— Во всем виноваты эти сказки, волшебство. Они придают ложную надежду. Лавли считала себя виновной в смерти Авроры. Мол, она не смогла ее исцелить с помощью своей магии. Мы ведь привыкли, что в волшебных историях всегда бывает счастливый конец, и что ситуация каким-то магическим образом разрулится, и все будет хорошо. Но ничего не было хорошо. Аврора умерла. Магия не спасла ее. Да и не могла. И Лавли так себя из-за этого винила, что решила тоже убрать из своей жизни магию и все хорошее тоже. Поэтому я и не верю в волшебство, как можно верить после всего этого в волшебство, и в хорошие концы, когда на деле все ужасно. Все они считают меня идиотом, даже она, хотя я знаю, что я прав, и что рассчитывать можно только на себя. Даже не на людей, они предают. И магия предает.

На этом Женька кончил говорить. Аделька молчала, ждала, пока он что-нибудь скажет, но ответа так и не дождалась. Она пыталась собраться с мыслями, пыталась подобрать нужные слова.

— Знаешь, — сказала Аделя. — Ты прав. И я не буду тебя отговаривать. Магия — не лекарство от всех бед, и она не всегда помогает. И «НО» по этому поводу никаких не будет. А я все равно скажу. Знаешь, почему я всегда, при любой своей возможности садилась в этот долбанный шкаф и летела в неизвестность. Это не потому, что я надеялась на лучшую жизнь, или потому, что я верю, что магия все исправит. Нет, потому, что я знаю, что лучше уж попробовать хоть как-то изменить свою жизнь, пускай хоть магией, хоть билетом на самолет в неизвестный конец. Жить скучно — это не для меня. И сдаваться тоже не для меня, а ты сдался. Не верь в магию, не нужно. Верь в себя, верь в то, что ты теперь видишь. Глупо прятаться за наушниками, как ты это делал у Лавли дома, и не видеть того, что перед тобой. А перед тобой я, как дура бегала по лесу, тебя искала, чтобы ты не угодил в капкан идиота-колдуна, цель жизни которого — всем вредить. И этой ночью без амулета (вот такого, мне Джек его дал для защиты) и без добрых колдунов вероятность расстаться с жизнью очень велика. Поэтому поднимай свой зад, и пошли уже из этого тупого места. Мне надоело сидеть здесь.

Она вскочила на ноги, взяла Женьку за руку и одним рывком подняла его.

— А ты умеешь убеждать, — сказал он.

И они пошли.

Лавли и Ханс оказались на Земле. Была ночь, лето, холодно. Звезды теперь украшали темное небо, но кому до них теперь дело? Ханс прижался к Лавли. Здесь было холодно и страшно. Никого вокруг. Только дорога, по которой никто в такую пору не ездит. А еще лес, точнее, лесополосы и поля. Лавли сама дрожала от страха. Нужно было вызвать такси. У себя она такси не так вызывала, как здесь, но Алиса как-то давала ей номер. И Лавли попробовала позвонить. Сработало. Она указала адрес. Он был указан на табличке «3 км до…». Долго ждали. Потом подъехала машина с зажженными желтыми фарами. Ханс и Лавли сели в нее. Она попросила довезти до ближайшего безлюдного перекрестка. Машина тронулась.

Таксист все время что-то говорил, кажется, звучала музыка. Но Лавли не могла это слушать, точнее — услышать. Просто не могла. Не теперь. Она вся дрожала. Непонятно только, от чего: то ли от холода, то ли от страха, то ли от злости. Она все смотрела на бесконечный ночной пейзаж. По сути, это так глупо и скучно, и бесполезно. Но Лавли сидела мирно и смотрела в окно. Когда они подъехали к перекрестку, Лавли попросила таксиста остановиться подальше от него, и подождать вместе с Хансом в машине. Расплатиться она собиралась жемчужными сережками и колечком. Все равно это бесполезная мишура.

Она подошла к перекрестку. Таксист и мальчик пристально наблюдали за ней, хоть находились и вдали. Но Лавли было все равно. Из кулончика она высвободила Искорку. Достала из сумки шкатулку, лопату и другие нужные вещи. Начала копать, затем положила туда их.

