— Да, миледи, — продолжал офицер. — Она знала, что вы посещали Калатху и лорда Тризу, и еще почти неделю назад сказала, что вы непременно нанесете визит и нам. — Он улыбнулся. — И, конечно, она наказала, чтобы мы приветствовали вас со всей учтивостью, достойной рыцаря Бога Войны.

Каэрита бросила взгляд на остальных гвардейцев: две «девы войны», которых она заметила раньше, и еще трое мужчин в традиционных для Сотойи нагрудниках и кожаных доспехах. Как люди, прошедшие хорошее обучение, все они сохраняли профессиональный нейтралитет, однако в их лицах угадывалась та же теплота, что и в тоне командира.

— Очень любезно со стороны Гласа, — ответила Каэрита. — Я высоко ценю это. Она совершенно права; я здесь, чтобы встретиться с ней. И раз уж она предупредила вас о моем появлении, может быть, вы знаете, согласится ли она дать мне аудиенцию?

— Мне было приказано пропустить вас внутрь. Уверен, что майор Паратха, командир личной гвардии Гласа, уже дожидается, чтобы проводить вас.

— Похоже, Глас не только любезна, но и предусмотрительна. — Каэрита улыбнулась. — Как и все, кто служит ей и богине здесь, в Куайсаре.

— Спасибо за добрые слова, миледи. — Офицер поклонился, на этот раз еще ниже, и снова сделал приглашающий жест в сторону открытых ворот. — Однако все мы понимаем, что только очень серьезные проблемы могли увести вас так далеко от Империи, и Глас ждет не дождется, когда майор Паратха приведет вас к ней.

— Конечно. — Каэрита слегка наклонила голову в ответном поклоне. — Надеюсь, мы еще встретимся, прежде чем я покину Куайсар.

Она мягко сжала ногами бока Тучки, и кобыла пересекла линию ворот. Туннель, начинавшийся за ними, был длиннее, чем ожидала Каэрита, и, значит, защитная стена храма толще, чем казалось издали; пятно солнечного света по ту сторону туннеля выглядело совсем крошечным и далеким. Все тело Каэриты напряглось, она остро ощущала молчаливую угрозу, исходящую из смертоносных отверстий на потолке. Уже не первый раз в жизни ей приходилось лезть, что называется, в пасть льва, и она знала, что внешне выглядит совершенно спокойной. Другое дело — что творилось у нее внутри.

Майор Паратха ожидала ее. Каэрита удивилась — хотя и не подала виду, — обнаружив, что ее сопровождал лишь конюх, которому, по-видимому, предстояло позаботиться о Тучке. Что бы ни было на уме у Гласа, такие грубые действия, как пустить в ход мечи во дворе храма, в ее планы явно не входили.

— Миледи рыцарь.

Паратха в знак приветствия наклонила голову. В ее речи тоже ощущался акцент Сотойи, она была лишь чуть выше Каэриты, одета примерно в такую же кольчугу и вооружена кавалерийской саблей. Если она и относилась к числу «дев войны», то, по-видимому, к числу немногих, обученных обращению со «стандартным» оружием.

Все это становилось ясно при одном взгляде на нее, но любой, кроме Каэриты, ничего больше не увидел бы. Рыцарь же внутренне напряглась — как кошка при виде кобры, — увидев тошнотворное желто-зеленое свечение, очерчивающее фигуру Паратхи. Ощущение испускаемого ею зла для Каэриты было сродни удару в живот и несло в себе такой мерзкий, подлый привкус, что она на мгновенье утратила дар речи. Как могут другие не чувствовать этого столь же ясно, как она?

— Ваш визит — честь для Куайсара, — продолжала женщина с улыбкой.

Ее голос звучал совершенно нормально, и это было так странно после увиденного Каэритой, что ей потребовалось все умение владеть собой, чтобы не выдать удивления.

— Майор Паратха, надо понимать. — Каэрита спешилась и мило улыбнулась, словно ничего не заметив.

— Она самая, — подтвердила Паратха. — По просьбе и от имени нашего Гласа я приветствую вас и заверяю, что она сама и весь храм готовы оказать вам любую помощь, какую пожелаете.

— Другого отношения я от Гласа Матери и не ждала, — ответила Каэрита. — И благодарна за любезность и великодушие.

— И все же это самое меньшее, что служительницы Матери могут предложить служительнице Томанака, прибывшей к нам в поисках справедливости, — сказала Паратха. — И раз уж вы здесь по делам, могу ли я проводить вас прямо к Гласу? Или предпочитаете освежиться после долгой скачки?

