— Понял, — сказал я.
Из ящика стола я вытащил пачку денег. Пять тысяч.
— Вот, это вам на первое время. — Я нажал кнопку на телефонном аппарате.
— Люся, скажи Боре — пусть зайдет.
— Кучеряво живете, — сказал Немец, убирая деньги в карман пиджака. — Т а м основная масса за копейки сидит. Как говорится — восемь ходок и все за помидоры.
— Вам жить есть где? — спросил я.
— Найдется, — подмигнул Немец. — Мир не без добрых людей.
— А колеса?
Немец развел руками.
— У меня и прав-то нет. Это все потом, сейчас нужно наши проблемы решить.
В кабинете появился охранник Боря и вопросительно уставился на меня.
— Борис, — сказал я. — Вот мужчина. Повози его по магазинам, подберите там… одежду… и все, что полагается. Все за счет фирмы.
Боря с недоумением посмотрел сначала на меня, а потом на Немца.
— Вопросы? — спросил я с плохо скрываемым раздражением. Все-таки демократический стил руководства имеет свои минусы.
Боря помотал головой, что, очевидно, означало отсутствие у него вопросов.
— Вот и хорошо.
Боря вышел, аккуратно прикрыв дверь.
— Ну что, — сказал Немец, — от души, как говорится. Рад был знакомству. Я вообще слышал, что вы централ местный «грели». Так, нет?
— Было дело, — сказал я. — Когда с Гусаром нормальные отношения были — помогали по возможности.
— Это правильно, — сказал Немец назидательно. — В нашей жизни недаром говорят — «не зарекайся». А с Витькой мы решим вопрос.
— А когда вопрос решится, — спросил я осторожно, — кто будет вместо Гусара? На нем сейчас многое завязано в бизнесе.
— Разберемся, — усмехнулся Немец. — Вообще, я тебе так скажу, парень. В последнее время измельчал преступный мир. Вся эта пена наверх всплывает. Тот же Витька. И до него был такой — Седой кликуха. Слыхал?
— Доводилось пообщаться, — скромно признался я.
— Ну вот, сам должен понимать, — развел руками Немец. — По жизни так себе, а канают под порядочных. Ну ничего, парень. Будем живы, наведем порядок.
Немец поднялся с кресла.
— Как с вами связаться в случае чего? — спросил я.
— Через нашего общего знакомого, — Немец коротко кивнул мне на прощанье.
А я глотнул минералки и подумал о том, что Николай Николаевич очень неплохой стратег. Если ему действительно удастся продвинуть на вершину пирамиды городского преступного мира своего агента… это будет сильный ход. Контроль над серьезными деньгами, над оперативной обстановкой, любая информация, силовой ресурс… В таком случае, Николай Николаевич превращается в одного из самых влиятельных людей в городском масштабе. А может и в самого влиятельного.
Незадолго после того, как Немец уехал на шоппинг вместе с охранником Борей, в офис заявился Борис Борисович. Важный и сияющий. И повод имелся — именно он вытащил меня из застенков, задействовав столичные знакомства. Ситуация была чрезвычайная и, очевидно, Борис Борисович ждал чрезвычайной благодарности.
— Очень рад, — сказал он, блестя очками, — видеть на свободе надежду нашего регионального бизнеса!
Я торжественно поднялся, вышел из-за стола и пожал Борису Борисовичу обе руки.
— Я знаю, — сказал я торжественно, — что вы приложили все усилия. Чуть ли ни революцию собрались устраивать.
— Все наши были готовы выйти на пикет милицейского управления! — изрек Борис Борисович. — А ваши коллеги, Алексей, с которыми я был постоянно на связи, сказали, что к пикету присоединятся несколько спортивных коллективов. Впрочем, я рад, что до этого не дошло!
— Как же вам это удалось? — спросил я.
Борис Борисович скромно потупил глаза.
— Я позвонил (Борис Борисович назвал довольно популярного в девяностом году прогрессивного и демократически ориентированного политика). А уже он в свою очередь позвонил кому-то из команды Бакатина. Точно не знаю, кому именно, да это и не имеет значения.
Я заверил Бориса Борисовича, что благодарность моя не знает границ. На что Борис Борисович ответил, что все это пустяки, что нас связывает долгое и плодотворное сотрудничество и, конечно, будущие проекты. Затем мы наговорили друг другу еще некоторое количество положенных фраз, и Борис Борисович поспешил откланяться.
