«Популярный рок-певец Виктор Цой попадает во второе ДТП за полгода. На этот раз судьба отвернулась от любимца миллионов, полученные при ДТП травмы были несовместимы с жизнью…»

И еще что-то там было написано, но я уже не читал. Вот так, думал я обреченно. Судьба проклятая, не объедешь… Получается, что он должен был умереть. Должен был умереть, и умер. Получается, что есть вещи, которые изменить нельзя никак. Судьба, как трактор, движется в заданном направлении, мнет и ломает растения, которые попались на пути, давит полевых мышей, пугает птиц. Трактор безразличный и бессмысленный… А я? Ведь одним фактом своего существования я нарушаю множество причинно-следственных цепочек… Или не нарушаю? Может быть, эти цепочки лежат вне сферы досягаемости этого трактора? А Цой находился прямо перед ним? А возможно, что этот трактор просто до меня не доехал? Вообще, немного напряжно осознавать, что ты — талантливый или бездарный, богатый или бедный, не имеешь никакого значения, а имеет значение только один этот трактор…

С Пашей Немцем мы встретились в «Софии», на втором этаже у барной стойки. Немец, как обычно, был улыбчив и жизнерадостен.

— Ну что, коммерсант, порешал свои вопросы? — весело спросил он меня.

Я многозначительно кивнул.

— Все в порядке! А как у вас тут обстановка?

— Обстановка… — усмехнулся Немец, но как-то нерадостно. — Обстановка приближенная к боевой! Раньше-то нашей братвы на город человек двадцать было. И то, мы на месте не сидели, мы по всей стране двигались… А сейчас? Нахулиганил где-то и уже к братве себя причисляет!

— У нас та же самая история, — улыбнулся я.

Действительно. коммерция и криминал — две сферы деятельности, в которые пришло множество людей, раньше ничем подобным не занимавшихся. И этот поток все увеличивался… Само собой, системы взаимоотношений и ценностей, сложившиеся как в коммерческих, так и в криминальных структурах, не выдержали такого наплыва пришельцев. Все стало меняться и очень быстро. Для пришлых и коммерция, и криминал не были образом жизни, но были исключительно средством зарабатывания денег. И Немец неплохо понимал это.

— Сейчас всем трудно будет, — сказал он, уже не улыбаясь. — Много голодных, которые вообще без понятий, только бы бабки! Им все равно, с кого брать. С девочек, с барыг… Трудно будет. Газеты-журналы, небось, читаешь?

— Читаю, — сказал я.

— Ну вот. Уважаемых людей мочат направо-налево… Ладно. Давай, рассказывай, чего хотел?

— Сотрудничество, — сказал я.

Немец широко улыбнулся.

— У тебя дело коммерческое, а у меня воровское. Ты свое делай, а я свое буду. Мы уже один раз друг другу помогли… доведется, так еще поможем. Ты, пацан, на водке сидишь, насколько мне память не изменяет?

— Все верно, — подтвердил я.

— Сможешь организовать сколько-нибудь? А то ребята освобождаются, а встретить нечем.

— Завтра пусть кто-нибудь подойдет к нам в офис, — сказал я. — Прямо с утра. Двадцать ящиков хватит?

— Нормально, — кивнул Немец.

— Раз в месяц можем выделять по столько. И не только водку, а чем богаты будем. И еще вот. — Я протянул ему конверт.

Немец повертел конверт в руках.

— Я привык иначе бабки зарабатывать, — сказал он с внезапной задумчивостью. — Так, чтобы и головой и руками работать. Иногда дернешь портмоне, а внутри мелочишка, но все равно в кайф! Ты ловчее, умнее, хитрее оказался, дело сделал, чисто сработал! А такие бабки… это же как на дороге найти, кайфа от них никакого нету… — Немец спрятал конверт во внутренний карман пиджака и продолжил: — Короче, пацан, корешиться мы с тобой не можем, ты, как ни крути, а коммерсант, по-нашему — барыга. А вот помогать друг другу, как между нормальными людьми полагается… помогать друг другу можем. Понял, нет?

— Я-то понял, — ответил я. — А как теперь с Матвеем, товарищем нашим?

