— Выходи.

Броситься в ту же секунду выполнять его просьбу мешает волнение, поэтому вкладываю свою ладонь в его спустя три удара сердца.

В городе воздух суше и теплее, но сумерки дают прохладу, а фонарь, под которым припаркована «Ауди», отлично освещает занятый нами клочок пространства.

Захлопнув дверь машины, Артур подтягивает меня к себе за локоть, и в следующую секунду я оказываюсь прижатой к его груди.

Нос наполняется ароматом морского бриза, за спиной смыкаются крепкие руки. От неожиданности я не знаю, куда деть свои. Неловко кладу ладони Палачу на грудь, потом прижимаюсь к ней щекой, обнимая его каменный торс и влипая в него…

От ощущений я жмурюсь. Замираю, ведь это интимно. Я слышу стук его сердца — это чертовски интимно. Чувствую рельефы, контуры, каждую деталь его тела. Вспыхиваю и тянусь ощущениями к его паху, чтобы понять, с чем имею дело, и мой скудный опыт подсказывает, что Палач не возбужден.

Это должно радовать, но я чувствую опасный укол под ребрами — потребность иметь примитивную власть над этим большим сильным телом, и мои потаенные желания, кажется, совершенно теряют границы…

Артур кладет на мою макушку свой подбородок.

Мы дышим в тишине. Просто стоим так посреди двора, и ощущения просачиваются мне под кожу.

— Мне нравится… пицца «Шляпа». Это за парком, — говорю ему в грудь.

— Не знаю такой пиццерии, — отзывается Артур.

— Я… тогда я тебя приглашаю…

— Когда ты хочешь туда пойти?

Втянув запах его тенниски в последний раз, суетливо отстраняюсь.

Палач разжимает руки. Кладет их себе на талию, наблюдая за тем, как бесшумно пячусь назад, поправляя волосы.

Я хочу сбежать.

Снова.

Но теперь потому, что слишком боюсь сделать какую-нибудь глупость, после которой его терпение лопнет окончательно.

Страх быть брошенной присосался ко мне как пиявка. Слишком сильно, чтобы позволить себе раствориться в объятиях Артура Палача без остатка. Позволить ему полностью просочиться под кожу. Влюбиться снова, не будучи уверенной в том, что это взаимно…

Я не могу доверить ему свои чувства. Не могу! Я не стану в него влюбляться!

Мой голос слегка дрожит, когда говорю:

— Завтра я работаю. Заканчиваю в… в девять…

— Тогда заеду за тобой в девять.

Кивнув, я подлетаю к подъездной двери и скрываюсь за ней, не оглядываясь.

Артур

«Не хочешь спросить, как я вчера добралась до дома?»

Через трубку будто током бьет, пока читаю сообщение на дисплее. Мне передается зашитый в него посыл даже на расстоянии в сорок километров: предполагаю, что Влада находится в городе, я же — на даче за его пределами.

За время нашего знакомства мы научились друг друга неплохо чувствовать, поэтому я знаю: она бесится. Во мне давно умерла потребность выводить ее из себя новыми телками, а в этот раз все вообще принципиально отличается, но ее эмоции так сильно фонят, что я не могу не реагировать.

Я был ее карманной собачонкой слишком долго. Может, не ручной, но приходящей по первому зову, а теперь меня вытряхивает из наших недоотношений с бешеной силой.

Оба это чувствуем. И меня тоже штормит.

Пробежав глазами по сообщению, быстро печатаю ответ:

«Если бы ты приехала со мной, то спросил бы».

Вчера на фест мы прибыли по отдельности. Она — с какими-то левыми друзьями, я — с Рафой, потом пересеклись. Ситуация рядовая, но зафиналился вечер эпичнее некуда, ведь обычно в четырех случаях из пяти с любых мероприятий мы с Владой уезжали вместе. Трахались, потом опять разбегались.

Этот сценарий перестал быть мне интересен. Даже когда попытался в него вернуться, понял, что меня перещелкнуло окончательно…

«Что происходит, Палачёв? Объясни, чтобы я понимала. Ты себе девушку завел?»

Ментально меня снова током лупит.

Этот вопрос между нами звучит впервые и, прежде чем написать ответ, сжимаю зубы и сквозь них выдыхаю.

