- Ты знал, что старейшины подняли барьеры этим утром?

- Что? - моргнул Трейн. - Нет. Но что насчет этого? Разве нам пора на учения?

- Почти. - Лентос кивнул. - Ты знаешь, что вокруг академий и имперских крепостей поддерживаются барьеры против возможности Контовара развивать собственные магические таланты. Конечно, мы проводили наши учения в течение девяти столетий без каких-либо указаний на то, что в Контоваре есть какие-либо маги. Ты, конечно, тоже это знаешь.

- И что? - Трейн был сбит с толку таким поворотом разговора.

- Чего ты, возможно, не знаешь, поскольку мы очень тщательно никогда это не обсуждаем, так это того, что барьеры также непроницаемы для всех известных заклинаний прорицания.

- Что? - Трейн выпрямился. - Лентос, я так же расстроен... двуличием Венсита, я полагаю, как и ты, но это не повод отгораживаться от него! Если, - задумчиво добавил он, - ты действительно сможешь, то есть при условии, что он вообще сможет вмешиваться в талант мага.

- Ты упускаешь мою мысль. Мы не блокируем его; мы блокируем всех других волшебников. В частности, Совет Карнэйдосы.

- Почему? Мне тоже не нравится, когда за мной шпионят, но нельзя поддерживать барьеры вечно, не истощая академию.

- Верно. Но сядь, Трейн. Есть вещи, которые я должен тебе сказать, и мне нужно твое слово, что ты их скрепишь печатью.

Трейн автоматически опустился на один из офисных стульев с прямой спинкой, в шоке уставившись на ректора академии Белхэйдан. "Печать" имела только одно значение для мага: блокировку разума. Лентос хотел, чтобы он заблокировал часть своего разума, связанную с тем, что он собирался услышать, что помешало бы ему поделиться этим с кем-либо, кроме старейшин академий. Он никогда не мог проговориться добровольно, и если бы это было вырвано у него под давлением, первый слог убил бы его мгновенно и безболезненно. Запечатывались только самые могущественные секреты, и Трейн не хотел, чтобы в его мозгу было больше триггеров самоубийства, чем он мог помочь. Но Лентос не по прихоти был назначен ректором Белхэйданской академии. Если он просил об этом, значит, у него была причина, и после недолгого колебания мастер-эмпат медленно кивнул.

- Спасибо. - Лентос тепло улыбнулся доказательству его доверия, затем продолжил. - Во-первых, за последние два дня старейшины и я тщательно просмотрели записи. Похоже, Венсит на самом деле никогда не говорил, что не может сделать то, что, как доказывает твоя восхитительная логика, он сделал для Гвинны.

- Но это есть в каждом учебном тексте! Каждый маг знает, что это невозможно!

- Верно, но он никогда этого не говорил. Он просто никогда не поправлял нас, когда мы неправильно его понимали. Вот почему я продвинул упражнение с барьером, чтобы мы могли обсудить это наедине.

- Мы видим только две возможности. Либо он не знал, что может это сделать, либо знал и хотел скрыть такую возможность. Мы не верим, что он мог быть невежественным, поэтому мы приходим к выводу, что он решил скрыть свою способность напрямую касаться таланта мага.

- Очевидно, следующий вопрос был "почему". Незнание нам ничего не стоило, но это помешало ему получить от нас всю возможную помощь. Мы не видим причин, по которым ему нужно было бы скрывать это от нас, поэтому мы думаем, что он скрывал это от кого-то другого - кого-то с таким острым слухом, что он мог скрыть это, только никому не рассказывая, включая нас.

- Волшебники, - сказал Трейн и кивнул. - Я следую твоей логике, но действительно ли это имело бы значение, если бы карнэйдосцы знали?

- Возможно, так и было, - сказал Лентос. - Из-за Гвинны.

- Гвинна? - Трейн покачал головой. - Почему Гвинна?

- В самом деле, Трейн! Как ты его только что назвал? Ее "второй отец"? У нее талант мага; маги переживают кризисы, когда их силы пробуждаются; и Венсит любит ее. Если бы у нее был тяжелый кризис - а все знали, что так оно и будет, - неужели ты ожидал бы, что он просто позволит ей умереть? Конечно, нет! И карнэйдосцы не менее проницательны, чем мы. Они бы наблюдали за ней, как ястреб, и когда у нее начались конвульсии, они бы ждали. Я полагаю, он хорошо защищался, но было бы этого достаточно, если бы они знали заранее?

