Еще одной заметной фигурой Толераниума стал бывший концертный директор Еремей Васильков, который в свое время прославился тем, что на подставные выступления двойников модных артистов набивал полные залы зрителей. За мошенничество Еремея наказали, но, освободившись после наказания, он стал еще изворотливее. Теперь его способности массовика-затейника пригодились для того, чтобы возглавить пиар-отдел Толераниума. Еремей мог в кратчайшие сроки нагнать толпу куда угодно. Агитацией Васильков не занимался, он пробуждал коммерческий интерес и изобретательно вылавливал народ с вокзала, из закусочных, подбирал возле винно-водочных отделов, дешевых гостиниц, дискотек и других одному ему знакомых мест. Еремей слыл невероятно успешным агентом по сбору народных масс и работал со всеми подразделениями по любым протестным направлениям. Васильков дорого стоил и нежно любил деньги.

Третий этаж Толераниума был засекреченным, таинственным и вообще закрытым для входа. По собственному желанию туда никто не ходил. Некоторых вызывали персонально, причем вызванные не всегда возвращались, а куда они девались после, никого не интересовало. Дальняя половина этажа и вовсе была перекрыта бронированными раздвижными дверями. Никто и никогда не видел, чтобы двери открывались или закрывались, и не слышал ни единого звука. Ночью сквозь плотно зашторенные окна третьего этажа пробивался мутный голубоватый свет.

Толераны не смели даже вполшепота строить догадки о назначении третьего этажа, тем более – забронированной части коридора. Большинство притворялись, что третьего этажа просто не существует, и при необходимости его называли неопределенно: «там», «оттуда», «туда».

Жители Венецка посмеивались, принимая за городских сумасшедших странно разодетых людей, бродивших по городу в обеденное время. К вечеру количество ряженых сильно возросло. Все подразделения Толераниума и особенно Еремей Васильков расстарались, чтобы Хеллоуин получился веселым и стал традиционным всенародным праздником.

Наташе было не до праздников. Она совсем потеряла голову от необъяснимой холодности Масика. Посоветоваться было не с кем, обращаться к доктору она не стала бы ни за что на свете. Наташа часто видела по телевизору одного беззубого лысеющего профессионала, который, брызгая слюной сквозь гнилые зубы, рассказывал, как решать семейные проблемы. Для начала он советовал купить гадкие игрушки в секс-шопе и пригласить в семейную постель третьего участника. А уж если это не помогло, следовало записаться к беззубому на прием. От всех трех предложений у Наташи выворачивало нутро. Она надеялась, что Масик и сам понимает, что между ними что-то сломалось, и молча, по-мужски, пытается решить проблему. Домашние хлопоты ее больше не радовали, но хотя бы отвлекали от навязчивых мыслей. Наташа решительно открыла шкаф, чтобы привести в порядок верхнюю одежду.

Да, она не сдержалась и обшарила карманы пальто Масика. Попавшаяся под руку бумажка оказалась не рецептом на медикаменты. Наташа достала из кармана билет в филармонию на сегодняшний вечерний фортепианный концерт.

Землякову на минуту парализовало, она не могла собрать в кучу ни мозги, ни мускулатуру. Мысли как шальные стреляли в голове. Наташа трясущейся рукой набрала номер брата.

– Вась, что это?

Рассказ про филармонию вызвал вполне закономерную реакцию Художника.

– Какая еще филармония, Наташ? У тебя крыша поехала? Твой мужик – единственный нормальный пацан из всех моих знакомых. Ему в филармонию ходить – все равно что мне вместо татуировок платья для новорожденных вышивать. Успокойся!

Наташа не могла успокоиться. Она должна знать, кого Масик пригласил на концерт в этот проклятый вечер.

В «Детском мире» костюмов для Хеллоуина не оказалось, ей посоветовали поискать в секс-шопе. Сгорая от стыда, натянув капюшон на голову, Землякова отправилась в секс-шоп.

