Так даже лучше. Она набрала указанный на сайте номер и напоролась на автоответчик.
«Денег мы вам не дадим, – голосом Баринова вместо “здравствуйте” поприветствовал ее автоответчик. – Ни на лечение, ни на похороны, ни на выгодный проект с невиданной прибылью. Если вы звоните по другим вопросам, оставьте голосовое сообщение, мы вам перезвоним в случае нашей заинтересованности». Лаура повесила трубку. Заинтересовывать Баринова она не имела намерений. Но трюк в духе Баринова ее позабавил. Впервые за эти дни она улыбнулась.
Звук маминого голоса вызвал у Миши желание накрыться с головой одеялом и снова провалиться в спокойный сон, но услышав, что мама с Бергаузом говорят о Лауре, Миша прислушался. Но речь шла не о нем. Стало неинтересно.
– Аркадий, ну ты же понимаешь, что она лукавит? – допытывалась Софочка, пока Бергауз терпеливо и благосклонно внимал, поедая воздушную запеканку. Дипломатическое нутро не позволяло ему комментировать внутрисемейные отношения, тем более – отношения двух родных сестер.
– Возможно, обстоятельства, – вставлял Бергауз, будучи уверенным, что к столь многозначительной фразе придраться невозможно.
– Ну да, знаю я эти «обстоятельства»! – передразнила Софочка. – Она мне звонила перед тем, как провалиться в небытие. Я ее даже не узнала сначала, какой-то голос был странный. Она предупредила, что в ближайшее время не появится, так как у нее возник срочный и очень большой заказ на озеленение целого поселка. Понятное дело – промозглый серый ноябрь – лучшее время для ландшафтных работ, – не удержавшись, съехидничала Софья Леонидовна.
Это еще куда ни шло. Оскорбило Софочку то, что Лауру в последнее время то и дело видят общие знакомые в сопровождении человека, похожего на Баринова, а Софочка об этом – ни сном, ни духом! И даже Бергауз – почти муж – не говоря уже о вечно занятом Мише, не хочет с ней, Софочкой, поговорить об этом… Аркадий Моисеевич до такой степени пронизан дипломатическим невмешательством во внутренние дела, что позволяет себе делать пространные замечания типа: «Софья Леонидовна, ваш интерес к матримониальным аспектам зрелых и одиноких людей может им не понравиться».
Бергауз, безусловно, прав, но раньше… Было просто немыслимо представить, что Лаура может что-то скрывать от Софочки, тем более – отношения с каким-то разведенным олигархом. «Плохой год, – думала Софочка. – Очень неудачный год. Миша слишком быстро повзрослел и закрылся, и Лаура ни с того ни с сего решила отдалиться…»
Софья Леонидовна была неисправимой оптимисткой, но очень не любила ждать. Она точно знала, что все встанет на свои места, но период между «плохо» и «хорошо» ее немного пугал. Спасибо, что есть нерушимый, как скала, и верный, как Санчо Панса, Бергауз. Этот точно ее не покинет в любой, даже самый страшный момент жизни.
Миша был вполне удовлетворен результатами осеннего сезона. Наконец-то началась его настоящая жизнь. На работе все складывалось безукоризненно: его награждают, почитают, возносят и воспевают. За ним присылают представительские автомобили, каждый из которых можно обменять на приличную квартиру, фанаты на сборищах визжат при одном его появлении, о нем пишет вся либеральная пресса мира, женщины обожают, подчиненные – трепещут. В Толераниуме Миша безусловный лидер, звезда… да что там – он властелин! Миша и хотел бы сравнить себя с кем-то, но из первопроходцев на ум пришел только Гагарин. Миша решил, что его миссия, пожалуй, поважнее, чем просто сесть в летательный аппарат и нажать пару кнопок. По крайней мере, в наше время этим никого не удивишь. Тем более что Гагариным занимались партия и правительство, а Мише приходится все делать самому.
