— Знаешь его? В смысле знала до того, как у нас появился? — спросил Валера.

— Слишком хорошо знала. Муж бывший.

— Во как! — Валера аж присвистнул. — И как ты? Так себе сюрприз, как я понимаю?

— Не спрашивай лучше. Слушай, ты говоришь в кабинете напротив, он там обосновался?

— Да. И странно это как-то. Что владельцу вообще в офисе делать?

Я ничего не ответила. Ответ на этот вопрос у меня был, но сформулировать его не выходило. Рихтер явно что-то задумал. «Он что, вообще не собирается меня выпускать теперь из поля своего зрения?», — спрашивала я себя.

Валера, так и не дождавшись моего ответа, заметил, что я улетела куда-то в свои мысли и тактично вышел из кабинета.

«Так! Документы», — очнулась я. Макс, будь он не ладен, хотел знать о состоянии моих дел. Что ж, работа есть работа, и, если я теперь прикована к ней такими цепями, как долг за квартиру, ничего не поделаешь. Нужно выполнять свои обязанности.

Я собрала документы, подошла и стукнула в дверь кабинета Макса. Тут же заколотилось сердце, я облизнула вмиг пересохшие губы.

— Заходи, — услышала я голос Макса и почувствовала холодок в солнечном сплетении.

Я вошла в кабинет, Макс встал с места и двинулся мне навстречу. Он был как-то слишком решителен, и его намерения мое тело просчитало за доли секунды. Я сделала шаг назад, своей же спиной подперев дверь, и тем самым отрезала себе путь к отступлению.

Он подошел вплотную. Документы выпали из моих рук, очевидно, они были лишь предлогом. Я будто онемела, только смотрела на него, не представляя, что он собирается делать. Макс тяжело дышал. Он пожирал меня глазами. Тело меня предавало. Я почувствовала, как потяжелело и намокло внизу живота. Желание внезапно захватило меня с такой силой, что я и не думала вырваться, я хотела одного — прикоснись ко мне, возьми. Мне стало больно от силы желания. Я прикрыла глаза.

Макс вдавил меня в дверь и пальцами поднял мой подбородок.

— Посмотри на меня, — сказал он мне в губы.

Я послушалась. Ощутила его дыхание, и губы раскрылись ему навстречу.

От подбородка он провел ладонью по шее и слегка сдавил ее, словно обозначая свою власть. Его губы были все ближе. Он загипнотизировал меня своими синими глазами и подавил последние остатки воли.

Я уже чувствовала его дыхание на своих губах, другой рукой он провел по талии и дальше по бедру. Я ждала поцелуй.

— У тебя краска вот тут, на щеке. Ты снова начала рисовать? — спросил он, проведя пальцем по щеке.

Услышав это напоминание нашей не-близости, я очнулась и еще раз заглянула ему в глаза. Огонь в них разгорался все сильнее. И в отблесках этого огня отразилась моя ненависть.

— Убери руки! — хотела было рявкнуть я, но вышел шепот. Голос сел. Из-за этого я словно бы показала свою слабость. Мое тело меня выдало. Я опустила глаза и дала ему говорить.

— Лора, ты доверяла мне когда-то, полагалась на меня. Я хочу, чтобы ты снова поверила мне. — Он был рядом. Голос был родным, волнующим, и то, что он говорил, было волнующим, оно ложилось подорожником на мою ноющую рану. Я могла коснуться его, снова вернуть свою идеальную любовь. И не могла себе этого позволить, потому что не верила. А потом он сказал. — Все, что я делал, я делал для тебя, нас.

Я наконец подняла на него взгляд и рассмеялась ему в лицо. Абсурд. Доверие, все для меня. Просто тупой абсурд.

Я не нашлась даже что ответить.

Тут же замахнулась, чтобы залепить ему пощечину, но Макс перехватил мою руку и снова притянул меня к себе. Он вглядывался в меня, как будто я — диковинная зверюшка. Опять просчитывает, продумывает шаги. Боже, Макс, да я же наизусть знаю это выражение лица. Потом его взгляд скользнул на мои губы, и взгляд тут же потемнел, расфокусировался. Лицо приближалось ко мне. Между нами будто магнитное поле — не оторваться, я чувствовала, как тяжелеют мои веки, закрываются глаза. Я бы хотела забыться, да. Еще раз ощутить его настойчивые губы, сминающие мои.

Я зашипела.

