Манит ощутить близость.

Снова почувствовать его тело. Возбуждение, которое оно так открыто демонстрирует. Это не дает мне покоя. Тело помнит взрыв от соприкосновения. Помнит, словно каменный бугор в штанах Палача до сих пор упирается мне в живот.

И я знаю, что он хочет того же. Палач. Хочет теснее…

Чувствую, как напряжена лежащая на моей талии рука. И легкую дрожь в его пальцах, которыми он сжимает мою щеку, пока целует. В противовес деликатности прикосновений, он целует меня совсем не церемонясь, и я дрожу вместе с тонкой прослойкой воздуха, который нас разделяет.

Дыхание прерывистое, когда Артур выпускает мои губы.

Его рот — первое на что смотрю, когда поднимаю веки. Мне нравится его контур, форма, мимика. Вот что бродит в голове — ненормальные мысли о том, что мне нравятся губы Палача не только на вкус и на ощупь, но и визуально!

Чуть расставив ноги, он прекращает двигаться, и я ощущаю его бетонной опорой в то время, как его глаза смотрят в мое лицо так, словно я — вкусная еда.

Это заставляет сглотнуть слюну.

В сотый раз пропустить через живот толпу мурашек. Вспыхнуть от понимания, что он ждет моих дальнейших указаний и, пока я их не обозначу, не сдвинется с места.

Подобное послушание с его стороны — волнующая смесь. Она взбалтывает мои гормоны, пока веду Палача назад, в бар.

Моя ладонь в его ладони. На губах — легкое онемение. По ощущениям они должны выглядеть кричаще зацелованными; мне кажется, что именно это и видит бармен, когда Артур заказывает «Клубничный поцелуй» и воду.

И именно это видит компания за столом, когда к нему подходим. Все, включая моего брата, которому отдаю воду.

Ловлю взгляды друзей Палача на наших лицах, на соединенных в замок руках. Сощуренный взгляд Рафаэля направлен туда же. Как и взгляд блондинки, сидящей рядом с ним.

Вспышка гнева в ее глазах затмевает даже прожектор. Я вижу на ее лице злость. Холодную. Ледяную! И на секунду кажется, будто меня выбросило на линию огня, потому что именно так они с Артуром друг на друга смотрят — словно скрестили два лазерных прицела.

Их молчаливый диалог задевает меня за живое, ведь я в нем третий лишний. Это как толчок земли под ногами. Внезапная встряска! Хаос моих эмоций не способен замаскировать ту, главную, которая выпячивается на передний план, пока Палач и эта блондинка друг друга «обстреливают», — ревность.

К ней, к этой девушке. К тому, что она способна вызвать эмоции у Палача. Достаточно сильные, ведь его взгляд плавит чертов воздух, столько в нем молчаливых слов, адресованных не мне.

Чувствовать себя вторым номером до тошноты знакомо, но, прежде чем этот яд успевает завладеть моим разумом, Палач усаживается на диван и тянет меня за собой. Я приземляюсь рядом с его бедром, ловя удивленный взгляд брата.

Пока мозги трясет, хватаю со стола «Клубничный поцелуй», который секунду назад Артур поставил на стол. Тяну через трубочку сладкий напиток и не выражаю протеста, когда на плечо опускается тяжелая рука.

От нее тепло. Жарко. Эта тяжесть… к ней нужно привыкнуть. И я привыкаю, пока голоса, лица и этот перевернутый вверх дном вечер закручиваются вокруг калейдоскопом.

За окнами «Ауди» темно, когда Палач везет нас с братом домой.

Через лобовое стекло я смотрю на подсвеченное фонарями шоссе, а в голове все еще стоит звон, словно по ней настучали. В ней все еще отголоски битов, пляска прожекторов и шум.

Это должно утомить, сжечь энергию, но не в моем случае, ведь эхо эмоций тревожит каждое нервное окончание.

Сидя на заднем сидении, Никита не издает ни единого звука, но когда, заехав на заправку, Палач оставляет нас в салоне одних, брат возбужденно замечает:

— Ни хрена себе тачка…

В отличие от брата, финансовые возможности Палача для меня не секрет. В школе все знали, что от погибших родителей ему досталось большое наследство. Недвижимость, как минимум, и очень престижная. Судя по всему, к двадцати двум годам он обеспечен достаточно, чтобы ни в чем себе не отказывать.

