– Мать, значит, в церковном хоре поет? – не сдавался Полковник. – А папаша – инвалид. Так?

– Ну да. А чего вдруг такой допрос? – поинтересовался Кирпичников.

– Так вот я и спрашиваю – почему на должность не просишься? Родителям помог бы. Денег присылал бы на хозяйство.

Кирпич чуть не поперхнулся.

– На какую должность? Где?

– Как где? Здесь, в Толераниуме! Сюда просто так не ходят, а ты постоянно ошиваешься, на каждом мероприятии, даже на пикетах тебя видели. Вон Растаман ходил-ходил да и стал министром здравоохранения!

Кирпичников смущенно улыбнулся.

– Да я не за должностью. Я за бабами хожу. А то, что вы тут говорите, мне вообще не понятно! Зачем мне тут работать, если половину я не понимаю, а со второй – не согласен! Так, терплю ради дела. О чем мне разговаривать с бабой, которая орет тут у вас на каждом углу, что она не баба, но и не мужик?

Кирпич имел в виду универсала Чупыро, о котором уже давно ходили слухи по Толераниуму. Личность сама именовала себя то ли по имени, то ли по фамилии и рассказывала о себе исключительно в третьем лице. Лысая, как коленка, и наглая, как коллектор, она возглавляла общество гендерных универсалов, которые отрицали существующую систему определения пола по врожденным признакам. По их мнению, этот древний способ не просто устарел, он является открытой дискриминацией, внедрением в личное пространство и грубо нарушает права человека. Чупыро с высокомерным раздражением объясняла, что универсал – это неограниченные возможности свободным личностям выбирать себе пол по собственному усмотрению на любой срок. Универсалам не нужны семьи, партнеры и друзья, каждый универсал – это целый мир.

Для внесения в реестр нового гендера запланировали специальное заседание гендерной комиссии. Нелепый казус в одно мгновение обрушил созидательный порыв. Чупыро загремела в гинекологическую больницу с позорным диагнозом – внематочная беременность.

Представители универсалов комментариев не давали и молча злились. Они и без того находились на испытательном сроке у Воли Нетребо. А вот активные секс-меньшинства глумились как могли.

– Интересно, от кого это осеменилась Чупыра? – вопрошали геи.

– Мы тут ни при чем, – ехидно уверяли лесбиянки и с притворным испугом перешептывались.

– Она же универсал, – обстоятельно рассуждали трансгендеры с трансвеститами. – До полуночи была мужиком, а после полуночи бабой, разойтись не успели, вот она сама себя и оплодотворила. А беременность внематочная, потому как универсал.

– То есть универсальная беременность, она вроде есть, а приплода не будет, – констатировали педофилы.

– По Сеньке, то есть по Чупыре, и шапка, – глубокомысленно, но язвительно прервал дискуссию Нетребо.

Чупыро было не до смеха. Неожиданная болезнь не только ослабила организм, она серьезно подпортила имидж и репутацию идейного вождя универсалов. Единственным вариантом спасения было исчезнуть на пару месяцев, чтобы восстановить здоровье и вернуть былую наглость, а уже потом опровергать грязные слухи, угрожая клеветникам судебными исками. Прямо с больничной койки со всеми манатками Чупыро явилась в Толераниум за наличкой. Полковник строго-настрого приказал толеранам не ржать громко над бедолагой. Но увидев на ее голове вместо привычной сверкающей лысины отросшие мелкие кудряшки, сам не выдержал и, еле сдерживая смех, спросил:

– А ты че такая небритая?

Полковник и сам не всегда понимал, что происходит на его объекте. Хотя в душе разделял недоумение Кирпичникова по вопросу женского пола.

– Так с Чупыро тебе и не надо договариваться, я бы и сам оробел, тем более она в отпуск по состоянию здоровья отпросилась.

Полковник благожелательно относился к Кирпичникову. Было бы жалко, если бы этого простого парня определили на паскудную должность в какой-нибудь отдел Толераниума. Полковник даже обрадовался, когда Ковригин туманно попросил уточнить, что там себе Кирпич думает, и добавил многозначительно:

– Как бы раскола не было, лучше ему дорогу сюда вообще закрыть.

Правда, Толеранин Первый сам ничего не сказал, кто знает, какие там еще есть начальники. Может, залетный этот, Виктор, намекнул… Полковник почему-то опасался Виктора.

Полковник, искренне не понимая, в чем провинился Кирпичников, пытался нащупать правильный тон, чтобы указать ему на дверь:

– Володя, я тебе как старший товарищ советую: если работать не собираешься, не ходи сюда. Тебе здесь не рады.

Кирпич простодушно удивился:

– Как же не рады? Я же тут у вас как санитар леса. Девок уберегаю, которые еще нормальные остались. Поддерживаю, так сказать, интерес к естественной жизни. На всех ваших мероприятиях я – как штык!

Полковник немного смутился:

– Ты со своим штыком на других мероприятиях работай. В Толераниум больше не приходи. Приказ. Не велено пускать.

Кирпич встал.

– Знаешь, Полковник, выгонять меня не надо. Я сам уйду. Только вот один вопрос у меня: вы тут такое плодите… Уже педофилов от некрофилов не отличаете! Детей кто вам рожать будет? Сами загнетесь.

Кирпич направился к выходу и напоследок бросил:

– Лесбиянки ваши только так себя называют. Почти все – нормальные девки. Ни одна мне не отказала.

Полковник после ухода Кирпича остался в легком недоумении. Кирпич-то, простой-простой, а ведь и правда чуть раскол не внес. Пожалуй, не стоит сообщать Нетребо, что лесбиянки симулируют свое предназначение.

Казус Чупыро в скором времени повлек за собой неотвратимые последствия. Сейчас, когда вся ответственность за беременность Чупыро легла на него тяжким грузом, Воле самому было в пору обращаться к врачу. «Самозанятые» оказались, по-видимому, последней гениальной находкой Воли Нетребо. Его мозг перестал вырабатывать идеи на тему гендерных нововведений. Все, что можно было изобрести и внедрить, уже было изобретено и внедрено.

Большинство последователей новейшей межполовой политики усвоили, что пол – это биологическая и устаревшая категория, не учитывающая ни социальный, ни культурный, ни правовой аспект. Гендер – культурологическая и всеобъемлющая характеристика, которая с рождения предоставляет гражданину полную свободу выбора и права голоса. Любой нормальный толеран, разбуди его ночью, назубок перечислит 56 вариантов половой принадлежности, от банальных М-Ж до новейших «отрицающих пол».

Сам Нетребо не смог бы. Скрипя зубами, он обратился к начальнику отдела контроля здравоохранения. Неконтролируемый мозг Растамана частенько предлагал свежие идеи.

Благодушный и веселый, взбодренный новой смесью Растаман радостно воскликнул:

– Геронтогендер! Вот кто тебе нужен. Смотри, что вокруг творится! Как ты еще назовешь молодых отцов, которым по семьдесят и восемьдесят? Новая прекрасная общность уходящей натуры, которая перед прощанием с земным существованием преднамеренно отставляет свой импрессионистский мазок на полотне жизни…

Похоже, Георгий покурил чего-то сильно романтического. Но идея была неплоха. Рожающих дедушек и впрямь становилось все больше. Мало того, они прекрасно влияли на общественное мнение, вызывая жалость по недоумию и недальновидности. Многие из них имели доступ к телевизионным эфирам и трепетно собирали лайки от фан-клубов и новоявленных последователей.

Эфир программы «Опомнись» с участием бодрого молодого отца семидесяти трех лет прошел триумфально. Папаша, радуясь, сверкал белоснежной вставной челюстью и благосклонно принимал поздравления не менее бодрых ровесников.

– Молодец, мужик! Настоящий пацан! Не дождутся!.. – выкрикивали престарелые гиганты осеменения дребезжащими голосами.

Апогеем программы стало появление малолетки – жены с младенцем на руках. Ей пришлось наклониться, чтобы отец семейства, не вставая, облобызал ребенка, а заодно и роженицу. Выражение непреодолимой брезгливости на дорогостоящем лице мамаша поспешила прикрыть свертком с малышом, им же промокнула слюни любимого мужчины. Аудитория роняла слезы умиления и восторга. Во всяком случае, Снайпер эти слезы трактовал именно так.