Игорь Баринов всегда отличался определенностью намерений. Своим главным достоинством он считал способность сделать правильный выбор и претворить в жизнь принятое решение. Он ухаживал за Лаурой так, как считал нужным, причем для нее. Упрямство и самостоятельность женщины – всего лишь маска беззащитности и желание обрести точку опоры. Он и есть эта самая опора. Кроме того, он просто тупо влюбился на старости и хотел провести остаток жизни с ней: язвительной, умной и независимой. Он будет добиваться ее, пока она не устанет притворяться, что он ей не нужен. Он зайдет ее поздравить после посиделок с родителями. Пусть только попробует не открыть ему дверь. Он сам откроет, даже если дверь будет заварена наглухо.

Лаура открыла сразу.

– Ждала меня возле двери? – пошутил Баринов.

– Ты ни при чем, – бросила она на ходу. – Телефон городской обрывается. Уже третий раз звонят.

Баринов расслышал из прихожей, как Лаура ответила кому-то странным металлическим голосом:

– Аркадий Моисеевич, корзинка с лекарствами всегда стоит прямо рядом с диваном. Невозможно не дотянуться, даже если ты потерял способность ползти.

Она вернулась.

– Что случилось? – поинтересовался Баринов.

– Уходи, – сказала она голосом робота. – Просто сейчас уйди.

Игорь молча накинул пальто и вышел за дверь. Странная, очень странная эта женщина. Но, кажется, он ее любит.

Бездыханное тело Растамана было обнаружено на полу в туалете. «Сгорел на рабочем месте», – сокрушался Полковник, невзирая на то, что причиной смерти определили «передозировку».

Блогописец Петр Нетленный метался по коридорам в поисках Эдуарда Воскресенского, который по всеобщему признанию являлся непревзойденным специалистом по написанию некрологов. Нетленному не терпелось первому разнести по толерантному миру печальную весть на страницах своего издания. Эдуард нашелся в буфете, где по обыкновению сидел с чашкой кофе, вылавливая неохваченных клиентов.

Он увлеченно прессовал солидного чиновника со второго этажа. Похоже, сделка была близка к завершению. Спорили о цене.

– Дороговато берете, – бодался чиновник. – Подарочный двухтомник «Войны и мира» в кожаном переплете стоит на порядок дешевле, а текста там намного больше…

– Это так, – честно признал Эдуард. – Но у автора задействовано 550 персонажей, и заметьте, про вас – ни слова! – не сдавался Воскресенский. – А у меня – только про вас. И дороже не в 550 раз, а только в десять.

– Ну, это, безусловно, милосердно, но…

– Я не настаиваю, – манипулировал Воскресенский. – Просто каждый раз дико обидно, когда о достойных людях читаешь, мол, жил-был Вася, а теперь умер. И все. Ни уважения, ни заслуг, ни любви. Полное обесценивание личности.

Он подвесил выразительную паузу, чтобы визави оценил весь ужас своего посмертного положения.

– Я предлагаю вам заранее купить хороший некролог, где все по вашему вкусу и с вашего одобрения. Для вашего же спокойствия. Родственникам не очень-то доверяйте, они могут вообще ничего не написать. А уж если с наследством кому не угодили – такое напишут… Ко мне же и придут, вашими же деньгами и заплатят. Тут уж с их слов придется излагать, – продолжал стращать Петя. – Я же предлагаю качественный продукт. Мои некрологи хоть на музыку клади. Вот упомянутый вами Толстой Лев Николаевич ни одного приличного некролога не написал, а в моей библиографии их сотни. Я вам больше скажу, хороший некролог и самому иметь приятно, и другу на день рождения подарить не стыдно.

Нетленный прислушивался и ерзал как на иголках, опасаясь, что с некрологом Растаману его кто-то опередит. Наконец чиновник заплатил аванс и ушел.

– Мне нужен некролог, – бросился к Эдуарду Нетленный.

– О себе? – обрадовался некрологер. – Наконец-то одумался!

– Типун тебе на язык, – одернул его блогописец. – Мне про Растамана.

– А он помер или смирился с мыслью о смерти?

– Помер. От передоза. Заказ срочный.

