— Прости, Сильвер, — тревожно произносит она. — Очень больно? Ты так кричал...

— Вовсе я не кричал, — не соглашаюсь я.

— Впереди водопад, — с беспокойством говорит Нела. — Не представляю, как мы удержимся...

— Где водопад? Когда, скоро? — тревожусь я, но повернуться не удаётся.

— Мы предупредим тебя, — говорят эти предатели и, конечно, не предупреждают. Я лишь чувствую, как плот выскальзывает из-под меня, а нога Нелы, прежде упиравшаяся мне в спину, уже не так давит.

Но волна всё ещё высока, и плот даже не переворачивается. Меня вновь притискивает к брёвнам. Мы летим по озеру, и я успеваю бросить взгляд на деревушку.

Весь берег заливает потоком воды, она достигает домов, с криками бегут люди. Кажется, несколько ближайших к воде хижин уже разрушены. Крошечный домик Нелы, нетронутый, стоит на скале, и волна почти достигает его порога.

— Теперь нам конец, — ахает Нела. — Здесь не спуститься вплавь, река скачет среди скал. Мы разобьёмся!

Но волна продолжает бережно нас нести. Река поднимается, перешагивая острые обломки камней, и мы лишь слегка задеваем их днищем плота. Плот сильно кренит, и я впервые радуюсь своему положению, так как оказываюсь головой вверх. Мы цепляемся друг за друга и за плот, и самое меньшее один из нас молится, чтобы всё это поскорее закончилось.

Не представляю, как много времени проходит, но только плот выравнивается, и я чувствую, что течение несёт нас уже не так сильно.

— Это Крыло Дракона, — сообщает Гилберт. Да, надо бы сказать Неле, что за время нашего отсутствия он сменил имя. — Скоро будем неподалёку от Холмолесья.

Затем нам приходится прыгать в воду и плыть к берегу, цепляясь за плот, поскольку нет ни вёсел, ни шеста. Вода холодная, но я рад и этому — хоть какая-то перемена. И больше можно не бояться, что плот разлетится на куски, оставив нас в бурлящей воде.

У берега рыбачит пара мужиков, которые тут же подхватывают нас, сворачивают удочки и везут нас на телеге к лесопилке, где работают.

Там, конечно, нас ожидают расспросы — кто мы такие, откуда плывём. Гилберт сочиняет складную историю о грибниках-неудачниках.

— Да неужто из Царь-Лодочки потащились за грибами? — хлопает себя по коленке рослый черноусый лесоруб, что сидит на ступенях лесопилки рядом с нами. — Там что, своих лесов мало? Темните вы что-то!

Ну, как складную.

— Да ещё и ушли в самую глушь Гиблого леса! — качает головой крепыш, натачивающий топор.

Всё было бы чудесно, не задавай они лишних вопросов.

— Что-то не верится, — задумчиво глядит на нас третий лесоруб, опершись на косяк двери.

— В эти леса только бабка Онора захаживает, ну, с неё что взять, — говорит тот, что с топором. — Одним словом, полоумная. Эй, Онора! А иди-ка сюда!

В дверях показывается недовольная старушка в цветастом переднике и с платком на голове.

— Ну, чаво тебе? — шамкает она. — Стряпню вот бросила...

— Онора, гляди-ка, — насмешливо указывает рукой лесоруб, — вот эту троицу в лесах не встречала? Говорят, грибники. С плотом в лес потащились.

— Тьху ты, чаво ради оторвал. Неть, девку-то эту точно не видала. Ишь, страмница, чаво на голове навертела! В наше время приличные девки голову-то покрывали! А но-оги!

— Твоё время век назад прошло, — смеётся черноусый. Ему явно приглянулась Нела.

— И воть энтого чернявого тоже не видала. Ишь, не разберёшь, парень или девица. Парни должны быть — во! — и бабка трясёт толстую ручищу могучего лесоруба, который стоит у двери.

Тут её взгляд падает на меня.

— А энтот... энтот! — срывается она на визг, тыча пальцем в мою сторону. — Энтот!.. Беляшик!..

