— Провожу Сашку в Петербург и сразу же поеду в Павлово, — обещал он, — чтобы закончить дела.

— Сначала в Злобино, дружище. В Павлово вместе съездим, хочу сам посмотреть, что там происходит. Кстати, где вы в Петербурге жить собираетесь? Может…

— Не надо! — Бобров замахал руками. — Императрица обещала Саше подарить особняк, так что ничего давать не нужно.

— Ладно, уговорил, — я хлопнул его по плечу. — Если что, сразу мне телеграфируй, приеду и помогу.

— Ты тоже рассчитывай, что мы с Сашей всегда в твоём распоряжении.

От разговора нас отвлёк топот копыт. По аллее к особняку подъехали двое всадников: Григорий Орлов и Шешковский.

— Ну слава богу, успели! — Орлов лихо спрыгнул и направился ко мне, грозя на ходу пальцем. — Думал сбежать, не попрощавшись? Ничего у тебя не получится!

— Вчера же с тобой прощался, чертяка. — Мы обнялись. — Случилось что-то? Или Екатерина ещё надеется, что ты сможешь меня переубедить?

— А есть шанс? Представь, какой шорох мы бы навели с тобой в Петербурге!

Я покачал головой.

— Не создан я для столичной жизни. Лучше ты ко мне приезжай. Сходим на охоту, в бане попаримся, рябиновки выпьем.

— Обещать не буду, сам знаешь, как тут всё вертится.

— В любом случае моё приглашение бессрочное. Приезжай в любое время, я буду рад тебя видеть. И помни — ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь, что бы ни произошло.

Больше чем уверен: рано или поздно Екатерина разжалует Гришку из фаворитов. Слишком он буйный, чтобы долго удержаться возле императрицы. А мне он останется другом в любом случае.

— Чуть не забыл! — Орлов хлопнул себя по лбу. — Катя велела тебе передать в благодарность за спасение Голицыной.

Он вытащил коробочку, обитую бархатом, и сунул мне в руки. Внутри лежал перстень с крупным сапфиром. Уж на что я не любитель всяких побрякушек, и то залюбовался изумительным камнем чистого синего цвета.

— Передай мою благодарность Екатерине Алексеевне.

В голове сразу же начали появляться мысли, как использовать подарок. В такой камень можно запихнуть очень интересные связки Знаков с большим запасом эфира. Надо только выбрать что-то одно из внушительного списка разных полезностей.

Шешковский, ждавший поодаль, тихо кашлянул, напоминая о себе. Орлов косо глянул на него, но уступил тайному экспедитору и отошёл попрощаться с Таней.

— Не буду говорить, как мне жаль, что вы уезжаете, Константин Платонович, — Шешковский хмыкнул. — Вы и так этого наслушались за последние дни.

— И на том спасибо.

— Тем более я с вами прощаюсь ненадолго. Через месяц приеду к вам решать дела с телеграфом, если не возражаете.

— Всегда к вашим услугам, Степан Иванович.

— Я, собственно, приехал по другому вопросу. Помнится, вы говорили о вашей эфирной дороге и желали, чтобы вам оказали с ней поддержку.

— Да, было такое.

— Мы обсудили ваш проект. И решили, что он может принести немалую выгоду и нашему ведомству.

— Приятно слышать такую оценку.

— И мы готовы способствовать, устранив препоны там, где это возможно. Кроме того, мы готовы войти в дело капиталом.

Я постарался скрыть улыбку. Сообразили, значит. Что же, тем лучше для меня. Такой жирный кусок не съесть в одиночку и поделиться будет не грех. Переложив на тайных экспедиторов проблемы с землёй и чиновниками.

— Но у нас есть два условия, Константин Платонович. Во-первых, желательно не выпячивать ваше участие.

— Что вы имеете в виду?

— Не называть «Урусовской дорогой», к примеру, — Шешковский насмешливо показал зубы. — Найдите подходящего промышленника, кто станет лицом компании. У вас слишком много недоброжелателей, и не хотелось бы их дразнить.

— Согласен, я и сам хотел так сделать. Что ещё?

— Первая ветка вашей дороги должна пройти между Москвой и Петербургом. Причём как можно быстрее. Крайне желательно построить её в течение двух лет.

А вот с этим у меня были другие планы. Для начала проложить дорогу до Мурома, а затем одновременно двигаться на восток и запад.

— К чему такая спешка, Степан Иванович?

