– Я представляю интересы женщин, которых обеспеченные и властные мужчины считают доступными. Не задумываясь о последствиях, начальники наносят своим жертвам глубокую психологическую травму прямо на рабочем месте! Дорогие мои женщины! Не бойтесь обращаться в полицию. Если не сохранилось улик, требуйте следственного эксперимента! Пусть виновники заплатят по полной, а вы сохраните честь и репутацию.

От передачи к передаче воспоминания потерпевшей обрастали пикантными деталями, а количество эпизодов насилия возрастало в арифметической прогрессии. Тощая бабуля изрядно потеснила Петухова в медийном пространстве.

Опасаясь, что наглая старуха того и гляди вынет у него изо рта последнюю корку хлеба, жертва политических репрессий не выдержала. Ну не может быть, чтобы изнасилованная бабка была зрителю интересней, чем жестоко выпоротая задница смелого просветителя и будущего мэра. Виталик решил развязать с конкуренткой открытую войну и спровоцировать ее прямо в эфире. Внимательно и сочувственно выслушав очередное откровение пожилой нимфоманки, Виталик попросил даму посмотреться в зеркало.

Бабуля поперхнулась от неожиданности, но успела ядовито выдохнуть:

– Зачем это?

На это и был расчет. Опытному лектору, виртуозу красного словца было бы достаточно просто вопросительного знака, чтобы сделать решающее заявление:

– А затем, мадам, что при вашей внешности рассчитывать на изнасилование – это мания величия. Я бы рекомендовал вам с подобными откровениями выступать в передаче «В гостях у сказки». Там в деревянном окошке вы бы смотрелись куда органичнее.

Бабка давилась кашлем, но когда приступ утих, она прошипела:

– Зависть ваша вызывает у меня лишь сочувствие, и то – не к вам персонально, а к вашей пострадавшей жопе! – Взгляд у старухи был нехороший, а на тонких губах играла неприятная загадочная улыбка.

Руководству каналов перепалка понравилась, и спорщиков стали приглашать дуэтом в социальные программы. У жертвы агрессии и жертвы насилия сформировался прочный творческий союз.

Петухов расценил свой триумф как успешную пиар-компанию по продвижению собственной персоны в кандидаты на пост главы города. По поведению жены и детей было похоже, что шансы у него неплохие.

Хотя Волю Нетребо побаивались, но все равно любили: премии Воля выдавал всегда и не скупился поощрять сотрудников, создавая прекрасную атмосферу служебной конкуренции.

Сегодня как раз в ожидании премии мясистый Жорик Портнов блуждал рассеянным взглядом по стенам и алчно потирал розовые ладошки. Накануне Жорик провел оживленную и многочисленную акцию протеста, которая вызвала шквальный резонанс в прессе. За такие вещи обычно поощряли неплохими деньгами. Когда Воля Нетребо ворвался в отдел, чуть не сорвав дверь с петель, Жорик замер в предвкушении жирного куша. Но Нетребо накинулся на Портнова, одной рукой оторвав его от пола и припечатав к стене.

Жорик дрыгал в воздухе ногами и хрипел. Предводитель гендерного отдела с налитыми кровью глазами рычал с пеной у рта и изрыгал проклятия на глазах у всего отдела.

– Грязная сволочь! – бесновался Воля. – Ты что натворил? Смотри. – Он слегка ослабил хватку и начал тыкать Жорику в лицо пачку фотографий. – Это что, я тебя спрашиваю, что это?

– Фотки… – проблеял испуганный Портнов.

– А на фотках кто?

– Люди…

Прижатый к стене Жорик болтался в воздухе, едва касаясь пола носками ботинок. Бедняга понемногу бледнел и еле дышал. В защиту Портнова начали раздаваться голоса:

– Оставь ты его, так ненароком задушишь.

– Задушу. Намеренно и с удовольствием! – взвился побагровевший Воля. Фотографии выпали из его руки и разлетелись по полу.

– Я тебе что велел сделать?

– Пикет собрать. Массовку привлечь и оплатить…

– Где ты набрал эту массовку? – Нетребо едва перевел дух. – Я тебя спрашиваю: где?!

– Возле поликлиники… детской…

– Какая тема пикета?

– Протест… требования…

– Какой именно протест?

– Я не знаю, – захныкал Жорик. – Ну, протест – он и есть протест, какая разница…

– А разница, сволочь, в том, что пикет заявлен за права меньшинств на однополые браки и самостоятельное разведение потомства! А ты туда баб с колясками нагнал. Полную площадь домохозяек с детьми!

