— Что? — закричала Лавли. Ну, всё. Мало того, что она издевается над ней, превращает ее в ребенка, так еще теперь пытается издеваться над ее любимой доченькой, над маленькой погибшей Авророй.

Лавли вдруг побежала, она выбежала из дома, скорее, скорее отсюда… Маленькие пятки так и блестели. Кажется, в ту сторону. Там, не на дорожку, а в болота.

— Пуффи! — закричала Лавли. — Пуффи! Где ты? Где ты? Шкаф! Шкаф! Пуффи! Ну, кто-нибудь, отзовитесь!

Она так кричала, бегала повсюду, но не могла никого найти. Будто все они потонули в этом болоте! Еще ночь. Такая ночь. Нехорошая ночь. Вроде не так уж и темно, но страшно, страшно бегать по болоту. Ноги она давно промочила, сорочка стала грязной. Было ужасно холодно, ноги болели, она устала их передвигать. Где она была — понятия не имела. Лавли окончательно заплутала, не могла найти дорогу и ужасно устала. Боже! Как ей было плохо. Оказаться одной посреди темного болота!.. Еще ноги начинали вязнуть. Все эти мысли постоянно повторялись в ее голове. Кошмар, просто кошмар. «Наверное, я так и утону здесь!» — закончила свое размышление Лавли.

Она остановилась. Бесполезно было искать дорогу назад или дорогу вперед. Она была обречена. Лавли упала на землю. Да, там нашелся небольшой клочок земли. И зарыдала, зарыдала так, как не рыдают взрослые — их рыдания бывают от страданий, детские же рыдания другие. Дети могут рыдать и из-за пустяков, и из-за чего-то страшного. Хуже всего было то, что теперь она рыдала, как ребенок. Все ее мысли стали какими-то другими. «Хочу к маме!» — говорила она самой себе. Кажется, она постепенно погружалась в детство.

Внезапно она почувствовала чью-то теплую руку на своем плече. В слезах она обернулась. Это была Матушка Гудвин. Черт возьми! Она была рада видеть даже ее! Отчего стало еще печальней. Матушка Гудвин дала ей свою руку, Лавли взяла ее. Они вместе пошли назад.

…Прошел день, еще день. Хотя какой день? Здесь всегда была ночь.

…Прошла ночь, еще одна и еще, и еще. Лавли постепенно стала забывать, что когда-то была взрослой. Она поселилась в доме Матушки Гудвин, познакомилась со всеми ребятами, хотя подружилась только с одним — с тем мальчиком Женькой, может быть, на каком-то подсознательном уровне ассоциируя его со своим братом. Она даже приняла эту маленькую куклу Аврору, считая, что когда-то ее потеряла, а теперь нашла, отчего ей еще больше нравилась она. И Матушка Гудвин, ее она, видно, ассоциировала со своей мамой. Это печально, печально писать. Но она забыла о прошлой жизни, забыла. И это была не ее вина.

— Лана, Лана! — закричал Женька.

Он был, как и тогда, в костюме пирата. Маленькая Лана стояла посреди кухни рядом с Матушкой Гудвин.

— Тебя не учили стучаться? — сказала Матушка Гудвин сквозь завесу фиолетового дыма. — Не видишь, что она сейчас занята.

— Но мы договорились поиграть на улице, — сказал Женька, немножко обижаясь.

— Подожди пять минуточек, — проговорила Лана и улыбнулась Женьке. Он сел на стул и нетерпеливо стал ждать.

— Как ты думаешь, Ланочка, — проговорила Матушка Гудвин, — откуда берется волшебство?

— Ну, — задумалась Лана, потом положила в котел какую-ту травку, дым стал желтым. — Потому что у людей есть способности к магии… И еще волшебная травка, специальная. Здесь нужно пол-ложки мелиссы.

— Да, конечно. Я помню, — сказала Матушка Гудвин. — Но ты не совсем права на счет волшебства. Ты говоришь: «Волшебные травки». Но многие из них — это самая обычная трава, на которую человек не обращает внимания. Например, подорожник, или одуванчик. Они же самые простые. Но дело в том, что волшебство везде. И у подорожника, и у одуванчика есть особые свойства, которые имеются только у них... А вот смешивая их, мы получаем нужные результаты. А ты прямо прирожденная ведьма! — воскликнула Гудвин. — Так здорово у тебя получается зелья варить. Будто бы всю жизнь только и делала, что варила зелья… А вот ведь у всех есть задатки волшебства. И в тебе, и в Женьке. Только нужен обязательно талант и долгие тренировки. Как ты узнала, что сюда нужен одуванчик?

