— Какая сила! — воскликнул он. — Какая власть в ваших глазах. Из вас получится великая богиня войны. Вам будут подклоняться миллионы, вас будут любить и уважать миллиарды, ваши враги будут бояться вас! А этот холод и огненная страсть, такое невероятное сочетание стихий!
— Хватит применять свои штучки, — сказал Джек. — Мы не останемся у вас.
Теперь Лавли посмотрела на Джека. «Господи! Как он прекрасен в такой одежде, в этом облике. Я всегда считала его каким-то великим, теперь же он просто БОЖЕСТВЕННЫЙ, — первое, что возникло в голове у Лавли, а потом она одумалась. — Нельзя же, чтобы такие неправильные мысли возникали в голове».
— Какие такие штучки! — воскликнул Фрибок. — Что за глупости! Неужели в наши дни нельзя просто сделать комплимент даме и пригласить в гости?
— Минуточку, — сказал Васька. — Кто вы вообще такой? Вы знакомы? Потому что я ничего не понимаю. Вижу только, что ты умеешь сочинять одежду за три секунды.
Васька выглядел в этом красном костюме довольно мило. Этот костюмчик был попроще, но тоже красивый. Почему-то Лавли показались все эти костюмы такими шикарными, даже лица, выражение, прическа стали лучше, безупречнее. Все изъяны, что были на коже — царапины, краснота и другое — все это вмиг исчезло. Кожа у всех стала идеальной. Волосы — красивыми, блестящими. Только вот взгляды взволнованные. Это было так странно…
— Ах, да, точно! — воскликнул Фрибок. — Я все время об этом забываю. Знаете, просто очень странно понимать, что кто-то тебя еще не знает. Итак, — Фрибок встал в мужественную позу, вокруг вдруг потемнело, как будто бы разыгралась буря, подул ветер и закружились эти перья. Он сделал эпично-мужественное лицо и начал так же серьезно-эпично, повышая голос, говорить. — Позвольте представиться. Я Фрибок, бог войны и мира, ветров и бурь, мне подчиняются небеса и небесные создания птицы, гром и молния — мой гнев. — За окном сверкнула молния. — Приятная погода — мое спокойствие. Я повелеваю этой чудесной страной и людьми, которые живут там. И это все я — Фрибок!
— Да, еще не забудь сказать: бог хитрости и лжи, обмана и подхалимства и толстого животика, — прибавил Джек.
— Джек, — шепнула Лавли и посмотрела серьезно на него. Все же нельзя было обижать человека. Но Фрибок не заметил. А Джек не заметил взгляда Лавли.
— Да, и нам пора. Помнишь, Стоуна? — сказал он.
— Того свихнувшегося с катушек, который еще… Ну, да. Как его забыть? — радостно сказал Фрибок.
— Он был здесь, — пожал плечами Джек.
— Если бы это было так, мы бы почувствовали, — сказал Фрибок. — А теперь заходим в эти двери, скорее, скорее, а то Сов начнет беситься, а ты же знаешь, как она в гневе бесится.
— Я же сказал, что нам нужно идти, — продолжал Джек. Кажется, этот человек реально выводил его из себя. Лавли даже немного завидовала Фрибоку. Он ведь, по сути, ничего такого особенно не делал, а взбешивал Джека одним только своим довольным видом, такое Лавли никогда не удавалось. И тут вдруг до нее дошло, что ведь обычно Джек поступает так же, как Фрибок, стоит на своем, улыбается, не реагирует на насмешки. «Он его так бесит, потому что похож на него», — заключила для себя Лавли.
— Минуточку, — сказал Васька. — Получается, вы бог, а вот сейчас мы на небесах. А там за этими дверьми еще дом богов. И там еще какие-то боги живут?
— Да, — сказал Фрибок.
— Тогда лично я за то, чтобы посмотреть! — воскликнул Васька и подскочил к Фрибоку.
— Отлично! — воскликнул Фрибок и даже сделал какой-то жест рукой от радости. — Ты смотрю, смелый парень! Все-то остальные твои друзья боятся, а ты нет. Выбиваешься из толпы — это хорошо. Просто отлично! И, наверное, у тебя неплохие лидерские качества?
Васька удивленно улыбнулся. Видно, он не понимал вообще, зачем этот человек говорит ему это.
— Ну, кто еще хочет посмотреть на живых богов? — закричал Фрибок. — Ну же, смелее. Правда, нас теперь мало осталось. В нашем пантеоне только я да сестра моя — Сови. Но скажу вам — мы стоим сотни других богов. Особенно Сов.
— Ладно, пошли, — вдруг сказала Дикарка. — Все равно же не отстанет.
И всем пришлось идти, потому что против мнения Дикарки не попрешь. Огромнейшие залы с высочайшими потолками, элегантная мебель, приятная музыка, играющая внутри, — все это создавало чувство возвышенности и мистического страха.