Когда все было готово, оставалось только ждать. Она затаила дыхание. Все еще было очень холодно. Она дышала почти все время ртом, и могла видеть светло-белый воздух-пар, исходящий из ее рта. Сердце бешено билось, и что самое ужасное — она слышала эти удары сердца — будто приговор. Одна минута превращалась в вечность, словно время остановилось.

Тут она почувствовала, что позади нее кто-то стоит. Лавли резко обернулась и увидела перед собой мужчину. Это был некий джентльмен, невысокого роста, в дорогом костюме, лица его она почти не видела.

— Вы тот, о ком я думаю? — проговорила Лавли.

— Да, — проговорил тот человек. — Именно тот.

— Ты демон, — проговорила она. — Почему ты выглядишь, как человек?

— А ты хочешь увидеть мой настоящий облик? — сказал он.

— Да, — ответила Лавли.

— Ну, хорошо, — проговорил он.

Лавли все это время пристально наблюдала за взглядом, за глазами того человека и все не могла понять, что у него на уме. Внезапно она увидела, что глаза его краснеют, превращаясь в два уродливых, пожирающих все на своем пути огня. Она отступила назад на шаг. Тут же она поняла, что за внешностью было что скрывать. Оболочка как будто лопнула серым дымом. Она увидела тьму, черные кости, которые совсем сгнили.

— Всё. Хватит! — вскричала она. Демон тотчас же обратился в человека.

— Неужели? Ты же сама хотела это увидеть, — ухмыльнулся он.

— Да. Увидела. Теперь к сделке, — сказала она.

— Какая ты торопливая, — заметил демон, обходя и смотря на нее, как это делают звери, видя свою добычу. — Ну, ладно. Итак. Ты хочешь, ты хочешь… Что ты хочешь?

— Я хочу, чтобы ты вернул мою дочь к жизни. И чтобы ты вернул к жизни маму мальчика, который теперь сидит в машине.

Демон оглянулся на Ханса. Думаю, и мальчик, и таксист сейчас были сильно испуганы, но Лавли просто не могла заметить их шок и страх. Просто не было времени и сил.

— Это реально? — проговорила она.

— Да, реально, — демон опять повернулся к ней. — Только вот мы вернем к жизни твою дочь и маму мальчика, а что ты можешь предложить нам?

— Душу, — ответила Лавли. — Свою и…

Она просто не могла проговорить: «Звезды».

— И мою, — досказала за нее Искорка. Звезда и Лавелина переглянулись. Они чувствовали теперь одно и то же, и глаза их говорили теперь одно и то же.

— Душу такого ангелочка, как ты, — сказал демон и провел рукой по лицу Лавелины. — И самую настоящую звезду. Да, в Аду будет пир по этому поводу. Ну, что, по рукам? — сказал демон и протянул ей руки. В одной был кинжал, в другой — листок бумаги с контрактом.

— Зачем нож? — сказала Лавли.

— Расписываемся кровью, — как будто пропел демон. Лавли осторожно взяла его в руку. — Это, значит, ты согласна.

Лавли подняла свои глаза на демона, потом взглянула на Искорку. Ее опять мучили сомнения. Почему, даже после того, как она разорвала душу на части, ее продолжали терзать сомнения? Вернуть дочь, чтобы она жила спокойной, счастливой жизнью, росла, пошла в школу, потом университет, потом вышла замуж и растила детей. Это было бы то, чего она хотела для своей малышки. И вернуть Хансу его маму, чтобы он больше никогда не плакал по ночам, чтобы ребенок не рос без самого важного человека в мире. Это то, что она хотела бы для этого мальчика. Но есть и другая чаша весов. Навечно стать рабыней дьявола, держать свою душу под замком, при этом рано или поздно самой стать злом. И, что самое плохое — обречь другого, маленькую звездочку, маленькую Искорку, то единственное на свете, что делало Лавелину особенной, то добро, самое искренне и самое правильное на этом свете, и обречь ее на вечный ад.

— Я, — проговорила Лавли, — я готова на все ради Авроры…

— Отлично, — улыбнулся демон. Кажется, Лавли показалось, что она увидела в этой улыбке клыки.

Да, она видела насквозь этого поганого демона. Он был чудовищем, монстром, как бы ей хотелось, чтобы это существо никогда не встречалось ей в жизни, а оно еще будет доставать душу ее малютки…

— Чего ты ждешь? — сказал демон. — Давай. Неужели ты боишься уколоться?