Боттино утверждал, что его предсказаниям благоприятствовали чистое небо и ясная атмосфера на Иль-де-Франс

Год спустя Боттино прибыл на Иль-де-Франс (так прежде назывался Маврикий) и годом позже получил должность инженера.

В 1780 г. Боттино сообщил о своих способностях в Морское министерство Франции, маршалу де Кастри. Тот распорядился регистрировать все наблюдения Боттино в течение двух лет. Кстати, начались они еще 15 мая 1762 г. В тот день Боттино сообщил о скором появлении трех судов, которые и показались 17, 18 и 26 мая. А потом произошел тот самый случай, с которого и начался наш рассказ… Свой секрет Боттино оценил в 100 тысяч ливров плюс ежегодное пособие в 1200 ливров – ведь в 1778–1782 гг. он предсказал приход 575 судов за четыре дня до их появления в пределах видимости. Однако губернатор вместо испрошенных денег вручил Боттино рекомендательное письмо и отправил его во Францию.

За время плавания в Европу он немало удивил команду и пассажиров, угадав появление 27 встречных судов, и неоднократно заявлял, что может определять близость земли, скрытой за горизонтом. Однажды он предупредил капитана, что до земли, не различимой невооруженным глазом, осталось не более тридцати лиг. «Капитан сказал, что этого не может быть, – писал Боттино. – Однако, внимательно просмотрев навигационные расчеты, вынужден был признать, что в них вкралась ошибка, и тотчас изменил курс. На протяжении пути я определял землю трижды, один раз на расстоянии 150 лиг».

В июле 1784 г. Боттино прибыл во Францию, однако аудиенции у министра ему добиться не удалось. Но он не терял времени даром и «всячески развлекал публику Лорьяна, привычно применяя свои способности в порту этого городка». А в вестнике «Меркюр де Франс» появились «Выдержки из собственных воспоминаний месье Боттино о наускопии» («морское видение» – такое название дал он своему таинственному дару).

Способностями служащего с далекого острова в Индийском океане заинтересовался Жан Поль Марат, писавший в то время трактат по физике для того же издания.

О сущности своих методов Боттино высказывался весьма туманно. «Судно, приближающееся к берегу, производит на атмосферу определенное воздействие, – писал он Марату, – и в результате приближение его можно выявить опытным глазом, прежде чем корабль достигнет пределов видимости. Моим предсказаниям благоприятствовали чистое небо и ясная атмосфера, которые господствуют большую часть года на Иль-де-Франс. Я пробыл на острове шесть месяцев, пока не убедился в своем открытии, и оставалось только набраться опыта, чтобы наускопия стала подлинной наукой».

Скупые сведения о загадочном таланте Этьена Боттино есть и в «Секретных мемуарах, служащих для освещения истории Республики с 1764 г. до наших дней». В 12-м томе этой своеобразной летописи Франции XVIII в. имеется запись от 30 апреля 1785 г.: «Месье Боттино, старый служащий Ост-Индской компании на островах Иль-де-Франс и Бурбон (ныне Реюньон. – Авт.), только что опубликовал записку для правительства, в которой настаивает на том, что нашел физический метод обнаружения кораблей на расстояниях до 250 лье. Он открыл его около двадцати лет назад; изучил его, прошел путь ошибок и неуверенности, действовал на ощупь, пока не добился успеха – стал заранее сообщать о приходе судов, их числе и удалении от берегов. Из 155 судов, чей приход был им предсказан (цифра сильно занижена по сравнению с другими данными), половина пришла в порты, а что касается остальных, то он дал такое объяснение: ветры, боевые действия или иные препятствия побуждали капитанов неожиданно изменить курс. Одним из самых впечатляющих его результатов было предсказание появления английского флота, в том числе корвета и фрегата, подошедших два дня спустя. Этот факт упоминали офицеры и адмиралы, бывшие в то время на островах».

