробы⁈ — взревел Илья Николаевич и грохнул кулаком по столешнице. — Где нормальный сценарий⁈ — второй кулак директора опустился примерно на то же самое место. — Ты хоть знаешь, что в последних числах июля из обкома приедут смотреть черновой материал? Кто-то из наших уже успел туда наверх кляузу накалякать, — устало пробормотал он.

— Может по кофейку? — улыбнулся я.

— Какой кофе⁈ Где кинопробы⁈ Где сценарий⁈ Что это за х…ня⁈ — Илья Киселёв швырнул на стол старый вариант моего сценария, где было множество ошибок, опечаток, среди которых милиция иногда вдруг становилась полицией, а ещё там не хватало некоторых диалогов.

Я лично этот замызганный экземпляр выбросил в корзину. Каким образом эти бумаги попали в руки нашего нервного директора, оставалось только гадать. Кому же я дорогу перешёл? Кому наступил на больную мозоль? У кого отобрал последний кусок хлеба? На мэтров Григория Козинцева и Иосифа Хейфица думать не хотелось.

— Нет, в целом, конечно, неплохо, только нет последнего эпизода, не ясно кто преступник, — немного успокоившись, сказал директор. — Что мы покажем в конце июля? Я из-за тебя лишаться партбилета не хочу. Ну, что ты всё улыбаешься, как Дунька Распердяева⁈ — товарищ Киселёв опять грохнул кулаком по столу.

— А давайте перенесём показ чернового материала на 8 августа, — предложил я. — С 1-го по 7-е у нас ведь ленинградский Всесоюзный кинофестиваль. Позвоните в Смольный, скажите, что в последних числах июля все заняты на подготовке к фестивалю.

— И что это изменит?

— Много чего. Во-первых, в моём детективе всего 25 3-минутных эпизодов, — я зажал большой палец. — Во-вторых, если работать в режиме: утром и днём съёмка, вечером обработка исходных киноплёнок, на следующий день монтажёр сам из исходников вырезает хорошие планы, а вечером уже со мной склеивает черновой эпизод, то мы получим к 5-ому августа готовый черновой монтаж всего фильма. Начнём снимать 10-го июля, 3-го или 4-го августа закончим.

— Хочешь сделать кино за 30 дней? — опешил Илья Николаевич.

— Черновой вариант — да, чистовой с нормальным звуком к сентябрю, — улыбнулся я. — Есть только одно большое «НО», лишь бы актёры меня не подвели. Не люблю, когда на площадке пьяный артист изо всех сил делает вид, что трезв. А что касается погоды, то это меня не пугает. Небольшой моросящий дождь для детектива даже лучше.

— А если твой актёр где-то ещё параллельно снимается и не сможет приехать в нужный день?

— Значит не судьба, его слова отдадим исполнителю из массовки, и чуть-чуть перестроим сцену. Кто не успел, то опоздал, — я встал из-за стола. — Извините, Илья Николаевич, мне работать надо.

— Где кинопробы? — устало, произнёс он.

— Сейчас после обсуждения главных героев и героев второго плана мы все идём в костюмерный цех, сделаем там шикарные фотопробы, а остальное будет потом когда-нибудь.

— Стой! — рявкнул Илья Николаевич, притормозив меня в дверях. — Кто украл картину?

— Американский шпион, которого тайно забросили в Ленинград враги, чтобы он съел всю советскую колбасу и испортил всю советскую туалетную бумагу. Как вам такой поворот? — усмехнулся я.