Не было ничего проще исполнить обещание её матери: сделать предложение и повести под венец. Даже не сомневаюсь, что она бы согласилась. И с церковью вопрос тоже можно было решить, чтобы провести обряд венчания вне храма. Вот только я некромант, и у меня, как оказалось, есть некоторые запреты. Вернее, один-единственный, но влияющий на «любовный» вопрос.

Легко было о нём умолчать. Лукиан распространяться о запрете не будет, Хозяйка тем более. Но мне виделось бесчестным не рассказать Тане. Обмануть близкого человека ради своей выгоды? Нет, простите, но это не ко мне.

— Ты помнишь, как мы последний раз были у твоей матери?

В глазах Тани на мгновение мелькнула боль. Она нахмурилась и кивнула.

— В тот вечер Елизавета говорила со мной наедине. И взяла с меня слово, что ты выйдешь замуж в течение трёх лет.

Таня поджала губы, но ничего не сказала.

— Женюсь сам или найду тебе достойного жениха, с которым ты будешь счастлива.

— Но я недостаточно хорошая партия для светлейшего князя? Ты это хочешь сказать?

Мы встретились взглядами. Она смотрела на меня с усмешкой, стараясь скрыть внутреннее напряжение.

— Скорее, это я для тебя мезальянс, — я ответил ей насмешливым тоном. — Дочери императриц не выходят за свежевыделанных князей с нищими владениями на краю мира.

Таня рассмеялась.

— Мы стоим друг друга, князь. Моё происхождение против твоего «нищего» княжества. Так что же, ты хочешь сделать мне предложение?

— Сначала ты должна кое-что узнать. Я некромант, если ты помнишь.

— Об этом сложно забыть.

— А у некромантов не может быть детей. Никогда. Ни при каких условиях.

Между нами повисла пауза. Я молчал, давая ей время обдумать услышанное. А она качала ногой и вглядывалась мне в лицо.

— Это причина, почему ты не хочешь жениться?

— Это причина, почему я не прошу тебя выйти за меня. Я же знаю, как ты любишь детей и хотела бы иметь своих.

— Откровенность за откровенность, Костя, — Таня прищурилась. — Ты думаешь, мама не сказала мне про твоё обещание? Я знала про него раньше, чем ты дал слово. Вот только оно не имело для меня никакого значения.

Она облизала губы, не отводя взгляда.

— С первого же момента, как я тебя увидела, ты стал для меня идеалом. Мужчиной, самым лучшим на свете. Рядом с которым я хотела быть рядом, даже обычной служанкой. Я упросила Настасью Филипповну взять меня в усадьбу, я пришла к тебе в спальню, и ты сделал меня счастливой. Учила магию, чтобы стать к тебе ближе. Хотела бежать следом, когда тебя увезли в Петербург в первый раз, и только Настасья Филипповна меня удержала. Это я подбила Сашку ехать за тобой в столицу. Отказалась стать наперсницей императрицы, только чтобы вернуться в Злобино и быть рядом с тобой. И ты думаешь, что твоя «причина» меня остановит⁈

Она рассмеялась.

— Марья Алексевна предупредила меня о ней ещё год назад, когда прознала, что я ночую у тебя.

Да ёшки-матрёшки! Чтоб этим старым колдунам пусто было! Все обо мне всё знали и упорно молчали, будто так и надо.

— Я не собираюсь замуж ни за кого другого. Достаточно того, что ты будешь рядом, как учитель, любовник или просто друг.

Отбросив одеяло, Таня встала и подошла ко мне, совершенно не стесняясь наготы. Склонилась, заглянув в глаза, и тихо сказала:

— Я была достаточно откровенна? А вот ты недоговариваешь. Ты не просто дал слово. Мама наложила на тебя заклятие принуждения. Я чувствую, как оно давит на тебя, требует выдать меня замуж.

— Оно не имеет значения.

Я привлёк девушку к себе, и она, ойкнув, оказалась у меня на коленях. Её руки тут же обхватили мою шею, и Таня прижалась ко мне.

— Ты выйдешь за меня замуж?

— Не сейчас.

— Что?

— Сначала я должна снять с тебя заклятие мамы. — Она прижала палец к моим губам, не давая возразить. — Я сниму его, когда научусь владеть Талантом, и ты решишь ещё раз. Без влияния магии. И если надумаешь, я соглашусь стать твоей княгиней.

