Отдел здравоохранения претендовал на первенство под предлогом необходимости тщательного медицинского контроля не только поголовья жриц любви, но и потребителей их услуг.

Руководители отдела культуры были категорически не согласны:

– Данный вид деятельности относится к индустрии развлечений, а стало быть, и контроль над развитием такого рода деятельности должен быть оставлен за культурным сектором!

Представитель ведомства по труду заявил:

– Любая трудовая деятельность должна находиться в нашем исключительном ведении. Кто выдаст работникам половой индустрии трудовые книжки и присвоит код профессии? Кто правильно организует рабочие места для эффективной отдачи сотрудников? Кто проследит за отсутствием переработок и повышением тарифа в праздничные и выходные дни? А техника безопасности? А пенсионные накопления? О чем тут вообще говорить?

Правоохранители не остались в стороне:

– В ваших интересах доверить контроль органам охраны порядка. Легализация проституции и открытие публичных домов помогут свести на нет такую уголовную статью, как «изнасилование», при условии проведения профилактических бесед и видеонаблюдении. Правопорядок и безопасность в стране – в нашей зоне. В смысле – в зоне ответственности!

Банкиры не соглашались ни с кем и приводили свои доводы:

– Через публичные дома пойдут финансовые потоки. Вдобавок мы организуем оформление кредитных линий и выдачу экспресс-кредитов в каждом борделе.

Молчал только отдел контроля добровольных финансовых удержаний. Кто бы ни победил в споре, вычеты с денежных поступлений будут сделаны в срок в должном объеме.

Спорили жестко и горячо, с удовольствием используя неформальную лексику и охотно переходя на личности. Софья Леонидовна шустрила с тряпкой, делая вид, что протирает пыль. Ясное дело – внимательно прислушивается к дебатам, чтобы произнести очередной желчный комментарий. Миша с вожделением ожидал появления межпрограммной заставки со своим лицом. Но Софья Леонидовна, закончив работу, смачно плюнула в телевизор и сообщила участникам дебатов:

– Идиоты! Чтоб вам этот вопрос всю жизнь на личном опыте решать! – Она вышла, хлопнув дверью.

На экране сразу же появилось Мишино лицо с задумчивой улыбкой.

Анонс следующей программы не возбудил Мишиного любопытства. Ток-шоу на остросоциальные темы называлось «Долой харрасмент!». В ролике две нарядные старушки со знанием дела материли оппонентку, которая растерянно приговаривала: «А как же без херасмента дети будут родиться…»

Наташа не узнавала мужа. Попытки поговорить с ним заканчивались, не начавшись. Масик держался отчужденно и старался не смотреть в ее сторону. Случайно встречаясь с ним взглядом, Наташа всякий раз холодела от ужаса. Он не смотрел, он натыкался на ее глаза, и лицо его приобретало выражение сострадательной брезгливости, как смотрят на калек-побирушек. Понять, что происходит с Масиком, было невозможно, и тем более не ясно, как на это реагировать.

С ним всегда было надежно, просто и понятно. Да, Максим Земляков отсидел два срока, но получил их за честный уличный мордобой и простодушно не скрывал своих «грехов». Его честность и простоту случайные знакомые принимали за вызов и агрессию, а те, кто знал Масика ближе, доверяли ему безоговорочно. Пока Масик томился в застенках, пивная, куда он захаживал раньше, превратилась в ночной клуб. В первый же вечер после выхода из тюрьмы Масик получил работу. «Какая фактура!» – отметил владелец заведения и сразу же назначил Масика начальником ЧОПа. По факту Масик работал вышибалой, но выгонять разбушевавшихся посетителей ему особо не приходилось. Стоило приблизиться – хулиганы сами утихали, благодушно улыбались и быстро трезвели.

Любящий муж, ответственный человек, верный товарищ, Масик теперь редко бывал дома. Друзья звонили с претензией:

– Наташка, че за дела? Раньше менты закрывали, а теперь ты его к нам не пускаешь!..

Призрачная надежда Наташи вернуть прежнего Масика стала еще более прозрачной, когда он притащил домой внушительных размеров картину, на которой была намазюкана женская фигура рахитичного вида в клубах багряного тумана. Непонятный, размытый, изогнутый силуэт без лица с обезьяньими руками и длиннющими пальцами, похожими на щупальца.

