Проснулся от слюнявого поцелуя в губы. Захотелось вытереться, но нельзя. Легенду разрушит. Бабенка смачно потягивалась рядом. От нее противно пахло потом и похотью. Чуть не стошнило. Что бы отвлечься проверил силу. Она мягко плескалась, переполняя его до краев. Тоже потянулся. Хорошо. И на удивление ни волнения, ни тревоги, хотя сегодня, можно сказать, решающий день. Или пан, или пропал! Вот и проверим, что ты можешь, как маг, тьфу, вражье слово. Чародей, это по-русски. Сможешь ударить точечно, поразив только тех, кого надо, или только и умеешь, что по людской массе лупить без разбору.

— Ну ты и жеребец, — томно произнесла развратница, — давно на мне так славно не скакали! Не то, что этот хряк! — Она кивнула на храпящего на другом ложе предателя.

— «Как бы от старого дурака избавиться, молодого завести. Тем более, князь! Не то что этот мужик. И обхаживает бабу умело, так что все подъюбники заранее мокрые, и скачет без устали. А старик два раза сунул и отвалился, дрыхнет. Доделывай дело за него сама»!

— Встретимся еще разок, княжич? — кокетливо поведя плечами спросила ключница.

— Отчего нет, если не боишься. Крест-то вон, носишь католический, а ваша вера блуд на словах запрещает.

— Ой, какая там моя вера! Православная я. Это хряк этот приказал принять латинскую веру, пригрозил, что солдатам отдаст, вместо шлюхи. Вот и пришлось слушать. Отцу Серафиму покаялась, пока его в подвале навещала, еду относила, простил. Говорит, если по принуждению, что бы жизнь спасти, не считается. Можно обратно в православие перекреститься. Да у нас человек 20 таких, испугавшихся. Остальные тянут, увиливают всячески, а к самым верующим хряк сам подходить боится.

Жаль Мише стало дурную бабу, Он тихо так сказал ей:

— Ты сегодня крест католический сними потихоньку, спросят, скажи, что в кровати потеряла. Мол, уйдет княжич на смотр войсковой, поищешь. Поняла? Потом, вечером, объясню, зачем.

— Ой, опять к себе пригласишь?

— Приглашу, если крест снимешь. Только сохрани все в тайне. Это наш знак тайный будет, ясно? Ключница кивнула и стала быстро одеваться.

— Ой, а ключи мои где? Мне же продукты выдавать на день!

— На полу ищи, кому они здесь нужны. Да уходить будешь, хряка разбуди, мы с ним смотр войсковой провести хотели. Не все же развлекаться. Мне отчет папеньке написать нужно!

Иван с трудом продрал глаза. Хорошо вчера оттянулись. Все-таки молодая бабенка заводит лучше, чем старая, пусть даже опытная. Решено, раз Мирослава княжичу понравилась, отдам ему, если сегодня все нормально пройдет. Большие планы у предателя на этот смотр были. Если удастся княжонка в католическую веру затащить, то он в полной его, Ивана, власти окажется. Никуда не дернется. Католик должен был подготовить несколько простых фокусов, что бы напугать и силу истинной веры показать, надо спросит у падре, готов ли. Да и в толпе верных ему солдат, братьев по католицизму, растеряется капризный барич, не станет возражать! Жизнь свою спасать станет! Значит, встаем, падре проверяем, и до завтрака смотр проводим. Потом, на завтраке, и отметим появление нового адепта истинной веры!

Воинов утром рано выгнали во двор крепости, велели построиться. Княжич вышел приодетый, кафтан парчовый, узор на парче кровавого цвета, сверху охабень лазоревый, дорогой, меч кривой, восточный, на боку. На голове мурмолка с золотым узором. Щеголь.

Оглядел войско, скривился.

— Почему народу мало?

— Так стены же охраняют, ворота, тюрьму опять же!

— Всех видеть хочу. Одного на ворота хватит и одного на стене, что к степи повернута. И тюрьму зачем охранять? Что, замок ненадежен, али дверь хлипка? Тогда это тебе минус.

Пришлось стражу с ворот и стены снимать, и от дверей подвала тоже, в строй ставить. Ничего, сейчас падре выйдет, по-другому запоешь! Пока княжонок прошелся вдоль войска, проверил снаряжение, в каком состоянии оружие. Спросил, сколько конных в гарнизоне, скривился, что мало. Тут ксендз выполз. Хотел что-то сказать, но раскашлялся, едва отдышался, аж до слез. Воевода молодой на него уставился.