А вот сообщение от 1 марта 1786 г. Здесь приведены выдержки из собственных воспоминаний месье Боттино о наускопии.

«Уважаемая публика может вспомнить о моих опытах, проделанных в июле 1783 г. при большом скоплении народа, а также организованных “Сосьете попюлер” города Порт-Луи в мае 1784 г. Впрочем, это не гарантировало меня от нападок: меня высмеивали в тех случаях, когда я предсказывал приход судна, а оно не появлялось. Разгадка тут простая, оно шло не к нашему острову. Эти люди, в действиях которых нет проблеска мысли, не верят ничему, сомневаясь во всем, все подвергают осмеянию, говорят, что я шарлатан, а того, что я делаю, не может быть. Я вынужден жить среди этого сброда, тупых и жестоких людишек, погрязших в рутине, в штыки воспринимающих любое открытие и даже новость, хотя бы на йоту выпадающие из их собственного примитивного понимания мира».

В своих воспоминаниях, из которых до нас дошли лишь фрагменты, Боттино горько жалуется на атмосферу непонимания, неверия в его способности, окружающую его: «Я стал очередной жертвой колониальной рутины на далеких, забытых Богом и наукой островах, которые страдают от деспотизма чиновников, – писал он. – Если раздражение и разочарование станут причиной моей кончины, прежде чем я смогу объяснить свое открытие, то мир лишится на некоторое время знания об искусстве, которое сделало бы честь XVIII веку».

Так и произошло: Боттино умер, не доверив никому своей тайны.

После многих блистательных побед над врагами и заключения Кючук-Кайнарджийского договора значительная часть древнерусских земель была наконец возвращена России. Согласившись с этим на словах, враги России не пожелали мириться с потерями. Они нарушали новую границу северного соседа, беспрерывно совершали грабительские набеги на его мирные беззащитные селения. Тогда Россия решила укрепить новую границу. Для того и был послан на Кубань Александр Васильевич Суворов.

Менее чем за сто дней на пустынных берегах Кубани было сооружено пять мощных крепостей и двадцать редутов, вырублены между ними заросли камыша. Кроме того, был построен целый ряд редутов на степных речках, составивших вторую линию укреплений.

Новая южная граница России была укреплена. Суворов с честью выполнил важное поручение, но покидал он берега красавицы Кубани с какой-то тревогой и тоской. После его отъезда по гарнизонам крепостей и редутов распространилась молва, будто Александр Васильевич отбыл в Питер, к тому же налегке, будто он схоронил на Кубани драгоценнейший клад…

Станица Славянская (Копыла), где, по легенде, находится клад А.В. Суворова

Между тем, вернувшись в столицу и докладывая царице о постройке укреплений на южной границе, Суворов в самом деле был чем-то обеспокоен.

– О чем печаль, князь?

– Государыня, – отвечал Суворов, – у моих укреплений на Кубани нет главного – русской избы с горячими пахучими хлебами и крепким квасом.

– Что же ты предлагаешь, князь?

– Переселить в те места запорожцев – они прочно обживут кубанские степи и станут надежною защитой южных границ. Мои чудо-богатыри освободятся для новых дел во славу отечества.

Через несколько лет Суворову была поручена замена войсковой охраны на южной границе казаками. На Кубань потянулись сотни запорожских, а потом и донских казаков. Они пробирались в неведомый и беспокойный край водным путем и сушей. Флотилии из простых, до предела нагруженных лодок, нескончаемые обозы тянулись на юг. Путь был долог и труден.

Еще труднее оказались поиски мест для будущих куреней и станиц. Не знали переселенцы и чем заняться на неведомых землях. Охотой? Промыслом? Землепашеством?

– Ищите клад Суворова, – в один голос твердили солдаты, передавая казакам свои посты сторожевой службы. – Сказывают, его богатства на всех хватит.

Сначала казаки относились к этим словам как к несбыточной затее и даже шутке. А потом, с годами, поверили в существование клада Суворова.