— Таких бандитов, Сеня, чтобы убрать человека в чужом городе, да еще обставить это как самоубийство, у нас в регионе не имеется! — уверенно ответил оппонент в «варенках». Это я тебе как ведущий криминальной хроники могу сказать со всей ответственностью. Так что, пойди умойся!

— Это менты! — уверенно сказал представительный мужчина в добротном пальто. — Про ментов он писал, хорошо писал, молодец! Подбили на взлете, можно сказать!

— Да какие менты! — В кружок спорящих внезапно вклинился совсем молодой парень, похожий на неформала — длинноволосый, облаченный в потертую джинсу. — Наших ментов хватает только на то, чтобы пьяных в трезвяк тянуть! Это «комитетчики»!

«Менты!» — звучало в толпе прощающихся с одной стороны, а с другой отзывалось: «Комитетчики!»

— Журналистов убивать нельзя! — Уже сильно хмельной бородач объяснял эту прописную истину всем присутствующим с такой настойчивостью, будто ему постоянно доказывали обратное.

— Добьемся справедливости!

— Не простим!

— Отомстим!

Положенные слова с положенной интонацией звучали в положенное время, а гроб с парнем внутри лег в еще не прогревшуюся весеннюю землю — его спустили туда мрачно-деловитые и неразговорчивые могильщики с каким-то отвратительным профессионализмом. Отец Ярослава растерянно смотрел на присутствующих. Ему пожимали руки и говорили полагающиеся пошлости, он покорно кивал, а в глазах его читался немой вопрос: «Что происходит? Неужели это все на самом деле?»

— Скверная история! — сказал кто-то мне в самое ухо.

Я непроизвольно вздрогнул и обернулся.

Мужчина лет сорока. В модном пальто и приличном костюме.

— Вы знали покойного? — спросил он.

— Общались, — ответил я уклончиво.

— Мы тоже общались, — кивнул мужчина. — Я, знаете ли, в «Городской правде» главным редактором. Ярослав писал порой для нас… На темы, имеющие важное общественное значение. Несчастный парень.

Мужчина в пальто твердо посмотрел на меня.

— А вас я вспомнил, — сказал он, явно гордясь собой.

— Откуда? — я не смог сдержать улыбку.

— Был репортаж из детского дома, — ответил он. — О том, как кооператоры помогают сиротам. И в нем — ваше фото. Плохое, правда. Вас зовут Алексей, не правда ли?

— Все точно, — кивнул я.

— А меня — Герман Романович. Можно просто Герман.

— Очень приятно, — сказал я.

— Вы бы зашли как-нибудь, — сказал Герман. — К нам в редакцию. Заходите запросто! Сделаем интервью с успешным коммерсантом, да еще и филантропом!

— Предпочитаю избегать публичности, — сказал я.

Он кивнул.

— Понимаю. А если вас интересует реклама… Мы уже работаем с компьютерщиками, но…

— Я вас понял, — улыбнулся я. — При необходимости я обязательно.

— Заходите запросто! — повторил он.

Мы пожали друг другу руки.

На носу были выборы — очень важные выборы в местные советы. Власть горкомов и обкомов таяла на глазах, поскольку их власть была, по большому счету, властью идеологии. В тысяча девятьсот девяностом году коммунистическая идеология, в общем и целом, перестала иметь значение. Народ из обкомов и горкомов увольнялся массово, а сами эти пафосные здания оставались памятниками былому могуществу, но реальной власти там уже не было. А вот в исполкомах жизнь кипела и била ключом — практически все значимые вопросы, связанные с хозяйственной деятельностью, решались именно там. Формально исполкомы были подконтрольны местным советам народных депутатов, а значит, чтобы решать вопросы в исполкоме, необходимо было провести в местные советы своих людей. Тем более, что ресурс для этого у нас имелся…

В начале мои партнеры восприняли идею — поучаствовать в выборах — скептически.

— Нахрена волку жилетка, по кустам ее трепать? — прямо спросил меня Серега.

