В начале 1770-х гг. в Европе объявилась молодая женщина весьма привлекательной, по отзывам современников, наружности и весьма неясного происхождения. Сама себя она называла по-разному: Франк, Шель, Тремуйль и т. д.
Все современники в один голос утверждают, что незнакомка имела весьма привлекательную наружность, хотя и косила на один глаз, «отличалась быстрым умом и не лишена была некоторого образования».
Если сопоставить дошедшие до нас версии, которые выдвигала самозванка, то её биография выглядела следующим образом. В младенческом возрасте «дочь Елизаветы Петровны» вывезли сперва во Францию в город Лион, а затем в Голштинское герцогство, в город Киль. В 1761 г. она вновь оказалась в Петербурге, но Пётр III, взойдя на престол и опасаясь своей конкурентки, выслал её в Сибирь (или в Персию). Тогда-то она и узнала о своём происхождении, но, опасаясь возвращаться в Россию, принялась странствовать по Европе, чтобы добиться признания своих прав.
Первые реальные следы незнакомки обнаруживаются в Берлине, откуда она через Гент и Лондон в 1772 г. прибыла в Париж. Здесь она именовала себя Али-Эмете, княжна Владимирская с Кавказа (в некоторых письмах она именует себя ещё «владетельницей Азова, единственной наследницей весьма древнего рода Волдомиров»), и утверждала, что чрезвычайно богата, так как владеет «персидскими сокровищами». При даме состоял некто барон Шенк, вероятно – её любовник, человек с крайне сомнительной репутацией, как выяснилось впоследствии – использовавший «Али-Эмете» в качестве орудия «для разных обманов».
В Париже «княжна Владимирская» жила на широкую ногу, завела знакомство со многими влиятельными и не очень влиятельными людьми, среди которых, в частности, оказался польский эмигрант, великий гетман литовский Михаил Огинский, который искал в лице Франции союзника в деле восстановления независимости разделённой и поглощённой соседними державами Польши.
Бурная жизнь «княжны Владимирской» в Париже окончилась тем, что она совершенно запуталась в долгах и была вынуждена бежать во Франкфурт-на-Майне, где её, однако, сразу посадили в тюрьму. Её выручил граф Ф. Лимбургский, по уши влюбившийся в авантюристку и всерьёз хотевший жениться на ней.
В декабре 1773 г. впервые пронёсся слух, что под именем «принцессы Владимирской» скрывается прямая наследница русского престола – княжна Елизавета Алексеевна Тараканова, дочь Елизаветы Петровны и её фаворита графа Разумовского, плод их законного, хотя и тайного, брака.
Судя по всему, граф Лимбургский в принципе ничего не имел против такого превращения своей любовницы, хотя и предостерегал её от необдуманных действий. Но возле «княжны Таракановой» уже появился некто, прозванный «мосбахским незнакомцем» и который при ближайшем рассмотрении оказался небогатым и незнатным польским шляхтичем-эмигрантом Михаилом Доманским, связанным с так называемой Генеральной конфедерацией. Эта встреча для Елизаветы оказалась судьбоносной и – роковой…
Но сначала – несколько слов о её новых покровителях.
В 1768 г. король Польши Станислав Август Понятовский заключил с Россией Варшавский договор о вечной дружбе. Многие положения договора вызвали неудовольствие польских магнатов. Пользуясь поддержкой Австрии и Франции, 18 (29) февраля 1768 г. противники короля создали в городе Бар (Подолия) конфедерацию и объявили Станислава Понятовского низложенным. Король и Сенат Речи Посполитой призвали на помощь русские войска. Конфедераты обратились за помощью к Турции, но султан отказал им и направил указы крымскому хану и молдавскому господарю, запрещающие им вмешиваться в польские дела.
В разгроме конфедератов решающую роль сыграл А.В. Суворов. После поражения вожди Барской конфедерации в августе 1772 г. бежали в Германию и Францию, где основали Генеральную конфедерацию. Почти 10 тысяч пленных конфедератов были отправлены во внутренние районы России. Около 7 тысяч конфедератов, в том числе их предводители – граф Потоцкий и А. Пулавский, находились в Казани.
