— Да, я с тобой, — сказала Лавли.
Джек улыбнулся.
— Вообще-то я хотел предложить тебе поприсутствовать в тот редкий момент сотворения нового мира. Но, если ты предпочитаешь…
— Да, предпочитаю, — сказала Лавли, улыбнувшись в ответ.
— Тогда идем, — сказал Джек, протянул ей руку, чтобы встать на ноги. — Кстати, Алиса тоже зачем-то решила полететь туда. То есть не зачем-то. Она теперь не хочет отпускать Вову одного. Почему-то стала его ревновать к Дикарке. А вместе с ней увязались и Аделька с твоим братом. Аделина сказала, что это очень романтично — сотворение нового мира. Я думаю, это и правда очень красиво и захватывает.
— Даже не уговаривай, — проговорила Лавли. Она все смотрела в глаза Джеку. «И почему они так сияют? Господи, да у меня тот же взгляд…», — думала Лавли, а сама говорила. — Я вот считаю, что сражение со злым дядькой-колдуном — самое романтичное на свете. Только для начала нужно разбудить Ханса и отвести его к маме Юльки. Пусть и за ним присмотрит.
— Ну, да, — сказал Джек. — У ней же четверо детей. Подсунь еще пятого — точно не заметит.
— А близнецы? Что они? Не хотят отправиться в другой мир? — спросила Лавли. Джек поморщился.
— Да, только не могут до сих пор решить, в какой именно они хотят.
Где-то в полдень все дела были улажены, и все начали собираться в путешествия в другие миры. После некоторых споров все желающие свалить с острова были разделены на две группы. Алиса со своим Вовой, Женька с Аделькой, как и хотели, отправились смотреть на зарождение нового мира. Дикарка вдруг категорически взъелась на Рича, и сказала, что с ним ни за что не полетит. Мол, он «со своими благотворительными миссиями, “Нет насилию!”, и другим миротворчеством ее уже замучил». Она начала выяснять с ним отношения, в смысле начинала наезжать, говоря, что, если он живет на этом острове, то должен не только делать какую-ту научную работу, создавать лекарства и т. п., но и драться на войне. Но Рич сказал, что «он — доктор, а доктора дают жизнь, а не отнимают». И если бы на этом все закончилось, но они так переругались! Дикарка отправилась вместе с Джеком и Лавли следить за появлением в другом мире Стоуна. А Рич полетел изучать нарушение соглашения между черепахой и драконом. «И ссорятся они так, сколько я их помню», — сказал Джек Лавли. А Ванька с Васькой все продолжали думать, куда им больше хочется.
— Тогда пусть Васька пойдет с нами, а Ванька с ними, — сказал Джек. Два мальчика переглянулись, как и все остальные члены экспедиций. Разделить близнецов — такое даже в голову не могло прийти людям. Эти двое для всех уже давно сложились, как нечто целое. И разъединить их, представить поодиночке, казалось безумием или даже жестокостью.
— Ну что, Ванька, — сказал один из братьев, хлопнув по плечу второго. Тот нахмурился.
— Вообще-то я сегодня хотел быть Васькой, — сказал второй.
— Странный ты какой-то, Ванька, — сказал первый. — Нет, сегодня твоя судьба быть Ванькой. Как-нибудь потом станешь Васькой.
— Так вы решили? — спросила Лавли у близнецов. — Кто с нами?
— За тобой, хоть на край света, — рассмеялся один из них и пошел в сторону к Лавли. Джек тоже усмехнулся, посмотрев на Лавли.
— Ну, ладно, — сказал другой близнец. — Тогда сегодня я Ванька. Все же интересно, какой это договор подписали черепаха с драконом.
На этом и согласились, и разошлись по разным мирам.
«Вообще, это странное чувство, — подумала Лавли. — Когда ты перемещаешься в новый мир. У тебя в животе словно бабочки танцуют. Чувство какого-то невиданного восторга, немножко страха и опять, опять восторга».