Бабку ещё долго приходится успокаивать. Нела незаметно уходит на кухню, благодаря чему ужин оказывается спасён. Часть того, что видела бабка (а именно «чудишше зубастое»), удаётся списать на старческие странности, над остальным лесорубы смеются, а главное, теперь верят, что мы были в лесу. Хотя и считают нас, кажется, не особо умнее Оноры.

Вечером мы втроём сидим рядком на пороге лесопилки, глядя на закат. Хотя и смотреть-то нечего, ведь высокие деревья оставляют свободным лишь небольшой клочок неба. В наших руках дымятся кружки с чаем, а над ними вьётся мошкара.

— Что будем делать дальше? — нарушаю я тишину. — Может быть, отправимся все вместе ко мне? Отец точно будет рад.

— Спасибо за приглашение, — вежливо отвечает Нела, — но я по-прежнему уверена, что хочу в Мёртвые земли.

— А ты? — с надеждой гляжу на друга.

— Прости, но и я тоже, — улыбка слегка приподнимает уголки его губ, хотя голос звучит грустно.

— Дались вам эти Мёртвые земли! — я тут же оглядываюсь, чтобы убедиться, что меня не услышал никто лишний.

— Там осталось много книг. Много знаний, которыми я хочу овладеть, — говорит Гилберт. — Кроме того, в Мертвотопи всё ещё будут отправлять детей. Кто-то должен быть там, чтобы спасти этих несчастных, чтобы научить их жить по-новому, заменить семью, которая от них отказалась.

— Можно мне отправиться с вами? — с надеждой спрашиваю я. — Не могу представить, что нам придётся расстаться. И всё, что с нами произошло, куда интереснее жизни во дворце.

— Этот путь не для тебя, — качает головой Гилберт.

Ночью мне не спится, хотя сегодня впервые за долгое время я нахожусь в тепле и уюте. Добрые лесорубы сделали нам постели из сена, укрыли мягкими шкурами. Воздух вкусно пахнет свежими опилками. Все уже давно сопят, только я верчусь с боку на бок.

Замечаю знакомую фигуру, которая выскальзывает за дверь. Чуть помедлив, иду следом.

Я нагоняю Гилберта у дороги. Он останавливается и будто о чём-то размышляет, глядя в темноту, но оборачивается на звук моих шагов.

— Мы ведь толком не смогли поговорить, — оправдываюсь я. — Последние дни... знаешь, это было ужасно. С начала пути каждую ночь я видел колдуна, а в последнее время он будто и не покидал меня...

— Сильвер, не нужно об этом.

— Я знаю, я тебе отвратителен. Я не раз поступал так, что самому стыдно. Мне так хотелось тоже что-то значить, сделать что-то стоящее...

— Да хватит уже, — Гилберт берёт меня за плечи и слегка встряхивает. — Я хорошо понимаю, что значит быть под действием чар. В другой половине сосуда была моя кровь, если ты помнишь.

— Я много наговорил такого, о чём жалею, — тороплюсь я сказать всё, что думаю. — Что презираю тебя, что не считаю другом. Это не так. Пожалуйста, прости меня.

— И я тоже тебя обижал, — говорит он. — Это всё не мы, это колдовство.

— Так мы друзья? — радуюсь я, но моё сердце тут же падает, потому что Гилберт качает головой.

— Мы не сможем быть друзьями, — печально говорит он. — Тогда ты невольно оказался прав. Из колдуна и короля какие друзья? Король всегда на виду и такую дружбу скрыть не сможет, а связь с колдуном никто не одобрит. Это грозит большими бедами не только для тебя, но и для всей твоей семьи. А может, для всего королевства, если люди начнут бунтовать.

— Не начнут! — возражаю я. — Да я даже не уверен, что хочу быть королём! Я не собираюсь стыдиться дружбы с тобой!

— А ты уверен, что эта дружба — не последствия чар медальона, который мы носили? — усмехается Гилберт.

Тут мне нечего сказать, но я решаю, что подумаю об этом и пойму.