– Что это? – осторожно спросила Землякова, увидев, с каким трепетом он пристраивает над телевизором странный шедевр.

– Картина, – ответил он, и в голосе прозвучали презрительные нотки.

– Где ты ее взял?

– Купил.

– Зачем?

Он не удостоил ее ответом.

– Масик, – взмолилась Наташа. – Откуда ты ее притащил?

– Купил в галерее современного искусства, – ответил он, всем своим видом показывая, что разговор на этом исчерпан.

Представить Масика в галерее, тем более – современного искусства, было невозможно. Он сам рассказывал, как в детстве во время школьных экскурсий в музеи смотрители не спускали с него глаз.

Но факт посещения культурного пространства разбивал гипотезу невозможности посещения.

Масик водрузил живописное полотно на почетное место в доме и стал часами просиживать перед включенным телевизором, вперившись взглядом в картину. Он не обращал ни малейшего внимания даже на прямые трансляции чемпионатов России, Европы и мира по боксу, борьбе или хоккею. Масик витал в пурпурной дымке аморфного существа с невозможно тонкими пальцами. Наташа чувствовала себя так, будто в их доме появился третий член семьи, причем – инопланетянин.

Филармония, стихи, картина… Ничего подобного Наташа и представить себе не могла. Что все это значит и почему ей так плохо?

Лаура проспала двенадцать часов без сновидений. Открыв глаза, она увидела Баринова, дремавшего в кресле.

– Ну что, позавтракаем? – потирая руки, предложил Баринов.

– Завтрак отменяется, тебе домой пора. Причем со вчерашнего дня.

– На работу, – уточнил Баринов.

– Тем более, – добавила Лаура и помахала ручкой.

– Ну, хоть чашку чаю дашь?

Лаура отрицательно покачала головой.

Он накинул куртку и направился к выходу, в дверях задержался.

– Ну теперь-то ты поняла, что такое без меня жить? Вот смотри: что бы ни случилось до текущего момента, уже все равно прошло. Нечего страдать! За страдания не платят.

Он перешагнул порог и, обернувшись, с каверзной улыбочкой воскликнул: – Надо же, даже чаю не дали! И кто же здесь жадный?

После того как дверь за Бариновым закрылась, Лаура быстро переоделась и приступила к выполнению привычного комплекса упражнений. Каждое следующее движение давалось чуть легче, но все равно казалось, что тренировка не закончится никогда. После душа ощутила приятную усталость в мышцах и более-менее ясную голову. Софочке она позвонила с городского телефона, чтобы не светиться в сети.

– У меня срочный заказ на выезде! – кричала она, прикрывая трубку рукой, чтоб было плохо слышно. – Здесь сотовая связь практически не работает, сигнала нет.

Софочка обрадовалась, что Лаура нашлась, но отругала ее.

– Какой заказ в ноябре? – вопрошала Софочка. – Почему не предупредила? Как ты могла?

– Так получилось, – оправдывалась Лаура. – Срочно… большой заказ, планировка парка…

– Больше так никогда не делай, – попросила Софочка. – Мы очень переживали. Когда ты вернешься?

– Пока не знаю, недели через три, не раньше. Позвоню, как приеду.

Лаура облегченно выдохнула. Проблему с Софочкой она уладила, во всяком случае, получила отсрочку. Надо было позвонить раньше, но все эти дни она была невменяемой. Лаура вдруг осознала, что именно Баринов вольно или невольно вернул ее на землю. Своим навязчивым присутствием, колкостями и предложением руки и сердца, высказанным самым оригинальным из всех известных ей способов. Всю ночь он провалялся на креслах, и вряд ли это было продиктовано одной только наглостью. Ей стало не по себе, ведь она его, по сути, выставила за дверь. И это вместо простого «спасибо». Надо бы ему хотя бы позвонить, просто обменяться парой ничего не значащих фраз из вежливости. На сайте сети химчисток «Белый лебедь» она нашла городской телефон генерального директора Баринова Игоря Ивановича.