- Нет, если я не увеличу ставку позже, - твердо сказала Гвинна. - У меня нет времени, госпожа Джосилэн.

- Хорошо, - наконец сказала Джосилэн. - Я помогу тебе - но только если ты пообещаешь делать в точности то, что я тебе скажу!

- Я всегда так делаю, - пробормотала Гвинна, и в ее глазах снова появился огонек.

Кенходэн почувствовал себя очень незначительным, когда вошел в необъятный Большой зал Саут-Кип.

Каменный пол представлял собой сияющий узор из белых, черных и красных квадратов, простиравшийся во всех направлениях в лучах раннего света, льющегося через широкие окна. Стены были из гранита с нежными розовыми прожилками и отполированы до зеркального блеска. Богатые драпировки подчеркивали чистоту и прочность камня, а не скрывали стены, а ковровая дорожка с глубоким, мягким ворсом темно-красного цвета, как кровь, тянулась от двойных дверей из черного дерева к возвышению в дальнем конце зала. На стене над помостом сверкал топор Империи - массивная фигура из золота и серебра, украшенная бриллиантами, рубинами, изумрудами и опалами. Он был двадцати футов высотой, от рукояти до лезвия, и драгоценные камни отбрасывали на пол переливчатые лужи зеленого, белого, золотого и кровавого света. Под топором находился массивный трон, сияющий коваными металлами и богатым деревом, его мягкое сиденье было украшено вышивкой и драгоценными камнями. Мотив топора и императорская диадема бесконечно повторялись на шелке его балдахина винного цвета.

Государственный стул графа Бостика стоял у подножия помоста. Только Дом Кормака мог восседать на этом великолепно неудобном троне, а в нынешнем поколении его занимали всего двенадцать раз. Кресло Бостика тоже было с балдахином, но мрачно-черного цвета, на котором алой нитью были изображены скрещенные мечи и топор его ранга. Граф сидел там, ожидая, пока Кенходэн и его спутники медленно шли по ковру мимо длинных рядов людей.

Кенходэн посмотрел на лица и сглотнул. Старшие офицеры Бостика и полковник Грантос образовали первую линию. За ними стояли семьи тех, кто погиб от зубов и когтей дракона. А за ними стояли все остальные души, которые могли протиснуться в зал: мужчины, женщины, дети... солдаты Саут-Кип и их семьи. Глубокий басовый гром мужских голосов поднялся в приветствии, перекрытый более легкими, сладкими голосами женщин и детей. Это был голос воинственного народа, хранителей величайшей крепости своей империи. Это был суровый звук, и он пробудил его собственную гордость, потому что эти люди знали цену поступку, который они приветствовали.

Бостик поднялся, когда они приблизились сквозь этот гром голосов. Он носил официальную одежду своего ранга. Это был первый раз, когда Кенходэн увидел его вне простых доспехов или одежды солдата, и со сменой одежды произошла перемена в росте. Он был тем же самым человеком, но проявилась другая его сторона. Его лицо было суровым, обвисшие усы и глубокие глаза тронуты высокомерием командира и уверенностью, которая не граничила с высокомерием, но была больше, чем простая гордость. Это было лицо человека, которому король-император доверил правление крепостью Саут-Кип - человека, который знал ответственность своего положения... и что он был равен им. Простого, дружелюбного солдата заменил специально подобранный вице-король самого могущественного монарха Норфрессы.

Взгляд Кенходэна скользнул к государственному мечу графа. Строгие ажурные ножны были отделаны малахитом и серебром с рубинами. Серебряные цепочки соединяли его с украшенным драгоценными камнями поясом для меча, а рукоять была украшена сложной резьбой из золота и стали с серебряной чеканкой. Навершие было из цельного изумруда, размером в половину яйца малиновки, который мерцал зеленым блеском, но клинок был похож на самого Бостика: твердое, смертоносное оружие в блеске церемонии и помпы.

Их маленький отряд остановился перед ним, и Кенходэн хотел опуститься на одно колено, но сигнал Бостика остановил его. Губернатор оглядел их четверых долгим неподвижным взглядом, затем протянул руку, чтобы принять от помощника богато запечатанный свиток. Он щелкнул по печати ногтем большого пальца, и наступила тишина, когда кусочки воска упали на ковер. Жесткий шелест пергамента был громким, когда он развернул свиток и прочистил горло, а затем раздался его гнусавый голос, излучающий ясность, силу и привычку командовать.