— Затем, что у нас сейчас не лучшее положение, — объяснял я терпеливо. — Схема с водкой может закончиться в любой момент — что тогда делать будем? Снова на завод?

Приятели тяжело вздохнули — на завод не хотелось, хотелось легких денег.

— Ты уже попробовал политику, — сказал Валерик мрачно. — И че? Вот, пацана зарыли. А если в открытую попрем? Не знаю, Леха. Мне кажется, что тогда нас всех закопают к чертовой бабушке. Не стоит оно того. Лучше не лезть в эти дебри…

— Мы уже влезли, — сказал я безразлично. — Везде влезли, где смогли. Если в ближайшее время позиции не укрепим, то тогда точно сожрут нас. Сейчас — окно возможностей. Шанс, которого больше не будет — зайти во власть и сделать это очень недорого, почти за копейки! И реализовать проекты, которые будут только наши, понимаете?

— Что за проекты? — насторожился Серега. — Давай рассказывай!

И я начал рассказывать…

Шестая статья конституции ССССР была отменена, Михаил Сергеевич с непонятным сладострастием разрушал монополию КПСС на власть. Теперь КПСС больше не «руководящая и направляющая». Правда, других политических партий еще не существует, по крайней мере официально. И вот ситуация — КПСС как бы уходит, а другие как бы еще не пришли. А на носу выборы…

В выборы мы вписались активно. По полной программе. Союзный уровень нас не интересовал, народный депутат СССР — звучало красиво, но реальных возможностей, которые можно было конвертировать в деньги, этот статус не приносил. Депутат городского совета — звучит скромнее, но возможности появляются ощутимые, приятные. Например, возможность влиять на решения исполкома. Возможность решать вопросы с исполкомовскими деятелями. А это — аренда, поставки товаров и услуг, договора, закупки…

Борис Борисович Пантелеев, вождь городских демократов и по совместительству — наш помощник в некоторых щекотливых делах, связанных с политическими вопросами, очень хотел стать народным депутатом и уехать в Москву. Все-таки смерть журналиста Ярослава произвела на него тяжелое впечатление, где-то с неделю он был мрачен и пытался уйти в запой, но все же пришел в себя, поскольку был человеком азартным, а приближался старт самой, наверное, азартной игры, придуманной человечеством. Приближались выборы.

Борис Борисович хотел заседать во Дворце Съездов, подальше от возни в нашей уездной песочнице, где, как выяснилось, очень легко можно получить по голове ведерком или лопаточкой. Тем более, что товарищи по демократическому лагерю обещали посодействовать, Мне стоило больших трудов убедить Бориса Борисовича в том, что синица в руках намного привлекательнее призрачного журавля. И что своя собственная, пусть даже небольшая, фракция в городском совете — это серьезный актив. И работа закипела…

Мы продвигали в городской совет десять кандидатов — все, как один, беспартийные и не состоящие в порочащих связях с обкомом. Больше частью — представители городской интеллигенции, но было и несколько дружественных нам коммерсантов, которые тоже смогли разобраться в перспективах.

Перед самым началом предвыборной кампании у нас в офисе появился Валентин Петрович, обкомовский работник, с которым я уже имел разговор по поводу критических статей «Вечернего города».

— Просили передать, — вкрадчиво сказал Валентин Петрович, удобно расположившись в кресле у меня в кабинете, — непосредственно вам, Алексей Владимирович… Что выборы народных депутатов СССР — это прерогатива исключительно обкома партии. И более вышестоящих структур. — Валентин Петрович многозначительно закатил глаза, как бы высматривая эти самые вышестоящие структуры.

— Да на здоровье, — сказал я легкомысленно. — Куда уж нам, сиволапым, в Москву… Мы не претендуем, так и скажите у себя.

Валентин Петрович посмотрел на меня недоверчиво.

— Еще есть мнение, — продолжил он, — что финансируемая вами газета… деятельность которой мы уже обсуждали, если помните…

— Помню, — кивнул я.

— Очень хорошо! Так вот, есть мнение, что эта газета может попытаться повлиять на существующий, так сказать, расклад сил, приняв сторону наших оппонентов.