И магнитное поле разрушилось.

Было видно, что он немного опешил от такой моей реакции. Но не сказать, что как-то сильно удивился.

Он ухмыльнулся и отпустил меня.

— Знаешь, в тебе стало больше свободы. Ты всегда была идеальной для меня, но потом ты стала настолько идеальной, что казалась уже не человеком даже, — проговорил он задумчиво.

— А сейчас, значит, я уже недостаточно идеальна? Уже неидеально человечная? — кровь бросилась мне в щеки.

— Это-то и прекрасно, Лора. Это делает тебя еще более совершенной. Твоя неидеальность. И это, — он коснулся пятнышка краски на щеке.

В голове шумело от гнева. Что он несет? Твою мать, я всю жизнь стремилась быть идеальной для тебя. Быть встроенной в тебя. Ты! Ты был шахматным роботом, гением, я не могла позволить себе быть обычным человеком рядом с тобой. Со страхами, слезами, внезапными истериками, с пятнами на лице от краски, черт возьми. А он мне сейчас говорит, что я стала без него несовершенной? Он обвиняет меня… Что?

— Иди ко мне. Ты такая красивая, — он притянул снова меня к себе.

Но я от злости, которая застилала мне сознание, наконец обрела силу.

— Ты в самом деле думаешь, что после того, что ты сделал, я брошусь к тебе в объятия? — сорвалась я. — Что у тебя в голове вообще?

— Ты у меня в голове, Лора. Всегда, — ответил Макс и это окончательно вывело меня из себя.

— А что или кто у тебя был в голове, когда ты сказал мне — «пошла вон», а, Макс? Тогда у тебя, что было в голове? Что у тебя в голове было, когда ты лишил меня всего? Что у тебя было в голове все эти два года? — я уже не сдерживалась.

Я чувствовала, как прорвало мою защиту. Будто я два года выстраивала мощнейший щит от вопросов, от мыслей о прошлом, и он взял и одним прикосновением, даже не напрягаясь, разрушил его. По щекам бежали слезы.

Макс потянулся к моему лицу, он с ужасом смотрел на мои слезы. Если бы мне не было сейчас так плохо, я бы посмеялась. Он будто не думал, что мог причинить мне боль. Таковы издержки жизни с гением, просто я не замечала этого, пока мы были вместе. Мы были встроенными друг в друга. А теперь нет. Пошел вон, Макс! Я выскользнула из его рук.

А он вернулся к своему столу и тяжело опустился на кресло. Он ничего не говорил, только смотрел на меня, словно прикидывая, во что выльется моя злость.

— Скажи мне, Макс, я, правда, не понимаю, как ты смеешь вот так появляться и что-то там заявлять, прикасаться ко мне, словно я твоя? Я… — у меня аж горло перехватило от того, что я собиралась сейчас сказать. Я сглотнула и сказала. Вслух. — Я ненавижу тебя, Рихтер, ты понимаешь это? Ненавижу!

— Понимаю, — почти шепотом произнес он.

Мне хотелось пробить его стену. Услышать хоть какое-то объяснение. Но крик здесь не поможет. Макс всегда был очень рациональный. Здесь нельзя плескать эмоциями направо и налево. Я поглубже вздохнула.

— Макс, мы жили одну жизнь на двоих. Мы были единой командой, мы словно части формулы счастья. Были. Ты посчитал себя вправе разрушить нас и оставить меня с Лилей одних, ты вычел нас из твоей формулы, как будто ты вывел новую формулу, а для нас в ней места не оказалось. Мне всегда казалось, я понимаю тебя. Но я не понимаю. Если бы ты объяснил. Просто из уважения к прошлому, к той прежней формуле, — я говорила тихо, спокойно, делая паузы после каждой фразы и смотрела открыто, будто сняла шлем и доспехи, и оказалась совершенно безоружной. Должно подействовать.

Но он продолжал молчать и уже даже не смотрел на меня, а куда-то в пол.

— И сейчас молчишь? — усмехнулась я. Словно со стеной говорю. Как меня достала эта неразрешимая загадка! Почему он молчит? Потому что правда настолько страшна?

Впрочем, есть еще один ход.

— Как ее зовут? — спросила я, подойдя к столу. — Какая она? Лучше? Моложе? Может, дает тебе как-то с выдумкой? Она идеальнее, так ведь, не то, что я нынешняя, как ты там выразился?