Лаура проснулась поздно, потому что ворочалась всю ночь и в конце концов приняла снотворное. Теперь Лаура ненавидела свою жизнь. Ужасающие видения осатаневшего Миши внезапно возникали перед глазами в самые неожиданные моменты и в самых неожиданных местах. В продуктовом магазине память воскрешала посиделки у Софочки, в карандашных набросках ландшафтных проектов Лаура отыскивала Мишин профиль, на улице ей постоянно мерещилось, что за ней следят… Образ племянника менял измерения, перемещался в пространстве и, достигнув спальни, заново возвращал Лауру к повторному переживанию ни с чем не сравнимой, отвратительной, беспомощной и унизительной гадости. Куда делись ее уверенность и жизнелюбие! Только один способ помогал хоть ненадолго отвлечься от самоуничтожения. Она бегала. До страшной усталости, до изнеможения, до появления самого простого желания: принять душ и залезть под одеяло. Лаура вывела для себя простую формулу – депрессия смывается соленым потом. Элегантные рабочие костюмы и платья уступили место теплому спортивному костюму и беговым кроссовкам.
Мысль о Гагарине прочно засела в Мишиной голове. По дороге на работу он вспомнил документальный фильм, в котором огромные толпы людей с восторгом встречали своего любимца. Какая глупость! Когда-то Миша и сам хотел нравиться людям. Его родные помогли понять, что любовь – скользкая, сопливая, непостоянная. А ненависть – железобетонная, неискоренимая, вечная. Какая разница, по какому поводу тебя узнают… Только не надо так, как Гагарина. Без буйства. Пускай оглядываются, пихают друг друга в бок и перешептываются. Чтобы не приставали с просьбами об автографе, и вообще – почитали на расстоянии и тихо. Он решил прямо сегодня сделать тестовый выход в народ. Пожалуй, обойдется без Ковригина. Миша вышел из кабинета, одобрительно кивнул секретарю и показал рукой, мол, оставайся на месте, работай.
Ковригин дочитывал статью, которая заканчивалась словами: «Отсталое мышление порождает агрессию. Если и дальше так будет продолжаться, мы никогда не превратим свой народ в цивилизованное европейское общество». Бедственное положение мигрантов привлекло внимание прогрессивной общественности после вопиющего случая, описанного в мурманском «Буревестнике».
Героиня статьи проживала в Мурманске. Популярность города в последнее время очень возросла, поскольку нелегальная тропа в счастливую Норвегию для мигрантов, которым надоели финики, бананы и жара, проходила именно через Мурманск. Добрая старушка, сверстницы которой уже давно разбежались по кладбищам, как-то встретила несчастного беженца с горящими черными глазами. Она позволила бедолаге отогреться в своей избушке и даже испекла для него пирогов с морошкой. Беженец по-своему расценил неограниченное гостеприимство бабули и ближе к ночи попытался овладеть ее внучкой. По незнанию русского языка мигрант совершенно не понял, что его желание и желание строптивой девицы не совпадают. Милая восьмидесятилетняя старушка так отходила гостя садовой лопатой, что тот неожиданно для себя стал понимать русский язык, который в дальнейшем усовершенствовал, находясь в больнице. Более того, он моментально пересмотрел свое ошибочное решение об иммиграции и мучительно захотел домой. Оказалось, на родине было не так уж и опасно. Старушка, несмотря на подмоченную репутацию, проявила остатки великодушия и под давлением общественности принесла в палату больного оставшиеся, правда, чуть зачерствевшие пироги с морошкой. Прогрессивной общественности этого показалось недостаточно. Она требовала призвать к ответу старушку, которая портит имидж страны, проявляет агрессию и нарушает международную конвенцию по приему беженцев, а также по созданию для них комфортных условий интеграции в общество. Сторонники либеральных взглядов не настаивали на тюремном заключении по причине преклонного возраста преступницы, но требовали публичного покаяния от бабули и субсидий от правительства в пользу фонда поддержки мигрантов. Гудели и социальные сети. За обилие нецензурных и унижающих достоинство беженцев выражений мнение несознательной части населения было удалено. Сознательные высказались за судилище. К бабуле был отправлен корреспондент либерального канала. Он долго убеждал ее принести извинения и согласиться со справедливым штрафом. В ответ трогательная старушка показала большой коричневый кукиш из крючковатых пальцев и предложила корреспонденту отправиться к его предкам по материнской линии. Впрочем, по мужской линии бабуля тоже его послала. Корреспондент вынужден был срочно ретироваться, поскольку к концу беседы у упрямой пенсионерки появился нехороший блеск в глазах. Новость о «беженой старухе» разлетелась со скоростью звука. В Толераниуме банальное восстановление справедливости с помощью садовой лопаты переквалифицировали в «самосуд международного масштаба».
