На этот раз оргазм у нас совместный, и теперь я чувствую его по-другому: как чертово цунами, которое выбрасывает меня на берег без сил и голоса.

Между нашими телами влага. Внизу тоже влажно. Плечи под моими ладонями дрожат.

— Сука… — разжав руки, Палач падает на пол на задницу, путаясь в своих шортах.

Трясет головой, пытаясь снова забраться на диван. Хватает меня за лодыжку, но я выворачиваюсь и подбираю с пола шорты. Мечусь по дому в поисках ванной. Санузел прямо за лестницей, я захлопываю за собой дверь, слыша возню и грохот за диваном.

— Блядь!

Я привожу себя в порядок, как обезумевшая. Из страха, что кто-то может прийти. Что кто-то застанет меня полуголую. Вокруг мертвая тишина, когда возвращаюсь в гостиную, потому что Палач спит, распластавшись на диване лицом вниз.

Он врывается в двери «Четырех сезонов» в десять утра.

Свежий, гладковыбритый и энергичный. Полная противоположность тому, что представлял собой вчера, да и следов попойки на нем никаких. Его появление я ощущаю так, будто на сковородку плеснули масло, а потом добавили воды — примерно так Палач взрывает пространство, пока целенаправленно шагает через холл, впившись глазами в мое лицо.

Я не бросаю к чертям собачьим все, чем занималась, только потому что знала: он придет.

Еще вчера, когда уходила из его дома, пока он спал, знала.

Я ждала этого, и ожидание не было мучительным, бессонная ночь обеспечила меня громадным запасом терпения, поэтому возвращаю взгляд к монитору компьютера. Делаю это, хоть и понимаю, что строки электронной таблицы будут перед глазами плясать. Теперь на сетчатке отпечаталось хмурое лицо и рослый силуэт, от вида которых в груди все сжимается.

— Давай выйдем. Нужно поговорить, — слышу хрипловатую просьбу над головой.

Бросаю взгляд на Майю, которая продолжает складывать в аккуратную стопку полотенца, притворяясь глухой. Вдохнув запах морского бриза, перевожу взгляд на Палача. Он нависает надо мной, положив на стойку предплечья, и чертовски осмысленные глаза цвета черного кофе внимательно изучают мое лицо.

Мы смотрим друг на друга вечность. В тишине. Его губы плотно сжаты. Я могла бы смотреть на него бесконечно, считать его ресницы и изучать черты. Наслаждаться цветом его глаз, но звонящий телефон напоминает, что я на работе.

— Я на пять минут, — обращаюсь к своей напарнице, вставая с офисного стула.

Взглядом исподлобья Артур провожает мои перемещения. Ждет, пока выйду из-за стойки, и идет следом к выходу, обозначая свое присутствие шорохом кроссовок по кафельному полу. Толкает рукой дверь поверх моего плеча, проявляя джентльменство.

Я смотрю себе под ноги. Зайдя за угол здания, складываю на груди руки и прижимаюсь спиной к стене.

Свои руки Палач кладет на талию, принимаясь расхаживать туда-сюда и бросать на меня тяжелые взгляды.

Смотрю на небо, на котором ни облачка, и тихой волной меня снова накрывают мысли, которыми мучилась последние сутки. Решения, которые принимала и тут же отменяла, не в состоянии ни на что решиться. Может, поэтому я ждала его. Чтобы поделиться. С ним…

Протянув руку, он касается пальцами моего подбородка, спрашивая:

— Это я сделал?

Следы от его щетины до сих пор красными пятнами украшают мое лицо. Но это мало меня волнует. Я не злюсь… я… с трудом дышу под натиском своих мыслей.

— Да, — пожимаю плечом.

— Извини…

Он сжимает челюсти. Играет желваками. Убирает руку и запускает ее в волосы. Потом роняет и не очень уверенно спрашивает:

— Я… тебя напугал? Вчера…

Я прячусь от его взгляда. Страх — это последнее, что он подарил мне вчера!

— Нет… — смотрю в сторону.

— Яна, — произносит низко. — Скажи мне, что ты думаешь. Я не хочу гадать. Не в этот раз.

Напряжение в его голосе все внутри тревожит. Он умудряется быть уверенным в себе и неуверенным одновременно, вторую его ипостась я начала видеть только теперь, и она волнует меня до самых печенок. Рождает в душе чувства, которых я снова боюсь. Любовь. Чертову любовь!

