— Бронировала номер двести пятьдесят. Позвоните в ресторан, пожалуйста, на моё имя заказан ужин, пусть доставят в номер. Мужчина — мой гость и скоро уйдёт, — вежливо говорю я.

— Ваш ужин сейчас доставят, госпожа Соколова, — женщина не перестаёт улыбаться.

Она регистрирует меня, я расплачиваюсь, потом мы с папой идём на второй этаж, в мой номер. Он оказывается весьма скромным. Кровать, угловой шкаф, маленький журнальный столик и два кресла. На стене висит телевизор. Всё это умещается в комнате, на вскидку, не больше двенадцати квадратных метров. Толкаю дверь в уборную. Душевая кабина, унитаз и раковина на минимальной площади. Что ж, я и не стремилась жить в апартаментах.

Кидаю сумку у шкафа и иду в уборную. Отец садится в кресло, он принимает еду, пока меня нет, потом тоже скрывается за дверью.

Я плюхаюсь в кресло, наливаю в бокал немного вина и делаю пару глотков. Нервничаю, даже руки дрожат.

— Давай поедим, и ты расскажешь, зачем приехала. Я пить не буду за рулём всё же, от сока не откажусь.

Отец наливает из графинчика апельсиновый сок, мы чокаемся, пьём за нашу встречу. Я нервничаю ещё больше.

— Пап, как ты относишься к пластическим операциям? — наконец-то решаюсь спросить я.

— Если нужно исправить изъяны на теле, то положительно, в остальном нет.

— Я хочу переделать нос и подбородок. Мать говорит, что и так хорошо, но ты же видишь, насколько по-уродски я выгляжу.

— Не преувеличивай, ты не уродина, но да квадратный подбородок тебе не идёт, достался от меня в наследство. Если хочешь, делай коррекцию, — спокойно говорит отец.

— Не перебивай только, ладно? Я расскажу, а ты потом ответишь мне, нужна я тебе или нет.

Я начала с самого детства, вспомнила ту самую куклу, туфельки с бантиками и косички первой красавицы класса. Из меня прёт как из рога изобилия. Отец молчит, не перебивает. Его взгляд сосредоточенный. Он внимает каждому моему слову. Я рассказываю, как мать вечно гнобила меня и унижала, что меня считают шлюхой в институте, но это не так.

— Пап, я хочу переехать жить к тебе. Не в смысле к тебе домой, а в этот город. Квартиру куплю. Мне нужно сменить имя и фамилию, возьму твою. Ты не думай, мне от тебя ничего не надо, дед большое наследство оставил, скоро получу его.

Когда заканчиваю говорить, отец молчит. Он отпивает сок, несколько минут кушает. Я тоже ем, но кусок застревает в горле и приходится проталкивать его вином. Сейчас папа скажет, что я ему не нужна после стольких лет, он же меня не воспитывал.

— Дочь, я буду счастлив, если ты будешь рядом и возьмёшь мою фамилию. Я в шоке, знал бы, что мать с тобой так обращается, попробовал бы отвоевать через суд. Я так виноват, что исчез из твоей жизни на много лет.

— Спасибо, пап. Я уже выбрала для себя новое имя. Николь, — тихо говорю я, пытаясь не разреветься.

— Не по-русски как-то, да и хрен с ним, — отец рубит рукой по воздуху. — Ты моя кровь, Катя. Да, родилась не в браке, случайный залёт, но я полюбил тебя и не переставал думать о тебе всё то время, что мы не виделись. Друг иногда присылал твои фото, снятые тайком. Моим пока говорить не будем. Вот когда сделаешь всё, что запланировано, представлю тебя им как свою дочь.

Папа замолкает, я не верю своим ушам. Он меня принял? Серьёзно?

— Ты хочешь сказать, что готов меня познакомить с семьёй? — спрашиваю я дрожащими губами.

— Почему нет? Ты моя кровь. Запомни это. Я твой отец и всегда готов тебе помочь. С другими детьми проблем быть не должно. Будет у них сестра Николь.

— Спасибо, пап.

Встаю и обнимаю отца. Он похлопывает меня по спине.

— Если нужна будет помощь, обращайся. Думаю, тебе она потребуется. Наташа знаешь же какая. Хотя не будем о ней говорить. Мне пора. Завтра в двенадцать дня заеду за тобой, выспись как следует и не думай о плохом. Поедем на экскурсию, надеюсь, тебе у нас понравится.

