Первым делом рабочие разметили участок — отмерили отрезки по десять аршин и расчертили мелом под прокладку двух колей. Затем выкатили на дорогу «бурильные», как их обозвал Кулибин, установки. Здоровенные свёрла, закалённые с помощью магии, вгрызлись в псевдокамень, разбрызгивая вокруг себя серую крошку.

— Дядя Костя, а зачем они дырки делают? — Ксюшка дёрнула меня за рукав.

— Это не дырки, а конусные технологические отверстия, — на автомате ответил я, не отрываясь от наблюдения за процессом.

— Дядя Костя! — она дёрнула сильней. — А в чём разница? Чем дырка от отверстия отличается?

— Кхм… Дырка… — я попытался сформулировать. — Дырка — это когда что-то испортилось или случайно получилось. Например, носок порвался или картину проткнули чем-нибудь. А отверстие делают специально, для какой-нибудь полезной цели. Скажем, сверлят в двери, чтобы вставить замок.

— Ага…

Ксюшка наморщила лоб, напряжённо обдумывая неожиданную классификацию.

— То есть дырка в бублике на самом деле отверстие? Его ведь специально делают, когда лепят.

— Выходит, что отверстие.

— А дупло в дереве?

— Дырка. Никакой пользы дереву от него нет, один вред.

— А в сыре, дядя Костя, дырки? Или отверстия?

— Подумай сама.

— Дырки, — с уверенностью заявила Ксюшка, — они сами по себе получились. А если мышка прогрызла, то это отверстие!

Таня и Агнес, слышавшие наш разговор, едва сдерживались, чтобы не расхохотаться. Я строго на них посмотрел, и девушки отвернулись, прикрывая рты ладошками.

— Я права, дядя Костя? Мышка ведь специально сыр грызла, для пользы.

— Если с точки зрения мышки, то да, отверстие. А с точки зрения человека — дырка, сыр-то испорчен.

— А это не мой сыр, я его вообще не ем. Пусть мышка грызёт, сколько хочет. Будет толстая, упитанная, её Мурзилка съест, и будет ещё большая польза.

Довольная сделанными выводами, девочка побежала к поезду, видимо, сообщить Мурзилке о полезных мышах и отверстиях. А я вернулся к дорожным работам.

Пока я разговаривал с Ксюшкой, «бурильную» технику убрали и её место заняли «стекломешалки». Эдакие огнеупорные бочки на колёсах, в которые рабочие закидывали песок, тот самый, купленный у Добрятникова. Знаки, нанесённые на бочки, разогрели содержимое до жидкого состояния, превратив жёлтый песок в мутное, полупрозрачное стекло. Эту массу и заливали в пробурённые отверстия, заполняя почти до края. И тут же погружали в них щипцами стальные пластины с деланными связками — генераторы невидимого жёлоба эфирной дороги.

— Черницын! — я махнул парню. — Связка принца Руперта!

Мой лучший «деланный инженер» кинулся выполнять указание. Над каждым заполненным отверстием он быстро рисовал три простых Знака, связанных в трилистник. Стекло тут же застывало, превращаясь в твёрдую, практически неуязвимую поверхность. Разбить его можно было, только выкопав целиком и ударив по «хвосту», спрятанному на самом дне.

— Всем отойти!

Выгнав всех со свежепостроенного участка, я двинулся вдоль правого ряда вмурованных генераторов, активируя их один за другим. И наблюдая, как сплетается из эфира невидимый эфирный жёлоб. Проследив, что силовые линии замкнулись правильно, я повторил действия для левого пути, по которому пойдёт встречное движение.

Хождение рядом с путями эфирной дороги не доставило особого удовольствия. В связки-генераторы специально была добавлена охранная схема: стоило только подойти к ним, как человеку становилось крайне неуютно, а если заступить в область эфирного жёлоба, то и вовсе болезненно. А если человек упорствовал, то минут через пять впадал в панику и бежал прочь сломя голову. Никакого вреда здоровью магия не причиняла, но находиться на путях было невозможно.

— На сегодня всё, возвращаемся в Злобино.

Уже в вагоне я раздал «деланным инженерам» листы со схемами заклятий.

— Разбирайтесь, что непонятно, спрашивайте и учите наизусть. Прокладывать эфирную дорогу предстоит именно вам.