— Это что? — грозно так спросил Михаил, — откуда в русской крепости католик? Русского батюшку в подвале держишь, а католики по крепости шастают, как у себя дома? Ты что, может уже и веру латинскую исповедаешь? А ну, покажи крест!

И шагнул к предателю, хватая его за грудки. Терять было уже нечего, Иван вырвался из рук княжонка, и заорал:

— Да, мы все здесь за истинную веру, и за царицу Марину с законным царем Иваном Дмитриевичем! А кто против, того на копья враз поднимем, не посмотрим, какого рода! Да, ребята!

Воины глухо зашумели. Иван подмигнул ксендзу — что же ты медлишь, яви нам божье откровение! Тот медлил. Но откровение явилось. Перед воинами появился отец Серафим, грязный, заросший, в рваной рясе, с нательным крестом в руках. Зычно вскричал:

— Предатели, богохульники! Отступники от веры предков наших! И главный злодей здесь ты, бывший воевода. Покайся, грешник, Моли Господа о прощении!

Ксендз опомнился, и швырнул в батюшку снопом молний, слабеньких, жалких, но они рассыпались о преграду, накинутую Михаилом на батюшку.

— Не берет истинного православного ваш бесовский огонь! — гремел Серафим — Господь не оставит твердых в вере! А мерзких католиков поразит небесной молнией за дела их неправедные!

Ключевые слова были сказаны, и вдруг, с ясного неба прогремел гром. Над крепостью появилось невесть откуда взявшееся облако, маленькое, но черное. И вот ударила из него молния мощная, огненная стрела протянулась до земли, и поразила предателя прямо в темечко. Вспышка, и от человека осталась кучка пепла. А молния рассыпалась кучей искр, поразивших всех, у кого на шее висел католический крест. Нет, не до смерти, но обожгли знатно. Народ повалился на колени, новообращенные католики срывали с себя кресты латинские, валились перед отцом Серафимом на колени, кались, прощенье просили. Креститься вновь желали в веру православную. Ксендз метался по двору, на нем пылала сутана. Никто не помогал. Но Михаилу он был нужен. Много мог разболтать про своих подельников после дознания в разбойном приказе. Поэтому он тихо щелкнул пальцами, потушил сутану, мигнул Николаю. Петька с Васькой подхватили католика под руки и поволокли в подвал. В это время речные ворот распахнулись, и во двор вбежали посадские, во главе с отцом Варфоломеем и главой посада. Варфоломей низко поклонился отцу Серафиму, глава пожал руку Михаилу и тихо шепнул:

— Сам справился?

Михаил кивнул, вытирая холодный пот с лба.

— Самое время народ к присяге привести. Действуйте. Моих сил сейчас хватает только, что бы на ногах устоять!

И в это время распахнулись вторые ворота и в крепость хлынули жители кузнечной слободы, неся на руках старенького отца Иоанна, держащего в руках икону Спаса Нерукотворного. Три священника поднялись на наскоро сооруженный помост из бочек, покрытых досками, народ встал на колени и принес присягу на нерушимую верность избранному царю Михаилу. Тезка царя тяжело оперся о подошедшего Николая, прополз к стене и прислонился к ней, чувствуя себя выжатым до основания. К нему подбежала старая травница, протянула глиняную флягу

— Прямо так глотай! Как знала, что еще одну порцию варить надо. Трудно божьим знамением быть?

Михаил поднял на нее измученные глаза, глотнул, скривился от мерзкого вкуса, но сила вновь потекла по жилам.

— Слышь, тетка Марьяна, ты о моем чародействе не болтай. Не порть народу настрой.

— Я хоть деревенская, да не дура. Смотри, отца Серафима уже за святого чтут! Молодец, чародей, все разыграл. Но я молчу, нельзя веру у народа в чудеса отнимать! Я тебе еще зелья сварю. Битва у нас все равно впереди, так что пригодится!

— Спасибо, вари.

Постепенно в глазах прояснилось. Миша присел на валявшееся здесь же бревно, смотрел, как батюшки перекрещивают отторгнувших иную веру. Прнесли котел святой воды, лили на головы. Всем тут же выдавали медные православные крестики, тут же освященные. После мужчин потянулись бабы, во главе с Мирославой, стрельнувшей глазами в сторону Михаила. Тут же подошел глава посадских, завел разговор о припасах, которые крепости надобны, что бы осаду держать. Пришлось подниматься, идти осматривать хранилища и подвалы. Заодно поднялись на стену, осмотрели места для кулеврин и пищалей. Пошла рутинная работ по приготовлению Лебедяни к сопротивлнию.