Было просто чудом, что Дарси добралась до спальни на еле гнущихся ногах и не ударилась обо что-то твердое. Когда она села на край кровати, ее продолжали преследовать спорадические вибрации и толчки. Чудесные, интенсивные толчки, словно внутри нее забурлил горячий источник, выплескивая эндорфины удовольствия, которые она не скоро забудет.

День без Мика был мучительным. Дарси металась, пыталась читать книгу, но безуспешно, снова ходила из угла в угол, представляя, как Мика в одиночку справляется со своими психологическими муками. Или, что еще хуже, упал где-нибудь, разбив голову о камень.

Она едва сдерживала себя, чтобы не броситься к нему с объятиями, когда он, наконец, вернулся домой. Лишь непоколебимый контроль не позволил слезам хлынуть от облегчения. Она должна была догадаться, кто именно вернется — плейбой с его плавными движениями, а не настоящий мужчина, которого она видела лишь мельком, когда они были вместе.

Как она могла так поступить с ним? Забыть обо всем в тот момент, когда он признался, что всем на него наплевать, потеряться в потребности, которая превзошла все доводы рассудка? Именно этого она и боялась все это время. Ее эмоции переполняли, и она только что переступила непростительную черту в отношении с объектом своего интервью.

Мгновения проносились перед ее глазами, наполняя разум правдой, с которой она не хотела сталкиваться. Он позволил ей на несколько минут увидеть себя во власти своих призраков, принял ее утешения и все же преодолел их, чтобы промыть и перевязать ей ногу. Это были достойные поступки, свидетельствующие о его силе воли и характере, который он скрывал ото всех.

Ей нравилось, когда в ней нуждались так же сильно, как и заботились о ней, но она не хотела этого. Дарси уже не была той женщиной, мечтающая о белом рыцаре, который защищал бы и любил ее.

Возможно, она слишком долго лишала себя прикосновений и ласки, и это изменило ее фундаментальную структуру. Это было похоже на вековое голодание, где даже крекер казался на вкус манной небесной. Он был похож на рай, мороженое и секс в стиле Мики, и больше всего на свете ей хотелось попробовать его.

Нет, она не хотела снова быть таким человеком. Надеяться и мечтать, доверять и любить. Это требовало уязвимости, и, как только она снова откроется для других, следом за эти последует боль. Ее стены защищали и оберегали ее. Как и одиночество.

Ей нужно было отвлечься, чтобы сосредоточиться на интервью.

Где мой диктофон? Черт, я оставила его на улице, и Мика нашел его. Ноутбук. Да, ей нужно было начать работать над историей Мики, самой важной в ее жизни. О билете, дающем ей доступ на двенадцатый этаж, и дать возможность высказаться самым уязвимым людям города. Даже несмотря на свое замешательство, Дарси понимала, что ей придется перейти через тонкую грань, чтобы угодить и Солу, и Мике. Она хотела произвести впечатление на своего придурка-босса и сохранить работу, но не за счет Мика. Все в нем пугало ее на первобытном уровне, но она никогда не сделала бы ничего такого, чтобы причинило ему боль.

Сидя за столом у окна, ее пальцы порхали над клавиатурой. Ее разум не желал работать, настаивая на том, чтобы вновь пережить тот абсолютный экстаз, который он подарил ей всего пару минут назад на кухонном столе.

Мика был так возбужден, что его шорты, должно быть, перекрывали кровообращение. Если бы она не оказалась в его крепких объятиях, она, скорее всего, расстегнула бы ему ширинку и стала умолять его унять оставшуюся в ней боль.

Боже, что с ней такое? Она пришла не за этим.

Но она кончила.

Эффектно, ослепительно, без каких-либо сомнений или запретов. Впервые полностью отпустила себя, и это произошло с другим человеком в комнате. Для Дикфейса было важно только его удовольствие, а ее — его не волновало.

Мика не казался самодовольным. Это порадовало его больше, чем освобождение ее бывшего. Почему? Чего он хотел от нее? Почему он не взял ее прямо там, пока не прошел кайф?

Черт.

