— Рина? — заглядывает мужчина в столовую, легок на помине! — Ты можешь уделить мне время, я бы хотел с тобой побеседовать.

Ничего себе, оказывается, Брендон умеет быть вежливым. Или Лесли его так порадовала, что он теперь в благодушном настроении?

— Если ты закончил утешать Лесли, — резко произношу, снова испытывая раздражение. — То я могу поговорить с тобой. О чем?

— О произошедшем. — сдержанно отвечает мужчина, хотя замечаю, что его глаза слегка желтеют, выдавая внутреннее недовольство моим тоном.

А что, только ему позволено ревновать? Мне тоже не нравится его милое общение с волчицей, которая долгое время грела его постель.

— Хорошо, давай поговорим. Я вся во внимании, — делаю жест рукой, предлагая присесть на соседний стул.

— Пожалуйста, Рина. Давай поговорим не здесь?

— А где? — поднимаю брови, выражая недоумение.

— Наверху.

— Ладно, — пожимаю плечами, поднимаюсь со стула и чувствую, что меня ведёт в сторону.

Хватаюсь пальцами за столешницу, перед глазами всё плывёт, колени дрожат от слабости. Надо же, пока сидела — отлично себя чувствовала, не стоило, наверное, так быстро вставать, моя энергия еще не до конца восстановилась.

— Рина! — с невероятной ловкостью, для еще недавно умирающего, подскакивает ко мне Брендон и перехватывает за талию. — Ты не выпила отвар, восстанавливающий силы.

Его голос укоризненный, в глазах вижу заботу и волнение, хватаюсь за его плечо, чувствуя пальцами железные мышцы, в попытке устоять.

— Он неверно сварен, — почему-то шепчу, ощущая спазм в горле. — В него добавлен лист смородины и липа, которые блокирует действие папоротника и морковицы. Этот отвар имеет слабовыраженный эффект, можно сказать, бесполезен.

Сама не понимаю, откуда это во мне: никогда не разбиралась в травах, даже не представляю, как выглядит та самая мокровица, но уверена, что знаю её запах и, если встречу, точно пойму, что это она. Наверное, опять пресловутая генетическая память, о которой говорил Алекс, срабатывает.

— Хорошо, сварим другой, — слабо улыбается Брендон, в его глазах вижу кучу вопросов, которые он хочет мне задать. — Я помогу тебе дойти.

— Не надо, — слабо возражаю. — Ты ранен, тебе сейчас нельзя напрягаться.

— Рина, — строго глядя на меня, возражает мужчина. — Ты для меня, словно еловая иголка — лёгкая, почти невесомая, я жив, только благодаря тебе, поэтому, помочь тебе добраться без приключений до комнаты, для меня не составит никакого труда.

— Хорошо, — сдаюсь, опираясь на оборотня, который продолжает прижимать меня к себе, иду к выходу из столовой.

Похоже, что разговор нам предстоит не из лёгких.

Снова оказываюсь в спальне Брендона, сразу замечаю, что горничная уже успела сменить постельное белье, удивляюсь, я думала, что слуги еще спят. Усаживаюсь на кровать, стараясь не показывать слабости, растекающейся по всему телу, я бы сейчас лучше вернулась в свою комнату и поспала еще пару часов, но нет, все хотят от меня услышать ответы на свои вопросы. Хорошо еще, что только Алекс знает, что я — ведьма, потому что мне страшно представить реакцию Брендона на это известие, не хочу разочароваться в нём, хотя, понимаю, что рано или поздно придётся рассказать. Но лучше потом, когда нам с Алексом удастся выяснить какие-то подробности моего происхождения, ведь по-прежнему непонятно, как получилось, что я, живущая в другом мире, оказалась наделена силой.

Брендон только качает головой, глядя на мои попытки выпрямить спину и придать себе расслабленный вид, потом снова хватает меня за талию и легко, словно пушинку, двигает на другую сторону кровати, заставляя лечь, оперевшись на подушки. Рядом ложится сам и замирает, повернув голову в мою сторону и вопрошающе глядя на меня.

— Рассказывай! — морщусь, слыша второй раз за утро это слово, сказанное требовательным тоном.