Воздуха опять мало. Посмотрев на него, говорю:

— Ты не напугал. Ты… это было… я не так представляла. Грубо. Но… это с тобой, поэтому все особенное. Но я… хотела бы, чтобы это было… нежно…

Выбросив вперед руки, он обнимает ладонями мое лицо. Соединяет наши лбы, заставляя соприкоснуться телами. Шумно вдыхает, а я цепляюсь пальцами за край его футболки.

— Будет нежно. Как ты захочешь. Нежно, грубо, как угодно. Только на хуй меня не шли…

Закрыв глаза, я слушаю стук своего взбесившегося сердца.

— Артур…

— Я косяк, знаю, — продолжает, сглотнув. — Можешь сейчас не отвечать. Я… подожду. «Веспа» в сервисе, парни ее подлатают. Спонсирует Чупа. Верну через пару дней.

Имя малолетнего подонка режет мне слух, но то, что между мной и ним теперь стоит Палач, вызывает бешеный жар в груди. Он согревает до самых костей. И парализует горло.

— Спасибо… — выдавливаю.

— Пожалуйста, — бормочет.

Подняв голову, смотрит мне в лицо, продолжая сжимать его в ладонях. Упавший на мои губы взгляд, как и всегда, делает ноги ватными. Может быть, он читает мои мысли гораздо лучше, чем думает, ведь мы оба этого контакта сторонимся, будто сейчас должны общаться словами, а не поцелуями. Даже несмотря на то что второго хочется до головокружения.

Посмотрев мне в глаза, Артур спрашивает:

— Я… надел резинку?

— Нет… — опускаю глаза.

С очередным шумным выдохом он отходит и снова запускает руки в волосы. Бросив на меня прямой чертовски серьезный взгляд, сообщает:

— Вся ответственность на мне. Если вдруг… будет ребенок, я за него отвечаю. И за тебя. За вас.

Почему это так сумасшедше?! Наш ребенок! Эти слова, которые из кожи вытряхивают.

— Не будет никакого ребенка, — говорю ему. — Мне… врач прописал гормональные таблетки. Я пью их уже три месяца…

— Ясно.

Теперь, когда вопрос рассеялся, как туман, на душе странная дурная пустота. Это настоящая чертовщина, ведь я не хочу детей. Только когда-нибудь. Когда вырасту! Я не хочу говорить с ним о детях. Не могу…

Меня болтает. Качает и трясет, пока молча друг на друга смотрим. И когда он с осторожной улыбкой говорит:

— Пойдешь со мной на свидание? Заеду за тобой вечером.

Припав спиной к стене, я закрываю глаза и поднимаю вверх лицо. Чтобы взять паузу, прежде чем вытолкать из себя слова, которые в горле застряли.

Кажется, я уже ненавижу быть взрослой, ведь детям не нужно делать выбор серьезнее, чем решить, какую конфету съесть. А мне… мне нужно сделать выбор. И это катастрофа…

Посмотрев на него, быстро выпаливаю:

— Я… возможно, скоро уеду.

— Куда? Я тебя отвезу.

— Я… возможно, скоро уеду надолго, — уточняю отрывисто. — Насовсем.

Я и сама с трудом верю в то, что сказала.

За ночь так и не смогла принять это. Свою новую действительность. Свое будущее…

— Че? — непонимающее выгибает Артур брови.

— Мой отец работает в Москве. Видеооператором в «Останкино». В телебашне. У них форс-мажор… ищут ассистента для продюсера. Предыдущий переезжает в другую страну. Все это в разгар проекта и неожиданно. Им срочно нужен… надежный человек. Молодой и… и активный. И мой отец предложил меня. Поручился. Там огромный конкурс. И большие карьерные перспективы. Это шанс… огромный. Такой… бывает раз в жизни… — проговорив все это, я остаюсь без кислорода в легких.

Я не дышала, да и сейчас не дышу. Просто смотрю на то, как его прямые брови соединяются на переносице, будто в голове он раскладывает информацию по полочкам. Последовательно, без спешки и преждевременных выводов. И я вижу, когда он укладывает в эту стену выводов последний кирпич. Вижу, как в его взгляде что-то неуловимо меняется. В нем вспыхивает нечто цепкое. Кажется, даже хладнокровное. И штормовое. Что бы это ни было, он комментирует полученную информацию одним единственным словом: