Ковригин уселся в кресло. Автоматически поправил высоту сиденья, наклон спинки, выбрал массажный режим. Все его мысли были сосредоточены только на доме. Алекс осторожно ликовал, чтобы не спугнуть удачу. Реализованная мечта радостным комком поселилась где-то на уровне сердца и распирала грудь. Он не мог думать ни о чем, кроме особняка – теперь дом принадлежит ему. Как долго он ждал… И какую правильную стратегию выбрал… Все прочее казалось дурацким мультиком, который мельтешит перед глазами без всякой надобности – можно и выключить, но пульт где-то затерялся. Блеяние Полковника проносилось мимо ушей, не задерживаясь в сознании. Ковригин надел массивные наушники, откинулся на мягкую спинку, ощутил приятное перекатывание массажных роллеров под кожаной обивкой и закрыл глаза. Ему было лень даже открыть рот, чтобы выгнать Полковника. С закрытыми глазами и ушами Алексей снова и снова путешествовал по своему новому владению, отмечал подлежащие переделке и реконструкции детали, перекрашивал стены, переставлял мебель, нежно трогал изящную фурнитуру и расправлял складки на шторах…

Полковник, деликатно пятясь, продолжал еле слышно бормотать заверения в своей благонадежности и дежурно повторял свое «не извольте беспокоиться»…

Тихонько прикрыв дверь с табличкой «Толеранин Первый», Полковник судорожно вытер рукавом вспотевший лоб. «Тот Первый хотя бы иногда посматривал и что-то говорил, а этот – вообще ни слышать, ни видеть не хочет! Надо искать подход. Найдем. Не впервой».

Полковник закрылся в своем кабинете и не спеша открыл сейф с документами. Толстые папки с секретной информацией на сотрудников располагались в соответствии со штатным расписанием. Полковник достал папку с названием «Помощник Т1». Сведения об окружении преемника Верховного толерана обескуражили Полковника. Читая краткие справки о них, Полковник диву давался – как личность такого уровня могла снизойти до общения, например, с гражданкой Черепановой, которая уже несколько месяцев находится в стационаре психиатрической больницы с маниакально-депрессивным психозом… Или с неким Георгием Мдивнишвили, состоящим на учете в наркологическом диспансере, стало быть, неизлечимым наркоманом с приличным стажем без малейшей надежды на исцеление… Или есть вот такая персона – Юлия Павлова, которая прославилась тем, что перед свадьбой с восьмидесятилетним банкиром по кличке Сырок потребовала оформить брачное завещание, брачный договор и отказаться от всех родственных связей. Полковник сам читал заявление Сырка в прессе, что он женился бы на Юле в день знакомства, но оформление брачного завещания заняло больше времени, чем предполагали. Новый документ, по словам Сырка, потребовал всесторонней проверки и согласования. Полковник покачал головой. Такое нехитрое дело, как брак, загнали в непомерное количество юридических условностей. Полковник продолжил изучать личное дело преемника. Персонаж по имени Наташа Землякова на недавних фотографиях имеет довольно печальный вид, как бы не алкоголичка… Женщина с такой репутацией даже не может быть упомянута рядом с Толеранином Первым! Не говоря уже о хаме Кирпичникове, а этот вообще был когда-то лучшим другом Верховного.

Полковник чесал репу: в прошлой жизни нового руководителя окружали психи, извращенцы, наркоманы и алкаши. Нужна чистка, срочная чистка биографии лидера: с идеальной легендой и отсутствием любых компрометирующих связей. А может, наоборот, следует использовать весь этот парадоксальный набор, чтобы выделить Верховного как не подверженного никаким тлетворным влияниям… Эх, и посоветоваться не с кем. Раньше хоть Ковригин мог дать дельную рекомендацию… Теперь Ковригина не стало, точнее, прежнего Ковригина больше не было. Полковник, почесывая затылок и, зачем-то оглядываясь по сторонам, нарисовал на папке фломастером жирный вопросительный знак и поставил ее на место. С этим он потом разберется, сейчас главное – форум.

Майский форум должен был стать ежегодным отчетным мероприятием и подтверждением добровольного и независимого стратегического курса Венецкого Толераниума как опорного пункта прогрессивного мирового движения в стране.