Зимой 1773/74 г., когда «принцесса Елизавета» путешествовала по Европе, эмигрантские лидеры Генеральной конфедерации начали разрабатывать бредовые планы вторжения в Россию, стремясь использовать начавшуюся войну России с Турцией. План конфедератов предусматривал комбинированное наступление на Россию с трёх-четырёх сторон. Одну из главных ролей, по их расчётам, должен был сыграть Пугачёв. Конфедераты планировали установить с ним связь через А. Пулавского, который какое-то время находился в лагере Пугачёва. Но Пугачёв и пугачёвцы, как и всякие истинно русские люди, испытывали большую неприязнь и подозрительность к любым иностранцам, и Пулавский, ничего не добившись, отстал от пугачёвцев. Никакой реальной почвы под планами конфедератов не было – эмигранты не имели ни сил, ни средств, ни весомой международной поддержки. Зато в наличии была «законная наследница русского престола»…
В свою очередь, самозванка, когда в Европу стали приходить известия о восстании Пугачёва, развила бешеную активность. В 1774 г. она стала распускать слухи, что Пугачёв – её родной брат и действует с ней заодно. Но чем ближе ей казался российский престол, тем настойчивее она отделяла себя от родства с Пугачёвым. В 1775 г. она уже заявляла английскому посланнику в Неаполе, что Пугачёв не её брат, а донской казак, получивший заботами её матери императрицы Елизаветы Петровны «блестящее европейское образование».
Конечно, польские эмигрантские круги оказали решающее влияние на перерождение международной авантюристки в самозванку «княжну Тараканову». Не исключено, что и саму мысль назваться дочерью императрицы Елизаветы подал ей Михаил Доманский, который ещё в 1769 г. слышал от какого-то русского офицера, что Елизавета Петровна имела дочь от тайного брака с Разумовским.
Близость Михаила Доманского с самозванкой вскоре переросла в нечто большее. Во всяком случае, он стал наиболее преданным ей человеком. А в начале 1774 г. возле «княжны Таракановой» появляется фигура покрупнее – князь Карл Радзивилл, маршал Генеральной конфедерации, воевода виленский, личность, весьма популярная среди шляхты.
Переписка самозванки с Радзивиллом началась ещё в 1773 г. Характерно, что в одном из писем Радзивилл называет её «призванной провидением для спасения Польши». А первая встреча «княжны Таракановой» с Радзивиллом состоялась в Венеции, в доме французского консула. В Венецию самозванка прибыла в конце мая 1774 г. под именем графини Пинненберг. Её окружала небольшая свита, в числе которой находились Доманский, полковник барон Кнорр, ставший «гофмаршалом» её «двора», английский авантюрист Монтегю и другие.
План действий, разработанный польскими эмигрантами при участии французских доброхотов, был таков: самозванка с Радзивиллом и группой польских и французских добровольцев отправляются в Константинополь, где под знаменем «княжны Таракановой» создаётся польско-французский добровольческий корпус, во главе которого «княжна» прибывает на театр военных действий русско-турецкой войны и обращается к русской армии как «законная наследница престола»…
Игра в этот бред захватила самозванку, как малое дитя.
В июне 1774 г. корабль с самозванкой, Радзивиллом и добровольцами на борту наконец отправился в Константинополь, но из-за непогоды и дипломатических осложнений вся команда надолго застряла в Дубровнике (Рагузе), поселившись в доме французского консула.
У самозванки созрел план установить связь с командованием русской эскадры, находившейся у берегов Италии.
Появление новой самозванки не на шутку всполошило Екатерину II. Самозванка ведь не просто выдавала себя за дочь Елизаветы Петровны, но и заявляла права на российский престол.
Екатерина II предприняла энергичные меры по обезвреживанию самозванки. Она повелела графу А.Г. Орлову, находившемуся с русской эскадрой в Средиземном море, арестовать княжну – «поймать всклепавшую на себя имя во что бы то ни стало» – и переправить её в Россию. «Если это возможно, – писала императрица Орлову, – приманите её в таком месте, где б вам ловко бы было посадить на наш корабль и отправить её за караулом сюда». В случае провала этой затеи Екатерина даже разрешила Орлову бомбардировать Дубровник из корабельных орудий: сперва надлежало потребовать от городских властей выдачи «твари», а если они откажутся, «то дозволяю вам употребить угрозы, а буде и наказание нужно, что бомб несколько в город метать можно».
