- Ужасным? - Он покачал головой. - Не очень далеко, сэр Келтис. Имей в виду, я бы не хотел, чтобы подобное повторилось в ближайшее время! Нет, и я бы не хотел, чтобы какой-либо другой скакун испытал то, что испытывают эти.
Его голос потемнел с последней фразой, но затем он заставил себя встряхнуться.
- Тем не менее, у меня нет другого выбора, кроме как сказать, что это, вероятно, было одним из двух или трех самых замечательных событий в моей жизни. Они действительно хотят быть созданиями самих богов, не так ли?
- Думаю, что да, - тихо согласился Келтис.
- Да. Но, понимаешь, ты стремишься быть сотойи, в то время как я градани. И еще не родился ни один скакун, который бы так сильно любил градани. Так что, возможно, вы говорите, что это после того, как мы завели те отношения, в которых нам обоим больше всего комфортно.
Келтис вопросительно приподнял бровь, и огромный градани пожал плечами, выглядя почти смущенным.
- Гейрфресса и я, - сказал он. - Мы больше не стремимся к тому, чтобы нам было так уж комфортно. Я не зайду так далеко, чтобы сказать, что между нами то же самое, что между тобой и Вэйлэсфро, но это не то, что когда-либо существовало между другим скакуном и градани, можешь на это положиться! Я...
- Прости меня, принц Базел, - мягко спросил Келтис, - но тебе действительно так трудно признать, что между вами двумя родилась взаимная любовь? - Базел бросил на него острый взгляд, и Келтис взмахнул рукой в воздухе. - Я очень сомневаюсь, что кто-либо, кроме всадника ветра, когда-либо испытывал что-либо отдаленно похожее на то, что ты мне описал, милорд защитник. Но нет ничего неслыханного в том, что у скакунов завязываются глубокие, интенсивные дружеские отношения с людьми, которые не являются всадниками ветра - любовь их, принц Базел. Подумайте о Датгаре и баронессе Хэйнате или леди Лиане. Те, кто не знает их хорошо, склонны забывать, если они вообще когда-либо по-настоящему осознают это, что скакуны, по крайней мере, так же разумны, как и любая из человеческих рас. И у них гораздо, гораздо более великие сердца, чем у большинства из нас.
- Да, я могу это видеть, - пробормотал Базел. - И все же я не очень уверен, как участники других табунов, которые не были здесь и не видели, примут то, что Гейрфресса могла испытывать такие чувства к градани, как я. И, по правде говоря, среди моего народа есть те, кто счел бы это еще более неестественным, чем у нее.
- Я не думаю, что тебе нужно беспокоиться о том, как, вероятно, отреагируют другие скакуны, - успокоил его Келтис. - Они общаются друг с другом так, как, думаю, никто, включая всадников ветра, никогда по-настоящему не понимал. - Он покачал головой. - Доверься мне, принц Базел. Если Гейрфресса готова относиться к тебе так, как ты описал, то участник любого другого табуна, которого она когда-либо встретит, поймет почему. Ты понимаешь, это не значит, что все они согласятся с ней, но я очень сомневаюсь, что кто-либо из них когда-либо подвергнет сомнению ее чувства или обвинит ее в них.
- Ну, по правде говоря, - сказал Базел через мгновение, - это после того, как в данный момент меня меньше всего беспокоит. Видите ли, я думаю, что она не очень-то захочет, чтобы ее оставили позади.
- Прости меня, принц Базел, но ты хочешь сказать, что ты и Гейрфресса все еще как-то связаны?
- Я бы не назвал это "связью", - ответил Базел. - И все же это может быть так, как это бывает после того, как ты продвинулся куда-то в этом направлении. - Он постучал себя по лбу указательным пальцем. - Это не так сильно, как если бы я хотел "услышать" ее, или как если бы мы все еще жили в сознании друг друга. И все же у меня в голове нет ни малейшего вопроса о том, откуда я знаю, о чем она думает. Или, если уж на то пошло, где она хочет быть.
Глаза Келтиса внезапно расширились, и он отложил уздечку в сторону впервые с тех пор, как Базел вошел в конюшню. Глаза градани сузились, когда он увидел выражение лица человека, но он ничего не сказал, только ждал.
- Милорд защитник, - сказал Келтис через несколько секунд, очевидно, подбирая слова еще более тщательно, чем раньше, - Гейрфресса - единственный скакун, местоположение которого тебе известно?