Скучающий продавец радостно завалил прилавок новинками индустрии и не переставая твердил, что все эти штуки очень повышают качество семейных отношений. «Ему-то откуда знать, что у нас с Масиком проблемы…» Нет, сор из избы она выносить не станет.

– У меня отличное качество отношений, – строго сообщила Наташа. – Дайте вон тот костюм.

– Круэлла! Отличный выбор! – одобрил продавец.

У входа в филармонию народу было немного. Одинокая ведьма спряталась за колонной и пристально наблюдала за входом. Круэлла проводила тревожным взглядом огромного одинокого мужика, который, не глядя по сторонам и никого не дожидаясь, протянул контролерше билет на фортепианный концерт.

После концерта насквозь промокшая и замерзшая ведьма удивленно смотрела вслед тому же мужчине. Масик вышел один.

От назойливых мыслей о «втором фронте» Мишу не спасала даже работа. Еженедельный информационный журнал с собственным портретом на обложке Мише постоянно приходилось доставать из стопки периодической прессы и класть на видное место. Софья Леонидовна ворчала: что за дурацкая контора с недоучкой-начальником, что за бред работать и учиться одновременно, что за ценность – появиться на обложке журнала, издаваемого для единственного заведения… Новаторские идеи о свободе личности сталкивались с непримиримым мнением Софочки:

– Свобода – у сироты, а у тебя – семья!

С Лаурой дела обстояли еще хуже. Хотя она появлялась реже, все равно доводила Мишу до бешенства. Иногда ему казалось, что Лаура изучает племянника, как музейный экспонат, а пару раз – что по лицу тетушки пробежала тень сочувствия или жалости. Только этого еще не хватало! Нашла кого жалеть. А может, она специально таким способом демонстрировала свое превосходство…

Толеранин Первый, в быту Миша Асин, отдыхал только в кабинете, на стенах которого Полковник разместил благодарности, дипломы и фото Миши на трибунах. Сегодня он обнаружил на столе довольно длинную телеграмму от главы международного толерантного союза с положительным акцентом на успешное проведение международного дня Хеллоуина. Отдельное поощрение предназначалось Толеранину Первому за флешмоб с участием плачущей ведьмы на ступенях городской филармонии. «Так держать» – и три восклицательных знака.

Миша еле успел дочитать благодарность. В кабинет вошел Ковригин, держа в руках Мишино пальто.

– У вас митинг экологов. Машина у подъезда.

До появления Толераниума у местных экологов хватало ума только на борьбу с мусорными свалками, пластиковыми бутылками и полиэтиленовыми пакетами. С приходом прогрессивной мысли и ее представителя Еремея Василькова сформировалось общественное движение под названием «Светлый ручей». Собираясь немногочисленными толпами, состоящими в основном из агрессивных сухоньких старушек, светлоручейцы выкрикивали лозунги: «Дайте народу чистую воду!», «К родникам пробиться – жизни напиться!», «Мусор, пластик и пакеты приближают конец света!»… Одна из бабушек была назначена Васильковым лидером тусовки экологов и всякий раз задавала звонким голосом смену речевки. Когда после «конец света» бабуля трижды перекрестилась, ритуальный демарш поставил точку на ее карьере. Васильков отыскал в парикмахерской нового лидера народных протестов. Капризный и ленивый, заросший как леший, старикан зашел в салон привести себя в порядок. Волосатое чудовище согласилось отменить стрижку и возглавить прогрессивное движение при одном условии: старик потребовал возить его на коляске. Васильков оценил предприимчивость афериста: действительно, протестант в инвалидном кресле соберет больше внимания.

Кроме центральной площади Венецка, где теперь расположился Толераниум, самым посещаемым местом была аллея Славы в городском парке. Возле мемориала Защитникам Отечества приносили клятвы порядочности, верности и честности мэры, молодожены и прочие граждане, вступающие в новые жизненные обстоятельства. По аллее Славы прогуливались пенсионеры, возили коляски молодые мамаши, катались скейтбордисты и маршировали солдаты в День Победы.