— А что у вас там за дела на водочном?

Гусар не смутился.

— Да с этим водочным вообще шум выше гор стоит. Директор завода, их вот кент, — Гусар мотнул головой в нашу сторону, — кинул порядочных людей. Не поставил им товар вовремя. Ну, они ко мне обратились, чтобы решить вопрос.

— Грузины? — уточнил Хромой.

— Они, — кивнул Гусар.

Худой удивился.

— Я не понял, Витя, — сказал он. — Один барыга кинул других барыг, и чего? Нам-то какая польза от этого?

— Позвонили, — сказал Гусар, и я с удовольствием заметил, как тень пробежала по его лицу.

— Кто позвонил? — не отставал Худой.

— Звиад Сухумский, — нехотя ответил Гусар.

Худой ничего не сказал, только скривился, как от зубной боли. Названное имя не произвело на него сильного впечатления.

— Да не в кидке дело, — продолжил Гусар, — кидок — хрен бы с ним. Когда у них с грузинами вопрос решить не получилось, так их всех замочили. А это уже беспредел.

— Три жмура — это, конечно, серьезно, — сказал Худой задумчиво. — Здесь и нам минус может быть, менты гайки затянут, а жмуров будут стараться повесить на кого-то… Уже угрозыск многих дергал по этой делюге, такое один хрен на тормозах не спустят. Что скажете, ребятки? Ваша работа?

— Нет, не наша, — отозвался я весело.

— А чья же? — удивился Худой. — Грузины эти с вами разбираться приехали?

— С нами, — подтвердил я.

— Мирно решить вопрос у вас не получилось?

— Не получилось.

— Ну вот, — Худой развел руками, — а говоришь, что не ваша работа. Получается так, что больше и некому, а? Что можешь сказать?

— Кто их убил, поинтересуйтесь у Виктора Федоровича, — сказал я. — Он должен знать. Скорее всего, кто-то из его людей.

Собравшиеся зароптали, мои слова вызвали раздражение у свиты Гусара. Наши спортсмены тоже зашумели, обстановка потихоньку накалялась.

— Ну, что за шум? — недовольно сказал Худой. — А ты парень, если начал говорить, то говори. Если имеешь что.

— Виктор Федорович давно вышел на директора водочного, — сказал я. — Родственнику его машину помог вернуть. «Мерседес». Кстати, бесплатно.

Худой перевел взгляд на Гусара.

— Было? — спросил он.

Гусар молча кивнул.

— Хороший ты человек, Витя, — сказал Худой задумчиво. — Ребятишки старались, тачку угоняли. А ты ее терпиле обратно, еще и без выкупа…

— А че? — пожал плечами Гусар. — С того директора большая польза могла получиться. Для общака, само собой.

— Само собой, — повторил Худой с сомнением в голосе. — Ты продолжай, парень, продолжай.

— Ну вот, — продолжил я, — директор говорит, что Виктор Федорович предложил решить вопрос с этими грузинами. И, судя по всему, решил. Грузины в морге, а мы под подозрением. Меня, кстати, тоже менты тягали по этому делу. И мы считаем, что ситуация эта спровоцирована. Виктор Федорович лезет на завод, он и не отрицает этого. Мы за этот завод воевали и так просто его не отдадим!

Пламенное завершение моей речи сопровождалось одобрительными выкриками с нашей стороны. Гусар не то чтобы растерялся, но выглядел слегка обеспокоенным.

— А директор сможет подтвердить то, что ты говоришь? — задал вопрос Худой.

— Сможет. Он сейчас здесь, в баре сидит. Можем пригласить и побеседовать.

Худой кивнул. Я сделал знак Сереге, и тот отправился за Григорием Степановичем.

— Интрига какая-то, — скривился Гусар. Появления Бубенцова он не ожидал.

— Разберемся, — успокоил его Худой.

Серега привел Григория Степановича, но не только его. Вместе с ним пришел и Паша Немец — наш туз в рукаве. Немец просто лучился позитивом и жизнерадостностью.

— Салют, бродяги! — громко поздоровался он. — Ого! Да здесь весь профсоюз собрался! Привет, Худой! Не помешал⁈

— Немец⁈ — удивился Худой. — А ты когда откинулся?

— Две недели как, — сказал Немец.

— Чего ж не цинканул, чтобы тебя встретили?

Немец махнул рукой.

— Куда уж там, — сказал он с сарказмом, — вы здесь, я гляжу, важными делами заняты. Коммерсанты у вас тут. Директора. — Немец покосился на Григория Степановича, который совсем растерялся и не понимал, как ему реагировать на происходящее.