— Есть причины, Константин Платонович, политического характера. Мы, знаете ли, тоже не в пустоте существуем. Эфирная дорога должна получить высочайшее одобрение, подгадав удачный расклад сил при дворе. Через два года мы планируем сместить некоторых деятелей и протащить нужное решение.

Шешковский что-то недоговаривал, но я не стал трясти его как грушу. Посмотрим для начала, успею ли я к назначенной дате.

— Я вас услышал, Степан Иванович. Обещать не буду, но постараюсь. У проекта есть сложности технического характера.

— Вот и хорошо. Вы решайте свои проблемы, а мы займёмся своими. Глядишь, и встретимся где-то посередине, — Шешковский хохотнул незамысловатому каламбуру. — А теперь примите от нас небольшой презент.

Шешковский вложил в мою ладонь небольшую вещицу. Кованую птицу размером с мизинец, с развёрнутыми веером крыльями и хвостом. Без украшений, узоров или инкрустаций, просто забавная железная игрушка

— Ваша личная птица счастья, — улыбнулся тайный экспедитор.

Никакой магией от амулета не пахло, в эфирном плане он был полной пустышкой. А вот мелкие буквы с цифрами на крохотном туловище навевали определённые мысли. «ТК. 1717»

— Птица счастья, говорите? Или пропуск в Тайную экспедицию?

— Скорее жетон, позволяющий получить помощь. Покажите его в случае нужды любому тайному экспедитору, прокурору или послу за границей, и он постарается решить ваши трудности. Чудес не обещаю, но кров, новые документы и немного денег вы получите.

— Благодарю, Степан Иванович. Один из лучших подарков, который мне делали.

Мы обменялись с Шешковским рукопожатием и понимающими взглядами. Можно считать, что Тайная экспедиция приняла меня в свои ряды и выдала секретный знак. Что же, презент может оказаться крайне полезным, если что-то пойдёт не так.

Отправление затянулось ещё на полчаса, пока все прощались со мной и Таней по второму, а после и третьему разу. В конце концов я прервал бесконечное прощание, усадил девушку в экипаж, помахал провожающим в окошко и велел ехать. Мурзилка, давно спавший в дормезе, открыл один глаз, посмотрел на нас и снова заснул.

Едва мы выбрались из Москвы, Таня встрепенулась.

— Ой, чуть не забыла! Он велел отдать тебе, как мы проедем заставу.

— Кто?

— Павел Петрович.

Таня протянула узкий ореховый пенал. Но вместо перьев и карандашей там обнаружился рубиновый крест на красной шейной ленте. В центре креста на белом фоне была изображена женщина в длинных одеждах.

— Это крест Святой Анны, — пояснила Таня. — Павел унаследовал орден от Петра Фёдоровича и имеет право вручать награду. Он сказал, что обязан дать его тебе и отец не возражал бы. Только просит не носить его открыто, чтобы не раздражать Екатерину.

— Так и сделаю. И поблагодарю лично, когда он приедет в Злобино.

— Наследник⁈ — Таня захлопала глазами.

— Угу. Екатерина отдала его мне в обучение деланной магии. Павел будет приезжать несколько раз в год и брать уроки.

— Ой! Это же… Надо будет Ксюшу на это время…

— Не надо, — я усмехнулся, — мальчику будет полезно пообщаться с ней. Я бы приставил к нему десяток Ксюшек для закалки характера.

Ещё час мы болтали с Таней, но девушку начало клонить в сон, и она задремала, убаюканная мягким покачиванием дормеза. А я, наоборот, был полон сил и не знал, чем занять себя.

Впрочем, одно дело у меня всё же было. Сходить за грань и поговорить с Хозяйкой. Во-первых, убедиться, что битва с той загадочной сущностью, прятавшейся под покрывалом, закончилась. А во-вторых, задать вопросы, настоятельно требующие ответов. Про масонов, их покровителя, называемого Гермесом Трисмегистом, опять же о той тётке в зале с колоннами. Так что я закрыл глаза, сделал глубокий вдох и шагнул на туманное поле.

Сухая трава шуршала под ногами, туман клубился вихрями, а я шёл вперёд только для того, чтобы не стоять на месте. Слишком уж давила тишина, отчего казалось, будто клочья молочной пелены складываются в гротескные лица то ли кающихся грешников, то ли разгневанных ангелов. А может, и не было ничего, и у меня просто разыгралось воображение.