Отец прощается и уходит, я плетусь в душ. Неужели жить стало легче? Да, определённо, легче. Теперь мне есть на кого опереться, есть к кому уехать, если станет тяжело. Впрочем, я и так собиралась покинуть родные пенаты.

Я уже несколько дней в Волгограде. Отец возил по городу, мы ели в уютных ресторанчиках. Теперь я сама гуляю по улочкам, заглядываю в магазины. Мне здесь нравится. Большой шумный мегаполис, но отчего-то кажется, что мне здесь гораздо уютнее.

Выхожу на центральную набережную, тут очень красиво. Погода теплее, чем у нас в городе, но с Волги дует прохладой. Можно посидеть на пустой лавочке, что я и делаю. Присаживаюсь, смотрю на реку с замиранием сердца. Хочу остаться здесь, вот прямо взять и остаться.

Помню, как летела сюда два с половиной часа. Не спала, думала об отце, боялась. Оказалось, зря. Я открылась ему и не прогадала. Друзьям о переезде скажу в последний момент. Я и без того завралась, сказала, что улетаю в Питер, якобы мой отец живёт там. Не хотела, чтобы Кир узнал правду. Для него я тоже в Питере. Пиликает телефон. Мессенджер оповещает о сообщении.

«Привет. Как ты? Я скучаю по тебе. Скорее бы уже приехала. Тебя нет в институте и так тоскливо. Без тебя всегда тоскливо», — пишет Кирилл.

«Привет. Обратный билет взяла на воскресенье. Скоро буду дома», — быстро набираю ответ.

«Я встречу тебя в аэропорту».

«Не стоит. За мной приедет мама».

«Пришли мне свою фотографию».

«У тебя их много. Прости, но мне сейчас некогда».

«Хорошо, тогда до встречи».

Кир напоминает мне о фото, я ёжусь не только от внезапного порыва ветра. Встаю и иду назад, к остановке. Вчера я решила поговорить с папой ещё и о Кире. Рассказала о его настойчивости, о фото на стенах.

— Будь осторожна, такие люди могут быть опасны. Не всегда, разумеется. Я адвокат и повидал многое, иногда человек просто зависим от другого. И я сейчас не о том, что ты богатая и я от тебя завишу, я говорю о психической зависимости. Такие люди стремятся всецело обладать предметом своего обожания. Это моё — вот их принцип, а раз моё, значит, никому не отдам. Ревность тут идёт об руку с бесконечным обожанием, такие люди могут и убить по принципу не доставайся же ты никому, — поведал мне тогда отец.

Да, папа сказал, что не обязательно в моём случае так, но я-то помню слова Кирилла. Он с таким жаром и уверенностью говорил, что ни одна тварь, кроме него, не сможет ко мне прикоснуться. Такое пугает. Отец прав, стоит поостеречься.

Я летела домой абсолютно счастливая. Папа меня не только принял, но и обещал помочь. Он уговаривал переехать к нему, я и сама уже склонялась к этому варианту. Когда мы прощались в аэропорту, то он обнял меня и сказал: «Удачи в делах, дочь. Хорошего полёта».

Я помню, как я была безумно счастлива в тот момент. Один человек меня уже принял, посмотрим, сколько ещё людей готовы на такой шаг.

В родном городе встречала мама. Воскресенье, и у неё не нашлось других дел, кроме меня. Водитель, он же охранник, с бычьей шеей и перекачанными руками, выглядел рядом с ней нелепо. Вот не идёт ему костюм и всё тут, в нём он осмотрится как-то фриковато. Ещё эта удавка на шее — любимый мамин атрибут. Ненавижу галстуки, по моему мнению, это совершенно лишняя и нефункциональная деталь гардероба.

Мама сказала мне по телефону, что сменила водителя. Я очень удивилась. Теперь я смотрю на этого быка и ёжусь под его взглядом. Он глядит на меня исподлобья, и хочется забиться в нору, как крысе.

— Привет, дочка. Знакомься, это Семён Игоревич. Он новый водитель, охранник и мой мужчина. А это моя дочь Катя, — улыбаясь проворковала мама.

Мы поздоровались, я была в шоке. Её мужчина? А как же Лёнечка? Вот это поворот. Разумеется, при Сене я не стану задавать вопросов.

Когда сели в машину, мама умостилась со мной на заднем сиденье.

— Как отдохнула, дочка? — спросила мама.

— Хорошо. Набралась впечатлений и сил. Было здорово вот так вырваться куда-то.