- От Кормака, из Дома Кормака, Его Дома и Имени Девятого, императора Топора, повелителя гор Ист-Уолл, великого герцога Дварвенхейма, герцога и протектора Норфрессы, губернатора колоний Контовар и короля Мэн-Хоум, всем, кто слышит эти слова, приветствую.

- Знайте, что мы очень рады выразить нашу благодарность Венситу, лорду Рума; принцу Базелу Бахнаксону, прозванному Кровавой Рукой, защитнику Томанака; Кенходэну из Белхэйдана; и Элрите, пограничной стражнице клана Торм, которые своей силой и мужеством так умело защитили нашу крепость Саут-Кип от существа, призванного самым темным колдовством как проклятие для нашего народа. Знайте, что это наша воля, чтобы этим защитникам нашей империи был дан свободный доступ для всех границ и крепостей, и что все, что они могут попросить у офицеров нашей короны, будет дано им так, как если бы мы приказали им нашим собственным голосом. И также наша воля состоит в том, чтобы, когда они достигнут своих нынешних целей, они предстали перед нами в нашей столице Экс-Холлоу, чтобы мы могли поблагодарить их лично и преподнести им дары, которых они так щедро заслуживают от нас.

- Дано нашей рукой и печатью в этот восемнадцатый день Йенконто в тысяча триста девяносто восьмой год падения Контовара.

Голос Бостика прервался. Он позволил пергаментному свитку снова со щелчком свернуться и оглядел собравшихся, как ястреб, прежде чем высоко поднять свиток.

- Услышьте слова нашего короля-императора и прислушайтесь к ним!

Его голос потонул во внезапных радостных возгласах, чей рев затмил все предыдущие звуки. Шум бушевал долгие минуты, пока Бостик не поднял обе руки.

- Друзья мои, - обратился к ним губернатор, когда снова воцарилась тишина, - король-император высказался. Я готов удовлетворить любую законную просьбу от его имени, но прежде давайте обратимся к подаркам, которые, возможно, выразят часть нашей благодарности за ваши деяния.

Он ударил серебряным молотком в маленький колокольчик рядом со своим креслом, и хрустальная нота пронеслась по безмолвному залу. В ответ послышался топот ног, когда небольшая группа вышла из-за помоста с огромным и явно тяжелым сундуком. Они опустили перед ним свою ношу и вытянулись по стойке смирно, а Бостик полез в карман своей парадной мантии за серебряным ключом. Он вставил его в замок сундука, повернул его, откинул крышку и повернулся к своим гостям.

- Вы приехали как путешественники, - сказал он, - но очевидно, что вы едете на войну. Никакая честь не достойна ваших деяний, но мы просим разрешения хотя бы вооружить вас на случай опасности.

Он наклонился над сундуком и поднялся с охапкой свернутой зеленой ткани.

- Принц Базел, Орден Томанака хорошо вооружил вас как своего защитника. У нас нет никакого военного оружия или испытанных доспехов лучше, чем те, что вы уже носите. Но ваше снаряжение не избежало вашей битвы с драконом невредимым, и поэтому мы даем вам это взамен того, что было уничтожено при нашей защите.

Он встряхнул свою ношу, и шелковый плащ широко распахнулся. Он был намного изящнее, чем простой, но удобный плащ, в котором Базел прибыл в Саут-Кип, а меч и скипетр на его груди были отделаны не только золотой нитью, но и сапфирами и рубинами. Они сверкнули в солнечном свете, льющемся через окна, и толпа одобрительно взревела.

- Пусть ваши враги увидят эти знаки и познают страх, - официально сказал Бостик.

- Я благодарю вас, милорд - за себя и за мой Орден, - сказал Базел и низко поклонился, его голос был подобен рычащему грому после голоса Бостика.

Бостик вернул свой взгляд и снова полез в сундук. На этот раз груз, который он вынул из него, был намного тяжелее любого плаща, и он поднял кольчугу. Солнечный свет придал стальным кольцам из знаменитых кузниц Дварвенхейма их собственный холодный блеск, и он повернулся к Чернион.