- А? - Базел бросил на него взгляд, в котором сочетались удивление и недоверие к тому, что ему задали такой нелепый вопрос. Но затем он нахмурился и закрыл глаза, склонив голову набок, как будто прислушивался к отдаленному звуку. Он оставался в таком положении несколько секунд, а затем выражение его лица стало пустым, и глаза снова открылись.
- Она не такая, не так ли? - пробормотал Келтис, очень пристально наблюдая за ним.
- Нет, - сказал Базел. Он махнул рукой в направлении загона к югу от конюшни, совершенно невидимого с того места, где они сидели вдвоем. - Я могу чувствовать весь табун, - сказал он. - Всех их - от Гейрфрессы до самого младшего жеребенка.
- Томанак! - прошептал Келтис. Он смотрел на Базела, казалось, целую вечность, затем энергично встряхнулся. - Я не понимаю этого, принц Базел, - сказал он. - Возможно, это потому, что ты защитник Томанака. Но какова бы ни была причина, мне кажется, что ты каким-то образом приобрел табунное чувство скакуна.
- Да это просто нелепо!
- О, согласен - я определенно согласен! И если ты думаешь, что это звучит для тебя нелепо, подожди, пока об этом не услышит Вэйлэсфро! Но скажи мне - ты можешь почувствовать кого-нибудь из других боевых коней? Или только выживших из Уорм-Спрингс?
- Только Гейрфрессу и ее семью, - ответил Базел. Но потом он покачал головой. - Нет, это не совсем точно. Насколько я могу судить, есть еще один конь. Тот большой чалый парень с черной гривой и хвостом.
- Только он? - Келтис удивленно нахмурился. - Больше никто?
- Никто, кроме него, - подтвердил Базел, а затем медленно улыбнулся. - И теперь я думаю об этом, я думаю о том, как я мог бы знать, почему. Я не осознавал этого до этого самого момента, но теперь это совершенно ясно! Он ее брат, сэр Келтис.
- Ее брат? - Келтис моргнул, глядя на градани.
- Да, у него была пара среди кобыл Беар-Ривер, но он потерял ее в результате несчастного случая три года назад.
- И откуда ты все это знаешь, милорд? - зачарованно спросил Келтис.
- Что касается этого, я действительно не знаю. Но я думаю о том, каким он мог бы быть после того, как сам рассказал нам об этом не так давно.
- Он мог бы ч...? - начал Келтис, затем оборвал себя, поскольку свет от входа в конюшню внезапно закрылся. Он поднял глаза, и его лицо потеряло всякое выражение, когда он узнал огромного жеребца, медленно входящего в конюшню. Это был чалый с Беар-Ривер.
- Да, так что он мог бы, - спокойно продолжил Базел, его собственные глаза были прикованы к приближающемуся скакуну, - потому что, если я не ошибаюсь в своих предположениях, он только что обнаружил, как он тоже может чувствовать меня.
Чалый вполне мог быть самым крупным скакуном, которого Келтис видел за всю свою жизнь. Жеребец должен был достигать высоты двадцати четырех ладоней - более восьми футов в холке - и он поднимал свою величественную голову почти на одиннадцать футов над полом конюшни. Он возвышался над Базелом, более чем на две тонны величия и силы, умудряясь делать то, чего никогда не удавалось ни одному другому существу, и низводить градани до уровня простого смертного. Казалось, сама земля должна была содрогнуться, когда он ступал по ней, и его присутствие, казалось, наполняло не просто конюшню, но и весь мир.
Он стоял там, великолепный в остатках своего зимней шерсти, и его огромные глаза - янтарно-золотые, а не карие - были устремлены на Базела.
Базел встал, медленно, как будто его поднимала на ноги другая рука, а не по собственной воле. Он стоял менее чем в пяти футах от скакуна, а затем, еще медленнее, чем стоял, шагнул вперед.
Скакун стоял неподвижно секунду, возможно, две. А потом он опустил голову, и его невероятно мягкий нос коснулся широкой груди градани. Ноздри раздулись, янтарно-золотые глаза закрылись, и жеребец тяжело выдохнул. Руки Базела поднялись, как будто они принадлежали кому-то другому. Они погладили морду жеребца, нежно, ласково. Они нашли уши - уши, которые резко торчали вперед, словно прислушиваясь к биению сердца градани, - и погладили их с нежностью, которая казалась невозможной для таких мощных, мозолистых от меча пальцев.