Базел медленно мысленно кивнул и почувствовал понимание Уолшарно наряду со своим собственным.
<В течение последних двенадцати столетий вашей вселенной>, - продолжил Томанак голосом человека, тщательно подбиравшего слова, - <события развивались по спирали, повторяя отголоски последнего великого столкновения, которое обрекло Контовар и породило большинство зол, которые с тех пор поразили Норфрессу. Потребовалось слишком много ваших лет, чтобы эти отголоски затихли, но теперь они затихли, и они готовы отскочить. Существует буквально бесчисленное множество вариантов того, как они могут восстановиться, но на самом деле есть только два основных результата. Либо Свет удержит свои позиции, нанесет ответный удар и отменит вердикт Контовара, либо Тьма победит всех. Так или иначе, мои Мечи, решение будет принято в ваше время. Если вы потерпите неудачу, если вы падете в своей нынешней борьбе, Тьма восторжествует; если вы преуспеете сегодня, тогда это будет только для того, чтобы столкнуться с другим и еще более суровым испытанием в неопределенных туманах вашего будущего, но это другое испытание придет к вам. Все, что я могу вам сказать, это то, что у вас есть сила воли, сердца, разума и мужества, чтобы встретить Зло мечом к мечу. У вас есть мое доверие и моя уверенность, и у вас есть сила твоей собственной веры в то, что правильно, и ваша готовность сражаться и умереть за это. Это, дети мои, все, что кто-либо, бог или смертный, может просить у кого-либо еще или требовать от себя, и я знаю, знаю, если даже не знаю ничего другого во всех вселенных, которые когда-либо могут быть, что вы дадите это. И когда вы это сделаете, я буду стоять рядом с вами и отдам вам часть своей силы. В поражении нет стыда, мои мечи; стыд есть только в капитуляции, и это то, чего ни вы, ни Вейжон не умеете делать.>
Ни градани, ни скакун ничего не сказали. Они просто потянулись обратно к своему божеству, чувствуя связи между ними, переплетение их сущностей с сущностями Томанака, и этого было достаточно.
Базел так и не узнал точно, как долго длился весь разговор, хотя он был уверен, что для Брандарка этот промежуток был гораздо короче, чем для него и для Уолшарно. Он глубоко вдохнул, раздув ноздри, когда Томанак снова отстранился, а затем повернулся, чтобы посмотреть на своего друга.
- Ну, я думаю, мы достаточно побрызгались грязью для одного дня, - сказал он.
- Действительно? - Брандарк навострил уши. - Странно, я не думал, что это была моя идея - выйти и слоняться без дела весь день.
- Больше так не будет, - согласился Базел. - И все же, я думаю, это было потому, что у тебя вообще очень редко возникает идея.
- Учитывая трудности, с которыми вы работаете, на самом деле это было не такое уж плохое усилие, - рассудительно сказал Брандарк. - Не очень тонко, немного жестковато, но в целом, и учитывая, что это должно было пробиться сквозь так называемое чувство юмора Конокрада...
Он пожал плечами, а Базел усмехнулся и снова вскочил в седло Уолшарно.
- Такое мелкое, мерзкое отношение, - сказал он, качая головой. - Я не буду делать никаких комментариев по поводу недостаточного размера и малости мозгов, которые могут сопутствовать этому. Но я упомяну, что только сегодня утром ко мне доставили совершенно новую бутылку тридцатилетнего виски Гранд Резерв Грансерван Серебряной пещеры, так любезно предоставленную стариной Килтаном. Если бы случилось, чтобы ты мог позаботиться о своем серебряном язычке, да, и оставить свое проклятое "банджо" в футляре! - мне было бы приятно поделиться ею с тобой, пока я пишу письмо Лиане.
- Гранд Резерв Грансерван? - уши Брандарка мгновенно навострились, он расправил плечи и подобрал поводья. - Ну, если это так, то почему мы все еще стоим здесь?
***
- Рада видеть тебя дома, Брейас, - сказала баронесса Мяча, улыбаясь, когда двоюродный брат ее мужа вошел в залитую солнцем комнату для завтрака. - На пользу сердцу Борандаса идет всякий раз, когда ты находишь время и когда король отпускает тебя достаточно надолго, чтобы навестить нас.