— Как вы верно заметили, майор, я прибыла сюда в поисках справедливости. Если Глас готова принять меня немедленно, я предпочла бы пройти прямо к ней.

— Конечно, миледи. — Паратха снова любезно улыбнулась. — Следуйте за мной.

«Ну, — думала Каэрита, вслед за Паратхой шагая по коридорам комплекса храма, — по крайней мере, одного своего врага я уже обнаружила».

Каэрите понадобилось прямо-таки физическое усилие, чтобы не вцепиться в рукояти своих мечей. В благоговейной тишине и полумраке храма исходящее от Паратхи мерзкое мерцание как будто усилилось; излучаемые ею щупальца тянулись ко всем, мимо кого они проходили. Было что-то тошнотворное в медленных, почти сладострастных движениях, которыми сотканные из тусклого мерцания «змеи» ласкали и поглаживали людей. Каэрита видела на коже встречных крошечные, безобразные пятнышки, похожие на проказу. Они были такие маленькие, эти пятнышки, — едва видимые, лишь чуть более интенсивные по окраске, чем родинки. Однако у большинства служительниц, мимо которых они проходили, проступали оставшиеся от этих пятен шрамы. Они коротко вспыхивали, становились ярче и отвратительней, когда свечение Паратхи дотягивалось до них. Потом они снова тускнели и уходили вглубь, так что даже Каэрита не могла видеть оставшегося следа.

Еще хуже были те, кто ощущал что-то, когда отвратительная паутина Паратхи касалась их кожи. Они воспринимали ласку окутывающей Паратху Тьмы, и на их лицах — как они ни старались это скрыть — мелькал проблеск удовольствия, почти экстаза, пусть и извращенного.

Чем дальше гостья и ее провожатая углублялись в храм, тем сильнее и быстрее колотилось у Каэриты сердце. Они прошли через Часовню Старухи, чего на месте Паратхи Каэрита делать не стала бы. Да, зло расползлось по всему Куайсару, и все же он по-прежнему оставался храмом Лиллинары. Осквернить сам храм и, даже более того, его обитателей и слуг — это было величайшее достижение Тьмы, но сами камни наверняка помнили, в честь кого и с уважением к кому были воздвигнуты. Триумф Тьмы не мог оставаться незамеченным вечно, и из всех ликов Лиллинары именно Старуха, или иначе Мстительница, была знаменита своей яростью.

С другой стороны, в том, что Паратха избрала именно этот путь, присутствовала своя логика: именно Старуха — как Мстительница — вся пропиталась кровью и насилием. Это был Третий Лик Лиллинары, больше всех остальных тяготеющий к безжалостному разрушению. Некоторые люди, и среди них Каэрита, ощущали, что Старуха сама нередко едва удерживается на грани Тьмы, а потому между Ее Часовней и мрачной паутиной, опутавшей душу Паратхи, возникал определенный резонанс.

— Скажите, майор, — как можно небрежнее спросила Каэрита, — давно вы служите Лиллинаре?

— Почти двенадцать лет, миледи, — ответила Паратха.

— А гвардию этого Гласа давно возглавляете?

— С тех пор как она прибыла сюда, — с улыбкой бросила Паратха, оглянувшись через плечо. — В гвардию Куайсара меня назначили почти восемь лет назад, я командовала охраной предыдущего Гласа последние полтора года ее жизни.

— Понятно, — пробормотала Каэрита.

Они миновали часовню. Чем дальше углублялись они в отравленные миазмами зла недра храма, тем сильнее Каэрита ощущала чисто физическое давление, как будто Тьма буквально кралась за ней по пятам. Ей стало страшно, ужасно страшно; когда она впервые поняла, что Куайсар является центром всей этой паутины, она и представить себе не могла, что можно испытывать такой страх. Властвующее тут зло было очень искусным, ужасающе мощным и явно плело свои сети дольше, чем она предполагала. Причем те, кто жил на прилегающей к храму территории или находился не в непосредственной близости к центру этой силы — вроде гвардейцев, приветствовавших ее у ворот, — в меньшей степени подверглись пагубному воздействию. Каэрита задумалась, было ли это сделано сознательно. Может, оставаясь в стороне и не замечая того, что происходит в Куайсаре, они являлись частью маскировки? Или Тьма просто приберегала их на потом, когда полностью подчинит себе всех внутри храма?