— А что рассказывать? — пожимаю плечами, устраиваясь удобнее, заодно, чуть отодвигаясь от мужчины, потому что его близость слишком пьянит. — Я знаю только, что на тебя напали дикие, использовали какой-то новый яд, который Петро не мог распознать. Мне сказали быть рядом с тобой, держать за руку, якобы, физический контакт может помочь. Всё.

— Рина, — угрожающе, сквозь зубы рычит Брендон. — Ты не договариваешь.

— А что? — непонимающе смотрю на него, внутри появляется безотчетный страх.

— Я не был без сознания. Вернее, был какое-то время, но затем пришёл в себя, просто не мог пошевелиться, парализованный ядом, медленно убивающим меня. Я всё чувствовал, слышал. Я знаю, что ты проводила какой-то странный ритуал, после которого отключилась, упав мне на грудь.

Что? Он всё слышал? Я же не помню окончания ритуала, последнее, что сохранила моя память — болотно-зелёного цвета мерзкая пена, пузырящаяся в ранах и сильное головокружение, погрузившее меня во тьму. Получается, что я, обессиленная, упала прямиком на оборотня, могла потревожить его ещё свежие ранения.

— Ты в порядке? Я тебе ничего не повредила, когда упала? — взволнованно спрашиваю я, шаря глазами по лицу мужчины, спускаясь к груди, обтянутой тканью футболки.

— Я-то в порядке, а вот ты…

— И я в порядке, — уверенно сообщаю, стараясь уйти от темы ритуала. — Нужно просто немного поспать.

Хочу встать с кровати, чтобы уйти в свою комнату, но Брендон перехватывает меня за руку и тянет назад, прижимает меня к матрасу, нависая сверху на руках, согнутых в локтях.

— Не так быстро, Рина, как тебе удалось вывести яд из организма? Откуда ты знаешь заклинание, которое я ни разу не слышал и, самое главное, почему оно сработало? — он внимательно вглядывается в моё лицо, я же чувствую его горячее дыхание на своих губах и мысли путаются в голове.

Он так близко, такой притягательный и сильный, ощущаю жар его тела, согревающий меня, слышу его быстро бьющееся сердце, и моё вторит ему, желание прикоснуться к горячей коже становится невыносимым, потребность дотянуться до его губ нестерпима, страсть и похоть, разгорающиеся в крови, мучительны. Первый раз я испытываю такое сильное влечение к мужчине и совершенно не понимаю, как быть с этими запредельными чувствами, возникающими внутри меня. Мозг отключается, когда я прикрываю глаза и подаюсь вверх, мечтая дотянутся до таких внешне мягких и желанных губ. Брендон, удивлённый моим порывом, замешкивается на несколько секунд, но тут же перехватывает контроль: обхватывает мой затылок широкой ладонью, углубляет поцелуй, требовательно раздвигая мои губы языком. Наш поцелуй становится жарче, языки сплетаются, лаская друг друга, я обвиваю руками шею Брендона, притягивая его ещё ближе. Эта тяжесть мужского тела, его рваное дыхание, нежные касания становятся необходимостью, кажется невозможным сейчас отстраниться, лишиться всего, что вызывает такое приятное томление и тяжесть внизу живота. Вплетаю пальцы в волосы оборотня, слегка царапая ногтями кожу головы, уже задыхаюсь под его напором, но не могу прерваться и на мгновение. Брендон сильно сжимает пальцами мою талию, отстраняется и издаёт тихий стон, утыкаясь лбом мне в плечо. Часто дышу, не понимая, почему он остановился, почему не погасил этот огонь, сжигающий меня изнутри, продолжаю машинально перебирать пряди волос на его затылке.

— Ты слишком слаба и напугана происходящим, — с досадой сообщает Брендон, не поднимая головы, будто понимает, о чём я сейчас думаю. — Я не хочу пользоваться твоим минутным помутнением рассудка, мгновением слабости. Ты не простишь мне этого. Ты растеряна, ищешь во мне утешение и защиту, я понимаю.

Слёзы собираются в моих глазах, внутри закипает ярость и обида: то есть вот так он обо мне думает? Что в минуту слабости я готова броситься на любого, кто может меня защитить? Что мои чувства — лишь секундный порыв, который рассеется, как только наступит новый день?

— Знаешь, что, Брендон? — с обидой спихиваю его с себя, желая оказаться в этот миг, как можно дальше от этой комнаты, этого мужчины и, вообще, этого мира. — Ничего ты не понимаешь, совершенно.