Но это крупицы информации.

О парне, с которым так опрометчиво согласилась встречаться, я знаю гораздо меньше, чем когда-то считала. Ведь он давно не школьник. Давно! И его поцелуи стерли у меня порядочно памяти, чтобы на несколько часов забыть о том, как он отчитывал меня здесь, на этой самой заправке, каких-то четыре дня назад…

Я ненормальная, если подумала, что мне хватит духа обойти все острые углы, когда дело касается Артура Палача. Раз решила, что они не важны, когда он смотрит на меня, как на вкусную еду.

Ненормальная…

Мы оба помалкиваем — и я, и Никита, когда Артур возвращается в машину.

Если моя неспособность внятно выражаться для Палача не в новинку, то для брата — неожиданность. Ник никогда не видел меня такой — заикой с заторможенным интеллектом, и я бы хотела, чтобы так оно и оставалось!

Заняв свое место, Артур пускает в машину теплый и влажный уличный воздух. На контрасте с охлажденным воздухом салона на моей коже проступают мурашки, и я по инерции растираю плечи.

— Холодно? — спрашивает Палач, посмотрев на меня.

Наверное, я в трансе находилась, раз не заметила этого раньше, теперь же тихо отвечаю:

— Да…

Заведя машину, он сразу отключает кондиционер и опускает стекло со стороны водителя. Когда трогается, теплый вечерний воздух оборачивает, как мягкое одеяло, и по глубокому кожаному креслу мне хочется растечься лужей.

— Пу-у-ушка… — подает голос брат, потому что, вернувшись на шоссе, Артур выжимает газ и его машина стрелой вонзается в сумерки.

Прикусив изнутри щеку, я оставляю при себе любые замечания по этому поводу, но сердце с волнением стучит.

Это острый угол. Один из них. Заставить Палача считаться с моим мнением! И прямо сейчас он это и делает, ведь стрелка спидометра на приборной панели зависла на границе между нарушением скоростного режима и его критическим нарушением.

Он выбирает первое — нарушает, но так, чтобы над этой поездкой не нависла угроза стать нашей последней совместной, и, поймав его взгляд, вижу: мне не показалось.

Эта крошечная победа пляшет в груди ураганом весь оставшийся путь. Мне кажется, сиденье подо мной должно вспыхнуть, так изнутри печет. В том числе от страха, что я кошмарно переоцениваю свои возможности, посчитав, что хоть в чем-то могу этого парня контролировать.

Никита испаряется из машины, как только она тормозит в нашем дворе. Пробурчав «спасибо», просачивается в дверь, оставляя нас с Палачом одних.

Не знаю, чувствует ли Артур мою неловкость, которая нарастала последние пару километров; он просто стучит по бедру пальцами, глядя на меня из своего кресла.

Статус наших отношений не меняет того, что делиться с ним мыслями мне по-прежнему неловко! Трогать его, когда заблагорассудится, — тоже.

— Понравился фест? — интересуется.

Сложив под грудью руки, отвечаю:

— Да. А тебе?

— Мне? — произносит со смешком. — Давно так не веселился.

Если в его словах есть подтекст, то он его не расшифровывает. Я знаю, что должна показать все привлекательные стороны своей чертовой личности, заинтересовать, завладеть его вниманием, но с Артуром Палачевым быть заметной у меня не выходит.

Глядя перед собой, я молчу. И краснею от своей неспособности с ним флиртовать.

Его долгий выдох очень говорящий, но уже через секунду он спрашивает:

— Что еще тебе нравится?

— Мне…

Кошусь на него и вижу на лице бесконечно терпение. В эту минуту оно кажется мне самым дерьмовым комплиментом на свете!

Сжав пальцы в кулак, проглатываю унижение и говорю:

— Мне нравится, как ты пахнешь.

Его брови приподнимаются, и я могу собой гордиться, ведь на пару секунд он в прямом смысле зависает. Смотрит на меня, не моргая и без веселья, хотя уголок его губ медленно ползет вверх.

Проведя по волосам ладонью, смотрит в окно рядом с собой и, подумав о чем-то, отстегивает ремень. Я слежу за ним через лобовое стекло, пока обходит машину. Смотрю на него, пока открывает мне дверь, хрипловато повелевая и протягивая руку: