Меня трясло. Мне не было страшно от того, что Назар хотел меня ударить. Меня обуяла ярость. Никто и никогда не позволял себе поднять на меня руку.

Назар попытался оттолкнуть Макса, но тот ловко заломил ему руку за спину и подсечкой сбил того с ног.

— Платонов, не гневи судьбу, — Макс наступил коленом на шею Назара.

— Твари! — хрипел Назар. — Ненавижу вас, мрази!

— Ну-ну, Платонов, зачем столько экспрессии? — Макс продолжал прижимать Назара к земле, видимо, надеясь, что тот выговорится и успокоится.

Наконец он попросил:

— Все! Все! Отпусти, я понял.

Макс поднялся на ноги. Назар тоже встал.

— Лора, прости, не знаю, что на меня нашло, прости, это стресс, мы же на самолете разбились, мать его!

Он сделал шаг в мою сторону. Я отступила назад:

— Не подходи, Назар, просто не подходи.

— Хорошо, видишь, я стою, я не подхожу, Лора, я так тебя люблю. Послушай, прости меня, я сорвался. Останься со мной, вам не нужно идти, нас спасут, а ее, — он показал на Нину, — вы все равно не дотащите.

— Кажется, она уже приняла решение, — вмешался Макс.

— Заткнись, Рихтер, я не с тобой разговариваю, — огрызнулся Назар и снова обратился ко мне, — послушай, Лора, ну ты ему веришь, что ли? Забыла, что он с тобой сделал? Как ты можешь ему доверять? У него фактически другая семья, ребенок, он все у тебя отобрал, чтобы отдать другой бабе, она же тебе сама рассказала, а ты, как дура хочешь ему свою жизнь сейчас доверить?

— Так! Стоп! — зашипела я. — Откуда ты знаешь, что мне кто-то что-то рассказывал? Я тебе про это ничего не говорила. Ты мог, конечно, узнать что-то о другой женщине и ребенке, но ты никак не мог знать, что она была у меня. Назар!

— О чем он говорит, Лора? — Макс недоумевая смотрел то на меня, то на Назара.

Назар потупил взор.

— Ты неправильно поняла, я просто видел, как она выходила от тебя, вот и предположил, что все рассказала.

Я видела, что он врет, даже не видела, а чувствовала. Может, где-то там в городе, я бы это не почувствовала, но сейчас, в этой ситуации, когда невозможно толком скрыть себя настоящего, я все чувствовала.

— Мы уходим, Назар, — только и сказала я.

Что-то произошло с ним. Он как-то весь сжался и, казалось, будто уменьшился в размерах. Голос его дрогнул:

— Лора, останься, пожалуйста, я так люблю тебя. Я никого никогда не любил, я тебе рассказывал. Останься, прошу, — голос его дрожал, — или, знаешь, хорошо, вы идите, я останусь. Так будет даже лучше. Я дождусь спасателей, сообщу, куда вы ушли, и мы за вами придем.

— Делай как знаешь, — сказала я тихо.

— А вернемся, в городе я все объясню. Ты все поймешь, Лора.

«Еще один с отложенными объяснениями», — подумала я.

Я ничего ему на это не ответила. Я больше не хотела ни о чем разговаривать. Я так бесконечно устала от всех этих интриг, недосказанности, лжи, что мне было уже все равно, что там у Назара на уме.

Я хотела сосредоточиться, только на том, что нам нужно выбираться, чтобы спасти человека и все остальное не важно. Со всем остальным я буду разбираться потом. Если захочу вообще разбираться.

Одно было ясно точно — сейчас я должна держаться рядом с Максом. Во мне проснулся примитивный и первобытный женский инстинкт. Сейчас, когда моя жизнь была в опасности, сейчас, когда в человеке проявляются все его настоящие качества, чувства ушли на второй план.

И проснувшийся первобытный женский инстинкт безошибочно подсказывал мне, кто здесь сейчас настоящий альфа-самец и способен позаботиться о самке, а от кого исходит опасность.

Природа никогда не ошибается и все расставляет на свои места. Это там, где цивилизация мы обрастаем социальными условностями, приобретаем, важный, как нам кажется опыт.

Выбираем в спутники людей совсем не по тем параметрам, на которые пытается указать природа.