В моей заднице такое шило, что с трудом отдаю отчет своим действиям, но точно знаю одно: время сегодня тянется до-о-лго. Еще семи вечера нет, и я просто заебался ждать, когда будет пора выходить из дома.

Даже не уверен, что до секса с моей «девушкой» когда-нибудь дойдет, но уже чувствую себя ручным, и это бесит.

Меня гнет и корчит оттого, как сильно на свою малолетку запал, а она и близко того же не испытывает. Я был готов собственному другу вломить за то, что рожа у него слишком смазливая, и между нами двумя она могла выбрать его. Но если в нем я уверен, то в ней — нет.

Не знаю, как ее на себе завязать. Заставить, блядь?

«Да, завел. Знакомлюсь с моногамией. Надеюсь на понимание», — набираю.

Мгновенного ответа на мое сообщение не приходит, поэтому бросаю телефон на кровать и иду в душ. Сняв трусы, забираюсь в кабину, но перед тем как включить воду, нюхаю свое плечо, на автомате решив выяснить, чем таким, твою мать, пахну.

Суть ситуации доходит только через пару секунд, и я, матерясь, ударяю по смесителю. То, что раньше я делал на автопилоте, теперь ступор вызывает, потому что смотрю на полку с тюбиками, не зная, какой из них взять.

— Пиздец… — подставляю лицо под воду.

Весь парфюм, который есть в моем шкафчике, — подарки от Влады. Не прикасаюсь к нему все по тем же причинам: хрен знает, чем я должен пахнуть. Сегодня, судя по всему, собой.

Сообщений на телефоне нет, когда к нему возвращаюсь. Это все то же ментальное жало: в случае Влады, молчание — признак бешенства. Но я все ей достаточно доходчиво объяснил, чтобы париться с дополнительными разъяснениями, а что касается моей девушки — за ночь она не завела традицию писать мне сообщения.

Я, кроме нее, почти ни о чем сегодня не думаю, и опять корежит оттого, что чердак у меня свистит не взаимно. А мне нужно взаимно. Это мой пунктик. Такой бзик. Потребность. Хочу, чтобы для нее больше никаких других мужиков не существовало. Либо так, либо никак.

Запрыгивая в трусы, раздражаюсь.

В прогнозе — штиль и плюс тридцать, поэтому одеваюсь в футболку и шорты, но даже это кажется тяжеловатым. Если бы не Яна, в городе вообще бы не появлялся, в ближайшую неделю точно.

Еще пару дней назад я не планировал когда-либо снова с ней встречаться, и это решение сделало меня настоящим упырем. Не знаю, чем бы все кончилось, если бы Рафа не влез. До сих пор не уверен, чего больше хочу — придушить его или оставить в живых. Я ведь решил, что они вместе пришли…

— Куда? — подает батя голос с дивана, когда спускаюсь вниз.

Обычно летом мы перебираемся на дачу, тут всего сто квадратов, но нам на двоих вполне хватает. Второй этаж — мне, первый — ему. На случай нехватки личного пространства, в городе у нас раздельные квартиры. Моя — часть родительского наследства, его — кровью и потом заработанная.

— В цивилизацию, — отвечаю.

— А-а, — тянет. — По бабам?

— Угу…

На нем только трусы — наш домашний дресс-код двести пятьдесят дней в году. Он поднимает глаза от ноутбука, который на коленях держит, и снимает очки. Это чтобы лучше видеть вдаль. Старость не радость. Стеб, конечно. Ему сорок три, и волосы все на месте. Обнадеживающе, учитывая некоторую схожесть наших генотипов, хотя я… вроде как на мать похож.

— На ночь вернешься? — интересуется.

Заглянув в холодильник, отзываюсь:

— Не знаю…

— Может, хватит по бабам? — слышу. — Может, уже одну найдешь?

Обернувшись, резонно уточняю:

— Это че? Разговор за жизнь?

— А почему нет? — батя убирает ноутбук и забрасывает руки за голову. — Я, может, сдохну завтра. Не хочу, чтобы ты один оставался. Хочу, помирая, знать, что у тебя семья есть. Мне так спокойнее будет.

— Кто за меня пойдет? — усмехаюсь. — Я же отбитый.

— Херню не неси, — раздражается. — Нормально с тобой все. Просто услышь мой посыл. Задумайся.