— Вот раньше у нас здесь еще лучше было, — говорил Фрибок. — Когда в пантеоне было много богов. А теперь, когда земли людские разорились от набегов чужеземцев, половина пантеона покинули нас, предали или умерли. Вот держимся с сестрой из последних сил.
Они прошли третий или четвертый зал и, наконец, добрались до главной комнаты, предназначенной для приема гостей. Посреди стоял огромный стол с множеством разных вкусностей, вокруг него были удобные стульчики, много диванчиков, кто-то играл на арфе, висели корзины с цветами, кто-то рисовал картины. И вот, наконец, перед ними предстала та самая Сови, или Сов, как ее называл брат. Это была маленькая девушка, «японка», — сказал про нее Васька, у нее были очень большие красивые темные глаза, длиннейшие белые ресницы, на концах которых были перья, придавая воздушность. Сама она была в красном развивающемся платье, которое сзади удлинялось и доставало до пола, волосы у ней были бледно-розовые, и в них почти повсюду были вплетены белые пушистые перья. Девушка подошла к гостям и слегка улыбнулась.
— Добро пожаловать, — сказала она. — Я Сови, верховная богиня нашего пантеона, богиня мудрости и наук, искусства и поэзии. С моим братом вы уже знакомы. И, зная его, заранее извиняюсь, если он вел себя с вами неподобающе, еще наверняка чуть ли не угрозами завел вас сюда. Я никакая не тиранша и не заставляю приходить ко мне в гости силой. Вы не волнуйтесь: сможете уйти тогда, когда сами того пожелаете.
— Вот и отлично! — сказал на этот раз Джек, будто бы передразнивая «отлично» Фрибока. — Нам как раз уже нужно идти.
— Ну, Джек, дорогой, — сказала Сови и тут же подбежала к нему. — Ты ведь даже не посидел за столом, мы ведь не виделись лет триста…
— Да, хоть бы миллион не виделись, — ответил он.
Лавли решила взять эту ситуацию в свои руки.
— А я Лавелина, — она подскочила к Сови. — У вас такой чудный дом.
— Да, спасибо, — ответила Сови. — А ты сегодня чудно выглядишь. Мой верный друг тебя сделал просто безупречно красивой.
— Неужели?! — проговорила Лавли неуверенно. «Разве меня можно сделать красивой и уж особенно безупречно красивой?».
— Да, сама взгляни на себя, — сказала Сови и подвела ее к зеркалу.
Лавли так и ахнула. Перед ней будто стояла не она, а какая-та… самая настоящая богиня! Эти волосы, такие красивые и мягкие локоны, почти золотые, как у Джека. Это платье! У нее никогда не было таких красивых платьев. Оно было белое, но украшено внизу ярко-красными перьями, которые уже стали символом этого пантеона. А глаза, какие ей сделали красивые глаза — длиннющие ресницы, да так подчеркнуты. И цвет губ. Лавелина просто влюбилась в свое отражение.
— Мама дорогая! — воскликнула она. — Какая я красавица. Джек! Джек! — позвала она его. — Ты почему мне не сказал, что я стала такой красавицей! — и взглянула на него. Такого же восторга, как у Лавли, на его лице не было, он смотрел на нее, улыбаясь так, как улыбался обычно.
— Конечно, ты выглядишь красиво, — сказал он. — Но ты ведь и раньше была красивей всех на свете. — Лавли засмущалась от таких слов, перевела взгляд вниз, и улыбнулась. — Да, особенно, когда улыбаешься, как теперь, — добавил он.
Этот вечер (или как там у них на небесах называются приемы гостей и пищи) был бесподобен. Лавли постоянно делали комплименты, говорили, что она прекрасно выглядела. И сама она, наконец, в это поверила. Кроме того, Сови смогла найти подход ко всем и разговаривала со всеми, как с давно полюбившимися друзьями. Она смеялась вместе с Васькой, говорила на какие-то умные темы на счет войны и стратегии с Дикаркой, болтала с Лавли о разных житейских пустяках. Фрибок все время вытворял что-то неожиданное и радовал всех. Только вот Джеку было некомфортно в этой компании, он несколько раз пытался всех увести оттуда, но у него ничего не получалось. Никто и слушать не хотел о том, чтобы уйти. Потом были танцы. Все приглашали друг друга, веселились, смеялись. Лавли даже как-то пару раз смогла упросить Джека станцевать с ней. И только тогда на его лице появлялась прежняя улыбка, выражающая любовь ко всему миру и счастье. И, сама не помня как, Лавли вдруг обнаружила, что именно эта улыбка принадлежала только ей одной, если другим он раньше и улыбался, то было это как-то по-другому. А рядом с ней улыбка у него была какая-та особенная, и взгляд какой-то особенный.