— Так здесь же приписано.

— Но ведь на другом языке. Хитрые волшебники засекречивают свои заклинания.

— Так вы же сами эту книгу написали! — рассмеялась Лана.

— Точно! — рассмеялась Гудвин. — Ну, бегите. Не буду задерживать вас, молодежь.

— Но мы же еще не закончили. А вдруг вам понадобиться моя помощь, Матушка Гудвин?

— Беги уже! — закричала она.

И Женька с Ланой скорее рванули из дому. Лана, как всегда это бывало, забыла надеть обувь и побежала босиком. Они бежали и бежали.

— И как на этот раз прошел урок зельеварения? — спросил Женька. — Я со скуки умираю от них. Как ты их терпишь?

— Ты что? Это же так интересно! Ты ведь можешь создать столько зелий. Зелье невидимости, заживляющее раны зелье, любовное зелье, — смущенно улыбнулась Лана.

— Тьфу! — воскликнул Женька. — Кому нужна это любовь? Влюбляться, чтобы потом разбивать сердце — да ни за что! А если тебя не бросят, будешь ходить по улице, обниматься, целоваться. «Моя киса», «мой котик», «я так люблю тебя», «а я тебя больше» — тошнит от этих сюси-пусьных фразочек.

— А я, когда вырасту, обязательно хочу в кого-нибудь влюбиться, — мечтательно произнесла Лана. — Это будет принц. Мы будет с ним танцевать на балах, и он без ума в меня влюбится. А потом он спасет мне жизнь от какого-нибудь злого колдуна или дракона. Да, лучше дракона. А потом мы вместе будем летать над землей, над горами, нам все будет казаться таким маленьким, а облака будут такими ласковыми. А еще он будет таким красивым. Высоким, стройным, с ослепительными золотыми локонами и светло-голубыми глазами.

— Тьфу, — на этот раз Женька, действительно, сплюнул. — Ну что за романтический бред. Признаю, весело бороться со злыми ведьмами, колдунами и драконами. Но танцевать на балах, летать под облаками и при этом думать о разной романтике! Да лучше летать как на американских горках, то вверх, то вниз, и чтобы голову кружило не от любви, а от веселья и страха. Да, и кто тебе сказал, что ты все-таки вырастешь. Мне кажется, что я вечно уже ребенок. Мне одиннадцать лет! — он выделил эту фразу. — И, по-моему, одиннадцать лет мне уже на протяжении многих лет. Не помню, чтобы хоть раз праздновал свое день рождение.

— Ну что, на поляну ко всем остальным? — спросила Лана, остановившись. — Или пойдем на пиратский корабль, тонущий в болоте?

Женька хитро усмехнулся. Конечно, было сразу ясно, куда хочет направиться он. Внезапно перед лицом Ланы оказался повисший вниз головой большой рыжий кот. Она закричала. А кот стал с каким-то любопытством и безо всякого смущения рассматривать ее реакцию, при этом поворачивая голову то к правому плечу, то к левому.

— Здравствуйте, — сказал Женька, встав рядом с Ланой и отгораживая ее тем самым от кота. Кот тут же перевернулся в привычное положение и теперь уже стал смотреть на Женьку.

— Привет, — промурчал кот.

— Нам Матушка Гудвин запрещает говорить с незнакомыми, — сказала Лана, выглядывая через Женьку.

— А как же тогда у вас вообще появились знакомые? — спросил кот. — Если вы ни с кем не знакомились, не могли же знакомые сами появиться, как по волшебству.

— Думаю, просто тогда мы не знали этого правила, — оправдывалась Лана.

— Итак, Алиса… — кот полетел направо, чуть выше, чтобы как следует рассмотреть обоих детей.

— Я? — спросила Лана. — Меня зовут не Алиса, а Лана.

— Опять новое имя, — с удовольствием промурлыкал кот. — А ты не очень напоминаешь мне Алису, — сказал кот Женьке.

— Конечно, — рассмеялась Лана. — Это же Женька! Женька!

— Как твой брат? — спросил кот.

— Почему «как»? Это и есть мой брат.

— Думаю, данный человек по имени Женька не может быть твоим братом, — промурлыкал кот. А Лана съежилась. Ей никогда не нравилось слово «данный», это так, будто бы говорят вовсе не о человеке, а о каком-то неодушевленном предмете. Ей так и представлялся какой-то очкарик в офисе, который гнусавым голосом говорил: «Макет данного здания в данной области и данном направлении не подходит для данного вида чего-нибудь там. Для решения данной проблемы предлагаю другой способ. Он дан…», ну и так далее.