Я вручил ему пакет с увесистым свертком. Пятьдесят тысяч рублей. Светоч городской демократии должен был остаться доволен.
После того, как Борис Борисович ушел, я подумал, что Паша Немец обошелся мне в разы дешевле, даже с учетом его шоппинга. Впрочем, московские связи Бориса Борисовича того стоили.
Глава 22
— Боря, иди нахрен, — сказал я недовольно, вылезая из машины. — Чего я, сам, что ли, не дойду, в самом-то деле?
Охранник Боря был непреклонен.
— Мне велено проводить до двери, значит — до двери, — сказал он тоном, отметающим любые возражения.
— Хрен с тобой, — обреченно махнул рукой я.
За безопасность у нас отвечал Серега. Он-то и дал Боре строгие инструкции.
— Темно, как у негра в жопе, — констатировал Боря, в подъезде. — И перил нет, что характерно! Алексей Владимирович, где перила-то?
— Это только на первом этаже нет перил, — успокоил я Борю. — А где они, откуда ж я знаю⁈ Кто-то скоммуниздил, как и лампочки. Я их уже заколебался вкручивать.
— Ну лампочки — ладно, — сказал удивленный Боря. — Лампочки — штука дефицитная, их сразу выкручивают. Краской нужно мазать — постесняется человек вымазанную в краске лампочку себе ставить. Хотя… все равно воруют. Но то лампочки. А деревяшка от перил кому могла понадобиться, вот что интересно?
— Боря, — сказал я, — очевидно, у подростков, которые живут в этом доме, имеется пытливый ум и большое количество свободного времени. Детишки просто решили узнать, как будут смотреться перила без деревяшки… Я удивляюсь, как они весь дом по кирпичику не растянули еще… Осторожно!
— Что такое? — напрягся Боря.
— Сам не видишь? Кто-то маленько напустил, не вляпайся!
На полу чернела характерно пахнущая лужа.
— Свежак, — сказал Боря задумчиво. — Ваш этаж скоро?
— Уже пришли, — ответил я, доставая связку ключей из кармана. — Металлическую дверь ставить нужно…
— Ага, — сказал Боря, который был чем-то определенно озадачен.
Я хотел поинтересоваться, что именно смутило моего охранника, но не успел. Послышался звук торопливых шагов сверху, и Боря, всегда громоздкий и неповоротливый, с каким-то немыслимым проворством отпихнул меня и огласил подъезд зычным криком:
— На пол!
Я упал на грязный пол, и в ту же секунду что-то сверкнуло и очень хлестко, оглушительно грохнуло. Так, что уши заложило.
Кажись, нас убивать пришли, подумал я, отмечая про себя, что страха никакого нет, только есть ощущение, что все произойдет очень быстро. И сразу же, еще несколько хлопков. Кажется, три.
Бах! Бах! Боря, лежа на полу, стрелял в сторону лестницы, ведущей на верхний этаж, и дико матерился. Оттуда ответили еще несколькими выстрелами. Воняло гарью и потревоженной штукатуркой. Звякнуло стекло, похоже, что стрелявшие попали в подъездное окно. Еще я узнал, что «пуля у виска» не свистит. Совсем нет, она скорее шуршит: «Ш-ш-ш…» Не самое приятное ощущение. Еще, когда в тебя стреляют, ты кажешься себе очень большим. Испытываешь острое желание стать хоть немного поменьше, покомпактнее.
— … мать! — заверещал откуда-то снизу возмущенный женский голос. — Нажрутся, скоты такие, и буянят, а нормальным людям завтра на работу! Вот я сейчас вызову! Позвоню и вызову! Петя-а-а! Петя-а, выйди!
— Бу-бу-бу-бу… — послышалось неразборчивое бурчание Пети, которому, похоже, выходить и разбираться с дебоширами совершенно не хотелось.
— Какой ты на… мужик⁈ — торжественно задала риторический вопрос соседка снизу и возмущенно хлопнула дверью на весь подъезд.
Боря держал лестничный пролет верхнего этажа на мушке. Я тихо лежал на полу, усыпанный штукатуркой и пылью. Сюрреализм происходящего буквально зашкаливал.