— Глупенькая. Заклятие не влияет на мой выбор.

— Всё равно, я так хочу. Быть уверенной, что ты меня любишь по-настоящему.

Я подхватил её на руки, встал, отнёс на кровать и показал, что к ней чувствую. А потом она ответила тем же. И снова, и снова, так что до утра мы так и не заснули.

— Через год мне хватит сил снять его, — сказала Таня, прежде чем уйти, — и не спорь, прошу. Для меня это очень важно.

— Хорошо, год так год, — я обнял её и поцеловал. — Но если не сможешь, я женюсь на тебе и так.

Она тихонько рассмеялась и прижалась ко мне ещё крепче.

К середине января мы уже проложили вёрст двадцать эфирной дороги через болота за Гусь-Мальцевским. Работа шла по накатанной, все знали, как и что делать, и бригады трудились слаженным механизмом.

Кулибин соорудил колёсную платформу с краном для очистки стволов от ветвей и погрузки брёвен. Так что и скорость прокладки почти не пострадала, и Евграф Валерьянович получил лес для казны. Подозреваю, что старику просто хотелось показать свою значимость, вот он и нашёл, к чему придраться.

Кстати, Лудильщикова старший экзекутор так и продолжал эксплуатировать. Сам помещик больше не появлялся, скорее всего, просто боясь попадаться старику на глаза. А вот его крестьяне возили брёвна, крестясь при виде локомотива и боясь к нему приближаться.

— Задумка у вас хорошая, — сказал мне Евграф Валерьянович, в очередной раз наблюдая, как крепостные обходят стоящий поезд по широкой дуге, — но людишки будут бояться вашей машины. Народец-то у нас тёмный, дикий. Не опасаетесь, что ваше летающее чудо уничтожат, как жуткое чудовище?

— Привыкнут, — я махнул рукой, — человек такое существо, что ко всему привыкает. Стоит только запустить первую линию и начать перевозки. Это сейчас поезд диковинка, а начнут его каждый день видеть — то и замечать перестанут. А там поезд начнёт ассоциироваться с пользой: доставленной почтой, приехавшими родственниками, привезёнными товарами. Поверьте, Евграф Валерьянович, не пройдёт и несколько лет, как поезда начнут ждать больше, чем ярмарку.

Старичок-экзекутор пожал плечами и пошёл к своему вагону. Долго стоять на морозе он не любил и при первой возможности прятался в тепло.

— Константин Платонович! Константин Платонович!

Я обернулся и увидел тележку, летящую по эфирному пути. Маленькую такую платформу, на которой едва поместились нужные Знаки. В движение её приводил пропеллер на мускульном приводе, то есть банально с помощью педалей. Аэровагонетка, как назвала её Таня, придумавшая это средство передвижения.

— Константин Платонович! — опричник на вагонетке махал руками и пытался привлечь моё внимание. Двое других опричников яростно крутили педали.

Я поднял ладонь, показывая, что увидел, и пошёл навстречу.

— Константин Платонович, — опричник на ходу соскочил на землю и поклонился мне, — к Злобино приближаются два дормеза в сопровождении полуэскадрона конной гвардии.

— Где они?

— Повернули от Добрятино на Архангела.

— Едем, разворачивай вагонетку.

Я подозвал Черницына, оставил его за старшего и через две минуты уже заскочил на летающую платформу.

— Поехали, — скомандовал я опричникам, — выжимайте всё, что можете, судари.

Парни подналегли, и вагонетка стала набирать скорость. Холодный ветер бил в лицо, делая поездку на открытой платформе не слишком приятной. Я вытащил из кармана полушубка очки-консервы и натянул прямо поверх шапки. Теплей не станет, зато глаза перестанут слезиться.

Мы догнали процессию, когда они подъезжали к Злобино, только не к усадьбе, а к селу. Эфирный путь шёл параллельно обычной дороге, укрытый от неё небольшим перелеском. В разрывы между деревьями хорошо были видны и громоздкие дормезы с императорским гербом на дверцах, и конногвардейцы, трусящие на механических лошадях. А вот они вагонетку не замечали — по сторонам не смотрели, высоко подняв меховые воротники, а шум механических коней отлично маскировал гул пропеллера.