…Первое, что я увидела, в этом новом для себя месте — белые, белые, как хлопья, легкие и нежные перышки, парящие в небесах. Они были везде, отчего и все вокруг казалось каким-то неземным, воздушным и белым. Я чуть не взвизгнула от накопившихся чувств…
Но, как это часто бывает, первое впечатление бывает обманчивым. За легкими и воздушными перьями стоял темный и печальный мир людей, которые уже много лет не видели настоящего солнца. Это, если говорить двусмысленными фразами, фразеологизмами и другой подобной чушью. На самом же деле, это была обыкновенная планета, на которой жили обыкновенные люди. Нельзя сказать, что мир этот был непривлекательным и однообразным, скорее, наоборот: здесь были просто сказочные города, каждый на свой лад, и люди здесь были прекрасными и необычными. У каждого народа — своя многовековая и отличающаяся история. Просто долгие-предолгие века, даже тысячелетия, эта планета не принадлежала людям. На ней царствовали боги. Они приходили и уходили, одни обещали мир и спокойствие, другие звали людей в бой за свою отчизну. По сути, людям не принадлежал этот мир, они были лишь орудием богов, которые сами решали, кому жить, а кому умирать. Нельзя сказать, что все боги были скверными, почти все они были любимыми, они хотели помочь людям встать на ноги, но так и не могли понять, что этот народ должен сам руководить своей судьбой.
А эти перья были данью приветствия одного бога той планеты — Фрибока. Фрибок был мужчина средних лет, довольно плотного телосложения с небольшим животиком. У него были седые волосы голубоватого оттенка, кроме этого, у него росла небольшая борода — только на подбородке, и она была завязана в небольшую косичку того же цвета. У него была загорелая кожа и темные блестящие глаза, немного напоминающие демонические. Сам Фрибок был одет в красное одеяние. Это было что-то вроде комбинезона, состоящего из шорт, рубахи с полуоткрытым торсом и еще длинного подола-плаща, тянувшегося, возможно, на метра два. И все это было украшено перьями. И этих перьев было много-много, наверное, Фрибок очень любил перья.
Все путники оказались где-то в горной долине. Был конец весны или начало лето. Воздух был пропитан свежестью, бабочки парили в небе, птицы чирикали свои песни, и еще этот греющий душу цвет свежей зеленой травы.
Тут сам Фрибок заметил гостей среди перьев и тут же направился к ним.
— Люди! — воскликнул он. И еще не зная своих гостей, начал обнимать всех по очереди. Лавли поморщилась от этого странного типа. Украдкой она взглянула на Джека. Тот был явно недоволен этой встречей и вообще этой выходкой. Лавли всегда знала, нравятся ли люди Джеку, или он их презирает. Не умел он этого скрывать и, кажется, и не хотел. — И ты здесь, Джек! — воскликнул Фрибок.
— Да, здравствуй, Фрибок, — сказал Джек. — Ты теперь сюда переселился? Не знал…
А, если бы знал, вероятно, не полетел бы именно в эту долину.
— А это все твои друзья! — воскликнул Фрибок. — Довольно веселая компания. Только такой нам и не хватает.
Еще одно мгновение, в голове все закружилось, был какой-то хлопок и бац — и Лавли, и Джек, и все остальные оказались в каком-то здании. Кажется, это здание было под облаками, потому что везде были видны проплывающие мимо пуховые облачка. Там, куда попали путешественники, высились сплошные колонны — это было что-то вроде беседки.
Лавли сразу не заметила, что и одежда на них тоже переменилась. Первым это понял Васька (или Ванька: Лавли так и не научилась различать этих двух мальчишек, потому что они свои имена постоянно меняли). Он вдруг засмеялся и сказал что-то про смешные наряды, в которых их нарядили. Это было что-то красное, легкое, вроде платьев, туник, шорт или брюк.
— Ну, и что это за маскарад? — сказал Джек.
— Это не маскарад, — сказал Фрибок, обидевшись. — Вы мои гости сегодня. Вы прилетели ко мне на планету, ко мне в долину. А я, как добрый хозяин, решил пригласить вас ко мне домой. Но в моем доме особые правила. Не могут же боги ходить в обыкновенной одежде.
— Боги? — переспросила Дикарка.
— Да! — обрадовался Фрибок и подскочил к ней, сверкая глазами. — Правда, здорово!
— Нет, — презрительно сказала Дикарка. — Мы здесь по делу, а не чтобы веселиться с богами. — Лавли взглянула на нее. Яркое сверкающее красное платье, развивающееся на ветру, изысканная прическа, теперь ее белые, слегка волнистые волосы холодного цвета еще больше подчеркивали этот надменный вид, как и венок на них, украшенный драгоценностями, каким позавидовала бы любая королева. Ее идеально ровная осанка, гордо поднятая голова, надменный взгляд. Да, она сама себя считала богиней, даже большей, чем этот Фрибок. Лавли почему-то была уверенна на сто процентов, что Фрибок — и, правда, бог. Но по сравнению с Дикаркой — он был лишь жалкий шут. Фрибок, видно, также почувствовал это, но его это нисколько не оскорбило.