- Ну, во всяком случае, это мило с твоей стороны, что ты так говоришь, - сказал Брейас Дэггерэкс, подходя к столу, чтобы поцеловать тыльную сторону руки, которую она протянула ему. Солнечный свет, льющийся через окна, зажег танцующие искорки в ее аметистовых глазах, и он улыбнулся ей в ответ, выпрямляясь. - Тем не менее, я помню случайный разговор, который произошел у нас с ним, когда я был всего лишь мальчиком. Между сорока семью и пятьюдесятью восемью разница не так уж велика, но между восемью и девятнадцатью она была огромной! - Он покачал головой. - Честно говоря, иногда я поражаюсь, что мне все-таки удалось повзрослеть.
- Это ужасные вещи, которые ты говоришь!
В смехе Мячи было что-то вроде благодарности, потому что Брейас был одним из очень немногих людей, которые могли напомнить ей о разнице между ее собственным возрастом и возрастом ее мужа, никогда не заставляя ее задуматься, не было ли в этом скрытой злобы. Конечно, с его стороны было тактично не упоминать, что она тоже была на восемнадцать лет моложе его, как она предполагала.
С другой стороны, подумала она, и ее юмор померк, он был одним из еще меньшего числа людей, особенно мужчин, у которых никогда не возникало соблазна отмахнуться от ее интеллекта из-за ее молодости. Даже ее "сыну" Торандасу, казалось, иногда хотелось погладить ее по голове, как будто даже он не мог до конца избавиться от мысли, что ее основная функция - просто согревать постель его отца и соответствующим образом украшать руку барона на светских мероприятиях. Честно говоря, она верила, что Торандас честно пытался не думать о ней в таких терминах, но ему не всегда это удавалось. И если ее мнение отличалось от его мнения, у него было гораздо больше шансов вернуться к образу мыслей традиционного сотойского благородного человека, вместо того, чтобы рассматривать возможность того, что она действительно может быть права, а он на самом деле может ошибаться.
Прекрати это, строго сказала она себе. Ты же знаешь, как ему, должно быть, тяжело смириться с мачехой на два года моложе его! В сложившихся обстоятельствах у него все получается на удивление хорошо. Даже если в данный момент он ведет себя особенно глупо.
Брейас вопросительно поднял бровь, глядя на нее, но она только покачала головой и жестом пригласила его сесть на стул напротив нее. Его завтрак материализовался перед ним с молчаливой, улыбающейся деловитостью слуг замка Стартауэр, и он начал намазывать масло на булочку, наблюдая за ней сквозь слабую струйку пара, поднимающуюся от его чашки с горячим чаем.
- А где мой уважаемый кузен, если я могу спросить? - поинтересовался он.
- Он рано закончил завтракать и попросил меня подождать и составить тебе компанию, - ответила Мяча, потягивая из своей чашки горячее какао. - Сегодня утром у него была назначена встреча с сэром Далнаром. Они все еще изучают отчеты, которые Торандас привез домой из Сотофэйласа.
- Понятно. - Брейас закончил намазывать масло, откусил кусочек булочки и закатил глаза от блаженства. - Семкирк, я скучаю по выпечке госпожи Шаланы! Ты знаешь, я пытался заставить ее сбежать и жить со мной в грехе в Сотофэйласе.
Мяча поперхнулась глотком какао. Она поспешно поставила чашку, вытирая губы и свирепо глядя на него, и он улыбнулся без раскаяния. Трелсан Партисан был дворецким Стартауэра более тридцати лет, а его жена была экономкой замка почти столько же. Она была женщиной огромного достоинства и способностей как менеджер и организатор, но начинала как повар и все еще любила печь. Конечно, она также была по меньшей мере на пятнадцать лет старше Брейаса, и она, и ее муж, который души в ней не чаял, оба склонны были считать мага дома Дэггерэкс подростком-разбойником, которого они слишком хорошо помнили.
- Если бы тебе удалось заставить Шалану покинуть Стартауэр, я уверена, что Борандас назначил бы цену за твою голову! - сурово сказала Мяча. - И это тоже правильно. Если бы это не было актом государственной измены, я не могу придумать ничего худшего!