Немец наморщил лоб.

— Это здоровый такой? Штангист?

— Штангист, — подтвердил я.

— Короче, — сказал Немец, понижая голос, — с кого получал, с того пусть и получает. А в бывшие гусаровские дела лезть ему не в масть. Понял? Нашим тоже кормиться чем-то нужно. Пусть лучше одного спекулянта пощиплют, чем десяток работяг. И ментам спокойнее.

— Резонно, — согласился я.

— Ну вот и лады… — кивнул Немец. — А вообще, пацан, смотрю я на все это, смотрю… и думаю — а ведь в зоне спокойнее было! Веселое время начинается, а⁈

— Веселое, — согласился я.

На улице было хорошо. Стоял один из тех дней, которых в году бывает пять-десять, не больше — не жарко, не холодно, не пыльно, не ветрено, в такие дни природа как бы дает понять, что жизнь может быть не только страданием и бесконечной борьбой, но и удовольствием. Не часто балует природа людей, чтобы не привыкли к удовольствию, не забыли о том, что терпеть и приспосабливаться — это их, людей, прямая обязанность…

Машину я отпустил и пошел домой пешком — такой день терять не хотелось, это было бы просто кощунственно. Проходя мимо городского парка, я поравнялся с двумя пенсионерами, которые прогуливались неспешно и спорили о происходящем вокруг.

— Это все ерунда, Иваныч! — уверенно говорил один. — Балуется народец! Ты вспомни, мы ведь войну пережили, ведь тяжелее же было! В сто раз тяжелее, в тыщу!

— Так то война! — степенно отвечал второй. — В войну не обидно, в войну все горя одинаково хлебают полной ложкой! А здесь — посмотри, безо всякой войны, без революции — разруха, очереди, масло подсолнечное по талонам — уж дальше ехать некуда! Мы ведь работали всю жизнь! Я тридцать лет на механическом — день в день!

— Нет, не говори, Иваныч, — возражал первый. — Мы-то еще ладно, а вот нашим родителям каково пришлось? Мой отец империалистическую прошел, газы нюхал, в госпитале валялся. Потом всю гражданскую с Буденным. Потом работа, так там не то что подсолнечного масла, хлеба вдоволь не видали. Шахтеры килограмм хлеба в день отоварить по карточкам могли! И хорошо, если комнату дадут в коммуналке, а то ведь койка в казарме! А сейчас у всех худо-бедно отдельные квартиры, хлеб, картоха есть… Колбаса⁈ Да черта ли в ней? Все стонут, что колбасы нет, а сами телевизоры да холодильники покупают!

— А водка? — задал сакраментальный вопрос второй.

— Да черта ли мне в этой водке, Иваныч⁈ — возмутился первый. — Все как с ума посходили с этой водкой. Нет, чтобы книжку из библиотеки взять, или тихонечко телевизор смотреть, просвещаться, так они жрут эту водку, как шальные! Нет, Иваныч, шалит народец, шатается!

А Иваныч снова начал что-то недовольно объяснять. Я уже не расслышал, что именно. Ощущение странного снова вернулось. Чувствовалось будущее, которое вот-вот должно было прорваться через истончившуюся ткань настоящего, оно уже прорывалось, словно проникало сквозь образующиеся прорехи… Еще немного, и оно хлынет потоком, который кого-то смоет, а кого-то вознесет, заполнит собою все, уничтожит настоящее и прошлое… И было в этом что-то ужасное. Но в то же время — величественное. Перемены приближались, они готовы были стать реальностью в любой момент…

'The world is closing in

Did you ever think

That we could be so close, like brothers

The future’s in the air

I can feel it everywhere

Blowing with the wind of change' — вспомнилось мне.

Будущее летает в воздухе. Я чувствую его со всех сторон. И я готов.

От автора.

Всех читателей благодарю за терпение и поддержку. И еще раз приношу извинения за такую серьезную задержку выхода книги. К сожалению, на это были объективные причины, этот том дался с очень большим трудом. Очень надеюсь, что теперь вошло все в обычную колею.

Следующий том по ссылке: https://author.today/reader/376294/3476953