- Значит, он спрятал это, чтобы они не узнали? В этом и есть тайна?

- Вот почему он спрятал это, но это определенно не вся тайна.

- Думаю, что нет, - медленно сказал Трейн. - Теперь они должны знать, что он может это сделать, так что нет смысла притворяться, что он не может. Но вы воздвигли барьеры, поэтому вы думаете, что что-то в этом все еще стоит скрывать. Я могу зайти так далеко; я просто не вижу, что бы это могло быть.

- Конечно, ты не знаешь. Ты техник, учитель. Это все, кем ты действительно хотел быть с того дня, как госпожа Заранта впервые начала твое обучение. Ты не имеешь дела с Советом или политикой, так что ты не хитрый. Но ты должен стать хитрым, Трейн, потому что, если я не ошибаюсь в своих предположениях, ты скоро окажешься втянутым в дела Гвинны и Венсита по самую шею.

- А? Боюсь, тебе придется объяснить это по буквам, - неожиданно сказал Трейн.

- Конечно. Если мы правы, он проявил превосходную предусмотрительность, скрыв свои способности, чтобы избежать нападения карнэйдосцев, не так ли?

- Ну, конечно, он сделал...

- Предвидение настолько хорошее, - перебил Лентос, - что он начал применять его девятьсот лет назад, когда сказал первой академии, что ни один "колдун" не может прикоснуться к таланту мага.

- Но это означало бы... - Трейн сделал паузу, когда замешательство переросло в ужас. - Это нелепо! Волшебники не могут предугадать, Лентос, и даже маг не может предугадать так далеко вперед! Или ты хочешь сказать, что он обманул нас и в этом тоже?

- То, что я говорю, еще более тревожно. Он никогда прямо не лгал о своей способности прикоснуться к таланту мага, но он сказал - и я цитирую из записей - "даже дикий волшебник не обладает силой предвидения". - Предвидение и пророчество, конечно, не одно и то же, и несколько волшебников создали последнее, но способность видеть будущие события сильно отличается от двусмысленности пророчества.

- Тем не менее, Венсит явно потратил столетия на подготовку именно того, что произошло три дня назад, что требует чего-то очень похожего на предварительную подготовку. У него была конкретная информация, и на что это указывает, Трейн?

Трейн боролся с новыми данными и замешательством, и когда он заговорил, его голос звучал неуверенно.

- Он знал о Гвинне, но волшебники не могут предугадать. Он предпринял шаги, чтобы защитить их обоих задолго до ее рождения, что подразумевает, что он начал предпринимать эти шаги задолго до того, как понял, что только любовь может заставить его пойти на такой риск, так что у него, должно быть, был и другой мотив. Но это значит...

- Я возлагаю на тебя надежды, Трейн, - мягко сказал Лентос, когда голос молодого мага затих. - Это означает, что он двигался даже более осторожно, чем мы думали. У него есть план, основанный на знаниях, в которые мы не посвящены - и, вероятно, не можем быть посвящены. Это означает, что он провел по меньшей мере тысячу лет в ожидании чего-то, что происходит прямо сейчас, и что твоя ученица каким-то образом имеет решающее значение для успеха того, что он планирует.

Гвинна подняла глаза, но мастера Трейна больше не было в окне, и она отвела взгляд, задаваясь вопросом, смогут ли они с ним работать вместе, как должны. Она знала, что им обоим будет тяжело, так же как знала, что не осмелится раскрыть то, чему научилась у Венсита в тот обжигающий момент слияния.

Она снова посмотрела на цветы. Она не могла понять всего, что видела, но знала, что видела слишком много. Она просто была слишком молода, чтобы понять, что все это значит.

Многое в происходящем беспокоило ее. Она не могла понять, как ей удавалось не думать о мастере Трейне, но она знала, почему она это сделала. Прежде чем он смог помочь ей учиться, она должна была убедить его, что определенными знаниями нельзя делиться. Но как она остановила его? Все, что она сделала, это подтолкнула его своими мыслями, и она не должна была таким образом удерживать мастера-мага. Единственное, что она точно знала, так это то, что Венсит не показал ей, как это делается. Он не был магом, и он также не учил ее быть им.