Глядя, как они склонились над бумагами, я незаметно улыбнулся. Первый набор моих учеников полностью оправдал ожидания и даже перевыполнил их на двести процентов. Умницы, трудяги и юные гении. Сейчас на их плечи ляжет строительство Екатерининской дороги, многие сотни и сотни вёрст. Всякую текучку придётся с них снять, вроде телеграфных аппаратов, муромского огнива и прочего. Но их заменит второй набор, гораздо более многочисленный. Не сомневаюсь — и эти тоже окажутся не менее хороши, но первые ученики из крепостных навсегда останутся в моей памяти и уголке сердца.

Ксюшка, набегавшись по морозу, дремала, сидя между Таней и Агнес. Девушки, тихонько переговаривались, а та сладко сопела, даже во сне поглаживая кота, положившего голову ей на колени.

Пока поезд медленно полз обратно, я делал в записной книжке пометки, прикидывая объём и скорость работ. На всё про всё для создания куска дороги в полсотни саженей ушло всего четыре часа с хвостиком. Но это сейчас, когда мы строили лишь один участок. В дальнейшем команды, отвечающие за отдельные этапы строительства, не станут ждать полной постройки, а будут сразу переходить на следующую «делянку». Да и команд будет не одна, а минимум четыре.

Я сделал грубый подсчёт: одна бригада полного цикла вполне может успеть за день построить версту дороги. Выходит, в день четыре версты, до Москвы, как я считал по карте, примерно двести девяносто вёрст, если обойти с севера, на дорогу Москва — Петербург. Итого, чуть больше двух месяцев. Плюс некоторые задержки, праздничные дни и прочие неожиданности. И выходит, что за эту зиму мы технологическую ветку успеем доделать. А уж шесть сотен вёрст до Петербурга за год точно построим и уложимся в назначенные сроки.

Утром следующего дня, едва я позавтракал, ко мне «на аудиенцию» явился староста из Злобино. Я велел подать в гостиную кофий и позвать его туда.

— Доброе утречко, барин, — староста низко поклонился, — разреши тебя побеспокоить по небольшому делу.

— И тебе здравствуй, Фрол Фомич. Зачем меня хотел видеть?

— Ты, барин, изволишь дорогу волшебную строить. Вчерась всем селом смотрели, — он цокнул языком, — какие ты чудеса творил. Даже Василий Фёдорович, земля ему пухом, такого не делал.

Взмахнув ладонью, я дал ему знак, чтобы переходил к делу.

— Барин, мы углядели, что ты лес жжёшь, чтобы дорогу проложить. А, мож, мы того, деревья-то порубим да и на дело пустим. Чего добру в дым уходить?

На секунду задумавшись, я кивнул. Пока «инженеры» разучивают заклинание, всё равно полноценной работы не будет. Так что задержки от валки леса почти что не случится. А если к процессу подключусь ещё и я, то даже выйдет ускорение от прокладки просеки.

— Собери своих людей, Фрол Фомич. Через час подъеду к концу дороги, и будет вам лес.

Допив кофий, я отправился в мастерские. «Инженеров» оставил учить связки Знаков, приказал погрузить на платформы механических лошадей, и с рабочими поехал на поезде к месту строительства.

Всё оказалось даже проще, чем представлялось. Анубис, чуть ли не пища от восторга, создал из снега свои любимые «циркулярные водяные пилы», которые отлично подошли, чтобы валить деревья. Крестьяне совместно с рабочими споро обрубали на них ветки и механическими лошадьми оттаскивали стволы к началу просеки. Я выжигал валежник с пнями, чтобы убрать препятствия, и всё повторялось заново. Когда на лес опустились сумерки, просека удлинилась почти на четыре версты и упёрлась в речушку Вареху.

— Благодарствуем, барин, — староста привёл кланяться мне всех мужиков, работавших на вырубке, — на цельный год хватит, даже останется.

— Точно хватит? Можем завтра ещё столько же срубить.

Староста покосился на едва замёрзшую речку в низинке, видимо, прикидывая, как тащить брёвна с той стороны, и замотал головой.

— Не, барин, не нать больше.

— И не жалко, что я жечь буду?

— Да чё жалеть-то? Вона скока леса вокруг! Не успеешь оглянуться, как новый нарастёт.