В глазах брата, который все это время стоял над душой, появляется волнение.

Забирая у меня телефон, он напоминает щенка, который увидел хозяина. Так всегда бывает, если отец решает уделить ему крупицу своего внимания, ведь, несмотря на время и расстояние, тот был и остается для Никиты главным авторитетом.

Брат воспринял развод родителей гораздо острее, чем я. И возможно, где-то в глубине души он чувствует предательство именно по отношению к себе, потому что он к отцу всегда тянулся. Это закономерно: он мальчик и сейчас внимание отца необходимо ему так же, как в детстве. У меня внутри зудит оттого, что отец этого не понимает, а если и понимает, то ничего не собирается менять.

— Привет, пап, — смущенно произносит в трубку брат. — У меня… все классно. Я собираюсь на кикбоксинг… в спортзал…

Чай, который глотнула из кружки секунду назад, становится горьким.

В груди давит, и чтобы облегчить это давление, вскакиваю со стула. Выплескиваю чай в раковину и пихаю кружку в посудомойку, слушая голос брата.

— Я… да нет… не целый день за компьютером… а у тебя… как дела?

Сегодня ночью я спала от силы два часа, возможно, поэтому голова от резких движений кружится.

Оставив Никиту наедине с отцом, иду в свою комнату, где на столе огромной кучей свалена моя одежда. Я перевернула весь шкаф и пришла к выводу, что мне понадобится новая…

Выхватив лежащий сверху сарафан, быстро переодеваюсь.

Несмотря на то что сейчас всего восемь утра, я не могу спать. Стены давят, присутствие близких раздражает: ведь мне все труднее скрывать эмоции и они совсем не те, которых от меня ждут.

Во мне кипит потребность побыть одной. Хоть я и не в толпе, но людей вокруг чувствую остро, словно они без стука вламываются в личное пространство. Своими вопросами, советами, заботой.

И то, что мой брат встал сегодня в такую рань, — симптом общего волнения.

Мне просто жизненно необходимо пространство.

— Так ты оставишь мне «Веспу»? — спрашивает брат, плюхаясь на мою кровать.

— Я еще не решила… — говорю торопливо, забирая у него телефон и кладя его в рюкзак.

Я думала о том, чтобы продать свой мотороллер, когда он вернется из сервиса.

Отец, конечно, на некоторое время возьмет на себя мои расходы, но мне не помешают собственные деньги. Любые. Ничего не будет лишним, когда я сяду в самолет…

— Ну пожалуйста, — дуется Ник. — Я буду за ней ухаживать. Ты, если в отпуск приедешь, тоже кататься будешь…

— Я подумаю…

— Ну будь другом…

У нас тоже пасмурно. Утро хмурое, а ночь…

Ночь я провела не дома. Я точно знаю, как выглядел сегодняшний рассвет, ведь вернулась домой в шесть утра. После того, как сбежала из квартиры Артура Палачева.

Да, я сбежала.

От тепла его объятий. От запаха. От невообразимой правильности ощущений — спать с ним в одной постели. Он спит глубоко. Ровно дышит и почти не ворочается. И становится чертовски тяжелым, но это не мешало мне наслаждаться…

— Ты куда? — Никита трет глаз, плетясь за мной по коридору.

— В ТЦ…

— Так он закрыт еще…

Обернувшись на пороге, я смотрю на брата и в очередной раз прихожу к выводу, что мы имеем неплохие ментальные связи, ведь когда позволяю ему заглянуть мне в лицо, он замолкает на полуслове. Единственное, что говорит, когда открываю дверь:

— У тебя там… батарейка садится…

Кивнув, я выхожу из квартиры, снедаемая желанием бежать.

Просто бежать, пока силы не закончатся, но этот безотчетный порыв быстро убивает уличная духота.

Перед дождем воздух влажный и липкий.

Я быстро иду к остановке и сажусь в автобус, понятия не имея, где хочу сойти. На самом деле у меня нет предпочтений, но по стеклу начинают стучать капли, и хоть они мелкие, мокнуть мне не хочется.

Я пропускаю остановки одну за одной. Чем ближе центр, тем теснее становится в автобусе, поэтому все же заставляю себя сойти. Телефон в моей ладони звонит, и я не удивляюсь тому, чье имя вижу на экране.