Большинство присутствующих в зале уголовников Немца хорошо знали и были рады его видеть. Несколько человек даже покинули банкетный стол, пошли здороваться и обниматься. Я посмотрел на Гусара, тот старался не подавать виду, но определенно был не в своей тарелке. Тем более, что Гусар тут же подлил масла в огонь.

— О! и Витюха здесь! Здорово, Витюха! А я к тебе, как приехал, два раза пробиться пытался. Один раз какие-то мордовороты не пустили, говорят — иди отсюда, мил-человек, по добру, по здорову. А второй раз ты бухой был, даже не узнал меня. Вот, в натуре, к министру проще на прием пробиться, чем к нашим бродягам! Че это за новшества, а, Худой⁈ Раньше такого не было!

Худой молча развел руками. Гусар покраснел от с трудом сдерживаемой ярости.

Несмотря на то, что собрание пошло не так, как изначально планировалось, Гусар не собирался сдаваться. Он повернулся к Худому и что-то негромко сказал ему в самое ухо. Худой сдержанно кивнул.

— Ты уж не обессудь, Немец, — сказал он, — знали бы, что сам явишься, стол бы накрыли. А сейчас здесь у нас не гулянка, а разговор серьезный.

— Да я вижу, что серьезный, — улыбнулся Немец. — Вы давайте, не стесняйтесь, я в сторонке посужу, послушаю, может научусь чему…

В этом месте Гусара осенило.

— А ты че, Немец? С этими, что ли, пришел? На их стороне?

— Обратились ко мне ребятишки, — сказал Немец серьезно. — А че? Они нашей жизни не знают, плохого я о них не слышал, хорошее слышал.

— Это что же хорошее ты слышал? — поднял брови Худой.

— Вы, наверное, не в курсе, — ехидно сказал Немец, — но они почти год нашу «крытку» за свой счет кормили. Овощи машинами загоняли, сахар, масло растительное… Даже водяру, говорят. Было такое, пацаны?

— Было, — привстал я с места.

— А еще детский дом кормят, — продолжил Немец. — Я сам детдомовский, если что. Если кто не знает, как там живется, то могу рассказать. И вот я не пойму, братва. У вас тут все ништяк, все на мази, Костюмчики модные, штаны фирмовые, тачки заграничные у некоторых. Иные, говорят, особняки себе построили! А «крытку» кормят какие-то левые люди. И вы, вместо благодарности, прессануть их собираетесь. Как так-то? Это разве наше?

— Ты погоди, Немец, погоди, — заговорил Худой, смущенный произнесенной речью. — Мы для тех, кто за забором все делаем, что можем… У нас тоже не у всех бабки и возможности. Есть больные и старые…

— Нет, это ты погоди, Худой, — возразил Немец. Он вытащил из внутреннего кармана пиджака стопку бумаг и бросил ее на стол. — Вот, пишет мне народ. В тюряге из жратвы одна сечка, курить нету, если бы не «дачки» уже бы с голода передохли. А «дачки» не на всех идут! Или вы забыли⁈

— Нет, Немец, не горячись, — повысил голос Худой. — курить и на воле нету и со жратвой проблемы. Народ в очередях бьется до закрытия, жратва вся по талонам.

Немец грустно рассмеялся.

— То-то я смотрю, у вас здесь дым коромыслом стоит! — сказал он язвительно. — Вы-то здесь на голодающих не похожи. Ты не хмурься, Худой! Не о тебе речь, годы твои немалые и силы не те. Я о тех, кто помоложе будет. Вот они, — Немец кивнул в нашу сторону, — могут и курево и жратву достать. А вы не можете! Какие же вы тогда блатные⁈ Может вам с ними местами поменяться, а? Они в «президиум», а вы на их место. А че, несправедливо? Нет, Худой, так дела не пойдут. За «котел» кто отвечает?

— Виктор, — сказал Худой мрачно. Взгляды Немца и Гусара встретились. В глазах Гусара сверкала с трудом сдерживаемая ярость.

— Ладно, — сказал Немец, внезапно перейдя на спокойный тон, — об этом потом. Это наши дела, их мы будем обсуждать в своем кругу. Давайте теперь с молодежью разберемся. Чего там они, отлупили кого, что ли?

— На людей руку подняли, — сказал Худой, но уже с некоторым сомнением в голосе. — На наших ребят. И есть мнение, что трех грузин тоже они замочили…