Мы действуем в системе сдержек и противовесов. На нас давят обстоятельства, мы что-то там себе измышляем и делаем выводы на основе этих измышлений.

А здесь и сейчас, в этом проклятом лесу у озера, когда все мы предстали перед мирозданием неподготовленными, обнаженными и беззащитными, когда сброшены маски, слетела шелуха. Перед лицом смертельной опасности, стали действовать на инстинктах, и все само собой разложилось по полочкам.

Сейчас для меня стало неважно, кем был Назар до того, как упал самолет и кем был Макс до этого. Сейчас было важным только то, кто есть кто в данный момент. Кто чем руководствуется и, кто способен взять на себя ответственность.

И выходило, что это — Макс Рихтер.

«Все-таки женщина совершенное существо в своей природе, — думала я, — удивительно как в ней первобытное уживается с социальным. Поразительно, как вовремя включаются инстинкты, если опасность грозит ей или ее ребенку. Она действует почти на автомате, руководствуясь чем-то, что даже не до конца осознает. Все-таки мир держится на женщине. Без нее он бы давно уже провалился в тартарары».

Мы выдвинулись, как только встало солнце. Макс соорудил что-то наподобие волокуш из веток, распустив на полосы шмотки, из чемодана. На волокуши мы водрузили Нину, которая уже совсем не приходила в себя.

Перед тем как пуститься в путь, Макс вколол ей еще антибиотик и промедол. Нина была совсем плоха, и нужно было торопиться.

Назар не помогал нам и даже не смотрел в нашу сторону. Он сидел у костра, погруженный в свои мысли, и глядел на озеро.

— Назар, — обратилась я к нему, — если дождешься спасателей, раньше, чем мы доберемся до поселка, ты сообщишь, куда мы выдвинулись?

Назар не отвечал. Он будто меня не слышал. А я все больше поражалась тому, что даже в такой ситуации как сейчас, он умудряется вести себя так, будто весь мир сейчас должен крутиться вокруг него.

Даже я, женщина, казалось бы, сейчас должна капризничать, выдвигаться какие-то условия. Учитывая всю катастрофичность и нелепость ситуации, когда я оказалась черт знает где, вместе со своим бывшим и будущим мужем, я почему-то не думала сейчас о том, кто меня любит, кого я люблю, кто в чем виноват, кто хороший, а кто плохой.

Единственное, что сейчас было важным — выжить самим и попробовать спасти человека. Остальное потом, когда мы все будем в привычной нам обстановке.

Но Назар, будто и не понимал всю серьезность ситуации. Я буквально физически чувствовала его ревность. Он полностью был погружен в нее, и ревность управляла всеми его поступками и мыслями. Достучаться до человека, когда он в таком состоянии, было невозможно.

— Идем, Лора, — услышала я голос Макса и поспешила к нему. — Ничего он никому не скажет, — сказал Макс, когда я подошла.

— Но это же, я даже не знаю, как назвать, это же чудовищно! — возмутилась я.

— А он и есть чудовище.

— Ты перегибаешь, я думаю, он просто не справился со стрессом, нельзя его в этом винить, — попыталась я найти хоть какое-то оправдание Назару.

— Я не хочу возводить на него напраслину, но поверь мне, Лора, Платонов, скорее, скажет, что только он один выжил вместо того, чтобы помочь нам.

— А она, — я показала на Нину, — она-то ему ничего не сделал, чтобы нам навредить, думаешь, он готов и на ее жизнь плюнуть? Я в это просто не верю, такого не может быть, я все-таки его знаю.

— Знаешь ли, Лора? Или знаешь только то, что он сам позволили о себе знать? Ладно, мне все равно. Черт с ним, нужно двигаться. Нам два дня идти и нужно найти еще какое-то убежище, чтобы, как минимум, одну ночь пережить.

Слова Макса отрезвили меня, и я вернулась в реальность. Макс закинул импровизированный лямки от волокуш на плечи, я шла позади.

Как сказал Макс, мне нужно будет помогать ему только если нужно будет преодолеть какую-нибудь ямку или бурелом. А так, он уверил меня, Макс справится сам.

— Вы там сдохните, — крикнул Назар нам в спину.

Ни я, ни Макс ничего не ответили. Нам было уже не до Назара. Впереди нас ждал долгий и трудный путь.