Времени на подготовку к форуму оставалось совсем немного, а список гостей с титулами и рекомендаций с пожеланиями казался нескончаемым. К списку прилагалось меню ужина с развлечениями, порядок рассадки и тайминг. Доверить подготовку Полковник мог только самому себе, поэтому самую ответственную часть – вступительную речь принимающей стороны – решил произнести лично. А бегать с рассадками и таймингами можно поручить Нетребо, Василькову и Доре. Начальник отдела здравоохранения им в помощь. Этот точно знает, как добавить желающим скорости и зарядить энергией.

На кладбище было тихо и пусто. Серое небо из последних сил опиралось на подушку из облаков. Казалось, еще немного – и оно упадет свинцовым покрывалом прямо на головы стоящих у только что вырытой могилы людей. Четыре землекопа, опершись на лопаты, деликатно, насколько позволяла профессия, ожидали команды на финальную фазу работ. Усатый, самый молодой из них, коротал время, покручивая лопату вокруг оси. Две женщины и мужчина, кутаясь в пальто, никак не могли решиться сказать прощальное слово. Пышная блондинка иногда всхлипывала, пытаясь удержаться от рыданий. Другая женщина – стройная и рыжеволосая – сосредоточилась внутри себя, было видно, что ей очень тяжко провожать в последний путь безвременно ушедшего молодого парня. Полный мужчина средних лет тайком утирал слезы и нос белоснежным платочком. Все трое пребывали в скорбном недоумении, которое люди испытывают на похоронах внезапно почивших, тем более – молодых, тем более – самоубийц.

В конце концов лопата глухо повалилась на землю, и звук ее падения разразился ударом грома.

– Извиняюсь, – раздосадованно произнес пышноусый парень и как будто разрешил присутствующим расслабиться. Блондинка наконец-то дала волю чувствам и разрыдалась во всю мощь. Воспитанный мужчина промокнул глаза и поделился с дамой белоснежным платком. Только рыжая стояла неподвижно, не отводя взгляда от лица покойника. В гробу лежал маленький кучерявый темноволосый парнишка, которого, судя по плашке на фотографии, звали Михаил Асин. Усатый землекоп вряд ли был сильно старше своего временного подопечного и еще не утратил любопытства по поводу каждого конкретного клиента, которого приходилось опускать в могилу. Землекоп исподтишка наблюдал за красивой рыжей женщиной, которая пришла хоронить молодого самоубийцу. То казалось, что рыжая вне себя от горя, то вдруг ее лицо делалось жестким, и глаза излучали такую боль и ненависть, что хотелось поскорее закопать покойника и распрощаться с провожающими.

Лаура и правда не могла справиться с эмоциями. Еще два часа назад она думала, что идет на кладбище исключительно в память о сестре. Племянника она давно похоронила, а сегодня… Она так и сказала Бергаузу: «Спасибо, Аркаша. Я с удовольствием приду его закопать». Не получилось. В деревянном коробе на белой полиэстровой подушке с дурацкими кисточками, укрытый белым же отвратительно-синтетическим покрывалом с омерзительными вензелями, лежал Мишка. Тот самый Мишка, Мишустик, Мишенька, которого Лаура знала всю его жизнь и которого не смогла уберечь… Не тот, кого она отправила бы в грязную яму, где утилизируют заразный скот.

Пышноусый копатель, дежурно опустив глаза, вежливо поинтересовался:

– Прощаться с покойником будете?

Лаура, не удостоив его ответом, подошла к гробу и наклонилась. Она долго смотрела на Мишино лицо, потом провела пальцами по лбу, щекам и плечам племянника.

– Вот, Миш, какие дела. Вот, как нас с тобой угораздило, – еле слышно сказала она. – Я-то знаю, это не ты. Это он – тебя! – Лаура продолжала гладить Мишино плечо, и ее лицо на мгновение озарила та мягкая нежность, с которой она смотрела на Мишустика, когда он был мальчишкой. Она чуть приподняла покрывало, которое топорщилось на груди покойника, и ее лицо исказила гримаса отвращения. В нагрудном кармане Миши красовался засушенный бутон миддлемиста. Усилием она вернула лицо в футляр сдержанной и вежливой отстраненности.