– Тройная цена – и через полчаса получишь не некролог, а шедевр. Посмертную здравицу!

– Ты, трупописарь, рехнулся? – взревел Нетленный. – С какой стати три цены?

– Закажи сразу несколько. Оптом дешевле, – опустив глаза, уточнил Воскресенский.

Деваться было некуда. Нетленный согласился. Потирая руки от удовольствия, некрологер по-деловому приступил к опросу.

– Тебе какой некролог нужен?

– Обыкновенный.

– Таких не бывает. У меня ассортимент из двухсот наименований. – Закатив глаза, Эдуард привычной скороговоркой стал перечислять позиции прейскуранта, загибая пальцы:

– Некролог «Солидный». – Нетленный кивнул. – Это на смерть чиновника или государственного деятеля… – Блогописец отрицательно замотал головой. – «Пафосный». – Петр хотел было кивнуть, но воздержался. – Этот для видных общественных деятелей, они в реальности никто, но имя известное. Можно заказать «Сдержанный» – на смерть оппонента, который достал всех при жизни, но промолчать нельзя. Далее – «Сухой» некролог. Это для ничтожного человечка, «Издевательский» – на смерть бывшего, не очень влиятельного, врага. «Нейтральный» – это для кого попало. Самый популярный некролог «Обличительный». Здесь не важно, кто и отчего умер, но виноваты во всем власти. «Пронзительный», «Проникновенный» и «Комбинированный» – эти с дополнениями. Так какой тебе?

– Вроде «Проникновенный».

Воскресенский уточнил:

– С пафосом, с соплей?

– С тем и другим, – после некоторого раздумья ответил Нетленный.

– Обличительства добавить?

– Самую малость.

Эдуард Воскресенский клятвенно пообещал, что хвалебное жизнеописание Георгия-Растамана в красочном и позитивном изложении будет готово через двадцать минут. Главное – придумать заголовок, остальное – дело техники.

Техника составления некрологов была неуязвима в своей простоте. Предприимчивый Эдуард давно составил таблицу шаблонов с полным комплектом неизбывной печали. Алгоритм посмертного восхваления Воскресенский зарегистрировал в РАО и получал дивиденды за каждое слово из таблицы, используемое на любых похоронах. «Невосполнимая утрата постигла нас», «безвременно скончался непримиримый боец за…» (нужное вписать), «он-(она) навсегда останется в наших сердцах», «дело его живет и будет жить, ибо его продолжатели для этого и остались на бренной земле»… Этот набор фраз можно было варьировать. Но особенно дорогостоящей фишкой для специальных некрологов Эдуарда Воскресенского стала шедевральная находка для работников Толераниума: «Последними словами, слетевшими с немеющих губ умирающего, были: “Толерантность превыше всего”».

Некрологер не обманул. Ровно через двадцать минут он гордо протянул Нетленному проникновенный некролог под пышным заголовком «Не вынесла душа поэта»… Нетленный нехотя расплатился, но некролог ему понравился, особенно концовка про толерантность была кстати.

Нетленный буквально влетел в отдел СМИ, чтобы оперативно разместить горящую новость в источниках.

Пока мальчик-корректор вычитывал знаки препинания, Нетленный раздумывал о том, как после размещения безупречного прощального слова в международном сетевом пространстве он получит новый статус руководителя пресс-службы Толеранина Первого, как перед ним станут лебезить бывшие начальники, как наконец-то он купит себе новую квартиру с видом на центральную площадь…

– Но покойник сказал совсем другое, – неожиданно пропищал корректор.

Нетленный вопросительно посмотрел на ничтожество. Оно не замолкало и доставляло множество неприятных ощущений.

Оказалось, что мальчик на побегушках, сидящий на почасовой оплате, стал случайным свидетелем кончины наркомана в общественном туалете. Пацан прибежал к Полковнику с этой новостью, вместе они вызвали «Скорую». А теперь, когда ему выпал шанс стать свидетелем значительного события, этот шанс у него крадут прямо из-под носа.

– Пускай вам не нравится, что именно мне посчастливилось услышать последние слова умирающего, – пищал корректор, – я буду бороться за свои права!