Неужели у него никого не было после Колумбии? Если так, то она была крайне бесчувственна, говоря о его прошлом в качестве «плейбоя». Даже до того, как шрамы выделили его из тщеславной толпы, которой он когда-то правил, вероятно, Мика никогда ни с кем не был по-настоящему близок.

Извинения не исправят ту грань, которую она размыла между ними, но в любом случае ей нужно было их принести и вернуться к профессиональной дистанции все равно. Завтра. Сегодня им нужно было побыть наедине и остыть.

Утро понедельника застало ее с грустными глазами и ужасом перед разговором, который предстояло провести с Микой. Обыскав вещь коттедж, она так и не нашла его и, как и вчера, вышла на верхнюю террасу над бассейном.

Казалось, это было тысячу лет назад.

Он стоял внизу, под широким напором открытого душа, который раньше не замечала. Сначала Дарси не могла понять, как он так спокойно стоит там, где нет стен, скрывающих его от посторонних глаз, но, находясь на острове, вокруг не было соседей, а деревья скрывали его от озера. Впрочем, он, похоже, был не против покрасоваться на публике.

Дарси не могла оторвать взгляд от плавных линий его тела. Его задница слегка выгибалась и двигалась вместе с правой рукой. Только когда она подняла взгляд на его голову, наклонившуюся вперед, и на его другую руку, прижатую к стене, облицованной плиткой, перед ним, она поняла, что он делает.

Заканчивает то, что начала вчера она. На улице, под лучами заходящего солнца его влажные волосы почти переливались золотом, а спина выглядела, как настоящее произведение искусства. Как бы она ни старалась заставить свои ноги оторваться от эротического видения, они не слушались ее. У нее перехватило дыхание, когда это он посмотрел на нее. Ее рука скользнула вверх между грудей, которые ныли от боли и покрылись мурашками, соски навострились к нему, когда его рука заработала быстрее.

Думал ли он о ней? Что бы он сделал, если бы она спустилась вниз и встала перед ним на колени? В ее голове появился образ. Его голодные глаза смотрели бы на нее сверху вниз, когда она подняла голову и взяла его в рот, полностью. В кои-то веки она лишит его драгоценного самообладания, сведёт с ума, пока будет удовлетворять желание, которое терзало их обоих уже несколько дней.

Рука, которой он опирался о стену, шевельнулась, и он зажал ею рот, зарычав, когда его тело начало дрожать. Его мокрые локоны касались плеч, солнечный свет бил прямо в лицо, словно вселенная снова была против нее. Это было самое завораживающее зрелище, которое она когда-либо видела.

Когда его тело обмякло, ее тоже. Рука Дарси дрогнула, чтобы сохранить равновесие, опрокинув бокал с вином, оставшийся на выступе — ее бокал со вчерашнего вечера, — и разбился о камень внизу, где все еще был бокал Мики.

Вздрогнув, парень резко обернулся. Их взгляды встретились лишь на мгновение, но ей удалось уловить в его глазах понимающий блеск. Она бросилась к двери во внутренний дворик, чуть не выбив сетку, прежде чем открыть ее и проскользнуть внутрь. Прислонившись спиной к стене кухни, Дарси стояла, переводя дыхание.

Черт побери! Как она могла просто стоять и пялиться исподтишка на него? Он знал это. И ему это нравилось. О да, он не скоро позволит ей забыть этот момент.

Дверь открылась, и она зажмурилась.

— Понравилось шоу? — Его дыхание согрело ее правое веко.

Она покачала головой и подошла к холодильнику.

— Прости, мне очень и очень жаль. Я понятия не имела, что ты там и что ты… ну, знаешь… занимался.

— Однако ты осталась и наблюдала.

— Не специально. Я пришла сюда сегодня утром, чтобы извиниться за то, что посылала тебе неоднозначные сигналы, и вот опять сделала это снова. У тебя есть здесь мороженое или как?

Взглянув поверх дверцы холодильника, она поняла, что он, по крайней мере, обернул черное полотенце вокруг талии, хотя оно опасно низко висело на его бедрах. Выпуклые мышцы спускались к нижней части тела, а тонкая полоска светлых волос вела от пупка вниз. Каково было бы ощутить его на ее губах?