В комнате раздалось сдержанное хихиканье, перерастающее в громкий хохот. Коллеги разглядывали подобранные с пола снимки, и Жорик уловил, что теряет поддержку сослуживцев. Но еще больнее было осознание потери премиальных.

На снимках в основном присутствовали мамаши с детьми, преимущественно – грудного возраста. Особо выделялось красочное монтажное фото, на котором в разных ракурсах была запечатлена дородная пышногрудая мамаша. Она аккуратно приспосабливала к двойной коляске со спящими близнецами табличку. На табличке довольно отчетливо было написано: «С кем сплю – того люблю! Требую легализации однополых браков!»

Вероломные коллеги покатывались от хохота. Тормозить Волю Нетребо больше не хотелось никому, но тот уже и сам не мог остановиться. Его глаза наливались яростью, а губы Жорика Портнова – синевой. Чем громче был слышен смех, тем синюшней становились губы нарушителя трудовой дисциплины.

Предводитель обернулся к свидетелям с перекошенным от ярости лицом.

– Что вы ржете как кони? Смешно? А меня с работы выгонят. Вам же хуже будет!

Продолжая удерживать Жорика, он обратился к Полковнику, который заглянул в комнату:

– Спасибо, хоть ты не ржешь.

– Не вижу ничего смешного, – равнодушно отозвался Полковник.

– Это… конец. Вся карьера – псу под хвост. Меня уволят. – Он закусил губу. – Это трагедия.

– Не вижу никакой трагедии, – заявил полковник. – Тебе ж велели объяснить, вот и объясни. В армии ты не служил, там бы всему научился.

– Что… что я им объясню? – взревел Воля.

– Что, мол, женщины вышли отстаивать права своих детей, которые могут захотеть стать геями. Мамки заранее заботятся, опережают время, чтоб их геи не страдали, как наши геи. Тебя еще и похвалят.

В комнате повисла тишина. Нетребо замер, аккуратно опустил Жорика на стул и пригладил ему лацканы пиджака. Затем тряхнул головой, расправил плечи, откашлялся и с высоко поднятой головой удалился.

Очухавшись, Жорик Портнов заявил:

– Вечно этот Полковник влезет! Я и без него хотел сказать то же самое!

Противный слякотный март наконец-то поддался обаянию веселого бесшабашного апреля. Солнышко стало теплым, небо прекратило вываливать на город мокрый снег и ледяной дождь, а народ постепенно менял дубленки и шубы на яркие пуховики и кожаные куртки.

Миша ожидал, что со дня на день получит приглашение на церемонию вручения всемирной премии толерантности. Он в деталях представлял свой путь на церемонию. Раньше он видел только в кино, как богатеи в ожидании взлета, развалившись в удобных мягких креслах первого класса, потягивают шампанское из изящных бокалов, а ухоженные стюардессы модельного вида следят за каждым движением и даже взглядом пассажира. Присаживаются на корточки и смотрят, как положено – снизу вверх. Лимузин, красная дорожка, гостиница пять плюс… Воздушные белоснежные халаты и мягкие махровые полотенца достаточно бросить на пол, чтобы на следующий день получить новые. Мишу теперь во всем мире будут встречать улыбкой, приветствовать и радоваться его достижениям. Вот что значит занять свое место в жизни. Виктора Миша возьмет с собой, пусть едет как сопровождающее лицо. Он не обидится, сам знает, кто чего стоит. Мише иногда даже становилось немного жалко своего единственного и лучшего друга, который предпочитал оставаться в тени, при этом имея неплохой потенциал. За все время их дружбы Виктор ни разу не предал, не возразил и всегда верил в то, что Миша – неординарный, особенный, да чего уж там – великий! Виктор ни разу не посягнул на Мишино законное место, не унизился до просьб, требований или претензий. А мог бы занять должность Ковригина, например. Загадочный, конечно, Виктор. Очень загадочный. Вроде материальный мир его совсем не волнует, но особняк-то у него вон какой. И о связях Виктор никогда не упоминал, хотя очевидно, что за ним кто-то стоит. Наверное, Виктор – обычный посредник, раз в мировую элиту приняли не его, а Мишу. Миша иногда анализировал, что бы он делал с собственным островом, яхтой, парком роскошных лимузинов… Вот один из них красуется на пьедестале перед входом в Толераниум. Такая же участь ожидала острова, недвижимость и яхты. Мелочь, бытовуха, суета. А может, Виктор знает что-то еще? Может, есть что-то более стоящее, чем управлять мозгами миллионов людей? Он ведь намекал, что можно достигнуть уровня, на котором захочется остаться навсегда…