Часы показывают девять утра, и у Палачева были все основания спать до этого времени, с учетом того, чем мы занимались в его постели до самого рассвета.

В его ду́ше, в его постели. Мое тело разваливается на части, ноет каждая мышца, но это не стало моим снотворным. Дни теперь летят слишком быстро, как и ночи. Я близка к тому, чтобы возненавидеть мир за то, что в сутках всего двадцать четыре часа, но этот детский каприз быстро проходит.

Когда я с ним, времени всегда будет мало…

Ну а сейчас… сейчас мне нужно пространство…

Отключив звук, я отправляю телефон на дно своего рюкзака, чтобы не чувствовать вибрацию.

Артур

Я дергаю на себя рукоятку тренажера, проверяя, исправен ли трос. Наш с Рафой зал в двести пятьдесят квадратов постепенно становится похожим на склад — приехала первая партия оборудования. Уже два часа я занят его распаковкой и расстановкой по схеме вместе с тренерами.

Я успел вспотеть, потому что двигаюсь быстро и обращаюсь с креплениями без деликатности. Подтягиваю их на автопилоте, стопроцентно отключив голову.

— Давай я здесь закончу, — обращается ко мне один из наших тренеров, тезка Артур. — Там просят подписи поставить, — указывает на стойку ресепшен.

Уступив ему свое место, иду через зал к мужику из доставки. Сегодня помещение превратилось в муравейник, работа кипит, а я чуть не проспал.

Подняв руку, смотрю на часы.

Точно знаю — за работой время бежит быстро, поэтому не удивляюсь, что уже полчаса прошло с тех пор, как в последний раз проверял который час часы.

Это то, что мне нужно, — чтобы время двигалось.

Предполагаю, что девушка, которую я люблю, спит. Это немудрено, но уже почти полдень, а она все еще не перезвонила.

Опять сбежала.

Предложенной мне ручкой подписываю товарные накладные и хоть делаю это резко, внутри я полон гребаной концентрации. Меня не тянет творить дичь, единственное, чего хочу, чтобы Яна взяла долбаную трубку.

Я принял свои чувства. Сросся с ними.

Даже если она выберет не меня, я смогу это принять. Такое со мной уже случалось, но в этот раз я максимально взвешен, потому что свои чувства принял на каком-то ином уровне. Наверное, потому что никогда не любил девушку так, как люблю сейчас.

Даже понимая, что буду выть в потолок от желания чувствовать ее рядом, не стану останавливать.

Я не могу ее останавливать. Не могу за нее решать, как ей жить. Решить это она должна сама, а я…

Возможно, мне придется пересмотреть свои планы на жизнь и надеяться, что в этой болтанке между городами Яну Волгину я не потеряю.

К двум часам мое терпение трещит по швам. Я продолжаю тусоваться в зале, потому что перспектива слоняться по квартире, где даже простыни Яной пропахли, вызывает стойкий протест в моей башке.

Я звоню ей снова. Третий раз за этот день, и окончательно теряю терпение, когда трубку снова никто не берет. Набираю ее брата, номер которого благоразумно записал, пацан отвечает сразу:

— Привет, — говорит пугливо.

— Привет, — отвечаю, обтирая футболкой мокрый лоб. — Я ищу Яну. Где она?

— Не знаю… она не дома. Ушла… утром… часов в восемь…

— Куда?

— В ТЦ…

Пять часов гулять по ТЦ — даже для нее слишком, но с учетом того, что часов с десяти льет дождь, возможно все.

— Ты ей звонил? — спрашиваю.

— Нет…

Я понимаю, что ему пятнадцать или около того и что его похуистическое отношение к данному вопросу вполне оправдано, но все равно на пацана злюсь. Прикинув, что жертвой ее игнора могу быть исключительно я один, прошу:

— Позвони. Уточни, где она находится. И перезвони мне.

Теперь и двести пятьдесят квадратов для меня тесноваты. Присев на пол у стены, стучу телефоном по ладони. Нетерпеливо смотрю на трубку, пока бьющий на меня воздух из кондиционера продувает влажную футболку.